Смятение в задворках дворца длилось недолго: уже на следующий день слухи о болезни Императора были приглушены, и Сяо Хуань, отдохнув всего несколько дней, вновь стал выходить на утренние заседания, как прежде занимаясь делами государства.
В это время Чжан Чжудуань, недавно выдвинутый им, проявил себя умелым и рассудительным чиновником. Он сумел наладить подвоз зерна, укрепить дамбы и расселить пострадавших, постепенно усмирив надвигавшееся бедствие в Цзянхуай.
На другом краю страны, у Шаньхайгуаня, положение на фронте тоже изменилось: племена Нучжэнь, некогда неудержимые, теперь были заперты Ци Чэнляном за крепостными стенами и, истощённые долгими боями, утратили прежний пыл.
Однако вскоре вожди Нучжэнь сменили трёхцветные знамёна племенного союза на ярко‑жёлтые штандарты. Вождь племени Шатай по имени Кумоэр провозгласил себя императором, нарёк своё государство Чэнцзинь — «Наследие Золотого» — и объявил, что намерен возродить державу Цзинь, вернуть под власть нучжэнь северные земли по северный берег Янцзы.
Так восстание стало открытым мятежом. Великий У, державший в страхе соседние страны, не мог стерпеть подобного вызова. В Нэйгэ и в Ведомстве военных дел ежедневно гремели споры, и даже предложение о личном походе императора было внесено в повестку.
А в покоях — тишина и мир. К празднику середины осени устроили скромный пир в честь духов, и все наложницы вместе возносили молитвы за воинов на границе, демонстрируя редкое единодушие.
Дни становились всё холоднее, и в столицу незаметно пришла поздняя осень.
Небо затянуло серыми тучами. Я сидела у окна с зелёными занавесями, читала и чувствовала, как холод пробирает руки и ноги. Уже собиралась велеть принести жаровню, как вдруг вбежала вся раскрасневшаяся Цзяоянь с носом, покрасневшим от холода.
— Государыня, угадайте, какая радость меня постигла! — глаза её блестели, голос звенел от возбуждения.
— Что, опять стащила что‑нибудь вкусное из императорской кухни? — не удержалась Сяо Шань, вышивавшая в углу ароматный мешочек. Эта девчонка, сама обожая лакомства, считала, что все радости на свете сводятся к еде.
— Вот ещё! Сяо Шань‑цзе (сестра Сяо Шань) только и думает о еде, — фыркнула Цзяоянь, не стесняясь перебить старшую. Она давно уже переняла от Сяо Шань её вольный нрав, хоть та и была старшей служанкой при Дворце Сокровенной Красоты.
— Тогда что же? — Сяо Шань округлила глаза.
— Пусть государыня сама угадает, — Цзяоянь прищурилась, улыбаясь.
Я, видя, как она сияет, тоже заинтересовалась, отложила книгу и задумалась:
— Твоя мать прислала весточку?
Улыбка мгновенно спала с её лица. Она опустила взгляд:
— В этом году везде неспокойно… кто знает, как она там.
— Значит, не это, — я мягко улыбнулась. — Тогда сдаюсь.
— Вот видите! — оживилась она. — Я нашла себе учителя!
— Учителя? — переспросила я.
— Да! Государыня ведь говорила, что мои боевые приёмы слабы, вот я и нашла наставника, настоящего мастера.
— Мастера? — я удивилась. — В этом дворце? И чему же он тебя учит?
— Делать благовония, — ответила она и достала из рукава крошечный фарфоровый флакон. Стоило ей вынуть пробку, как из горлышка поднялась тонкая розоватая дымка, закружилась и, словно ожив, сложилась в воздухе в хрупкий прозрачный цветок розы, будто сотканный из света.
В ту же минуту комнату наполнил свежий аромат роз, не резкий, а лёгкий, будто после дождя стоишь среди влажных лепестков.
Цзяоянь взмахнула рукой, закрыла флакон, и дым рассеялся. Мы с Сяо Шань переглянулись, не веря, что всё это не сон.
— Ну как? Удивительно, правда? — гордо сказала она. — А ведь это всего лишь простое благовоние, которое мой учитель делает для очищения воздуха. Учитель говорит, что аромат может не только отгонять смрад, но и смущать разум, управлять волей, а при желании убивать или исцелять.
Я насторожилась:
— Где живёт твой учитель? Как его зовут?
Если она говорит правду, то это не просто мастер ароматов, а знаток ядов. Кто бы мог подумать, что в глубине дворца скрывается такой человек.
— Учитель живёт в зале Инхуа, — ответила Цзяоянь. — Я случайно заблудилась и наткнулась на него.
Зал Инхуа стоял в северо‑западном углу внутреннего города. Когда‑то там стояли статуи Будды, и туда приходили молиться наложницы, но с тех пор, как император Тайцзун отверг суеверия, место запустело. Перед залом находился Дворец Шоу-ань, прозванный Холодным дворцом. Неужели там поселилась опальная наложница прежнего государя?
Я задумалась и сказала:
— Отведи меня к своему учителю, хочу познакомиться.
— Конечно! — обрадовалась Цзяоянь. — Я уже рассказывала учителю, что государыня добра и справедлива, он тоже хотел бы вас увидеть.
— Вот как? Тогда пойдём сейчас, — я поднялась.
— И я с вами! — хлопнула в ладоши Сяо Шань.
— Нет, ты останься, присмотри за покоями, — нарочно поддразнила я и, не дожидаясь, пока она принесёт мне накидку, взяла Цзяоянь за руку и вышла.
Сяо Шань возмущённо вскрикнула, но мы уже скрылись за поворотом.
