Во вторник ровно в девять утра позвонил управляющий отделением банка. Он сообщил, что удалось просмотреть запись с камеры наблюдения у банкомата.
— Вчера поздно вечером меня вызвали в головной офис, — сказал он приглушённым, но спокойным голосом. — Проверил записии в Икэбукуро, и в Маруноути деньги снимал, похоже, сам Хаттори.
Для них худшим вариантом было бы, если бы наличность снял кто-то посторонний, поэтому, вероятно, в его голосе звучало облегчение ведь это означало, что с самим Хаттори, возможно, всё в порядке. Канако почувствовала, как в груди отпускает, банк, по крайней мере, верит, что это действительно он.
— Что касается заявления в полицию, — продолжил управляющий, — пока что, думаю, стоит исходить из того, что речь идёт о самовольном уходе. Не могли бы вы сегодня же подать заявление о розыске в ближайшее отделение?
— Да, конечно, я так и собиралась.
— Напомните, какое отделение у вас по месту жительства?
— Сэйдзё‑Хигаси.
— Понял, Сэйдзё‑Хигаси, — произнёс он, записывая. — И ещё: пожалуйста, не упоминайте в полиции ни о переводе миллиона йен со счёта клиента, ни о снятии этих денег через банкомат.
— Что?..
— Понимаю, вам может показаться это странным, но если об этом станет известно, вашего мужа заподозрят в присвоении, а банк втянут в расследование.
— Да, понимаю. Так и поступлю.
Для Канако это было даже к лучшему, скандала она боялась больше всего.
— Разумеется, это лишь временная мера, — добавил управляющий. — Мы не собираемся заминать дело. Не исключаем, что Хаттори могли шантажировать. С сегодняшнего дня в его отделении начнётся проверка, аудит и служба кадров изучат все проекты, в которых он участвовал. Так что прошу немного подождать результатов.
— Хорошо.
— И ещё: не заметили ли вы, что из дома что-то пропало? Или, может, вспомнили что-то, что могло бы объяснить его исчезновение?
— Нет… вроде бы ничего.
Канако запнулась. Было бы, наверное, лучше, если бы она могла привести хоть какой-то пример, намёк на предстоящий уход, но ничего не приходило в голову.
— Вчера вы упоминали, что ему звонили какие-то подозрительные люди. Не вспомнили ли что-нибудь ещё?
— Нет, не уверена даже, что звонки были подозрительными.
— Насколько я понял, их было два?
— Да…
— А когда именно?
— Простите, не помню.
Она почувствовала, как внутри поднимается тревога, сказанное наугад вдруг вызвало у банка живой интерес. Впрочем, в их положении это естественно, они ищут хоть какую-то зацепку.
— Тогда посмотрите потом календарь, записи. Завтра я приду с сотрудником из головного офиса. Всё, что вспомните, запишите пунктами.
— Хорошо.
Когда разговор закончился, Канако тяжело выдохнула. Похоже, ближайшие дни пройдут под знаком поисков Тацуро. Ни банк, ни его родня так просто не отступят.
В этот момент зазвонил телефон, на дисплее высветилось «Мачида, родной дом». Канако не стала отвечать. Свекровь наверняка заявит, что пойдёт с ней в полицию. Мобильный номер она пока не сообщала, но понимала, что это ненадолго.
Она ушла в спальню, словно спасаясь от звонка, и переоделась в серое, неброское платье. Для подачи заявления о розыске яркие цвета казались неуместными. Окинув взглядом шкаф, Канако вдруг подумала, что теперь всё это пространство принадлежит только ей одной, и это немного утешило. Когда всё уляжется, она купит себе новую одежду. Тацуро всегда вмешивался в её выбор, предпочитал скромные, женственные наряды и не терпел коротких юбок. Этим летом она непременно наденет что-нибудь открытое.
Телефон снова зазвонил, но Канако, не обращая внимания, вышла из дома и направилась в отделение полиции.
В Сэйдзё‑Хигаси, как и говорил управляющий, она обратилась в консультационное окно отдела общественной безопасности. Там было шумно, люди приходили и уходили, и Канако остро почувствовала, насколько её беда мала среди прочих.
Её выслушал пожилой полицейский с седыми волосами, видимо, уже на пороге отставки.
— Ну что ж, госпожа, дело нелёгкое, — сказал он, доставая бланки. — Муж пропал, значит?
Он задавал вопросы, заполняя строки ручкой, а Канако подробно пересказывала всё, что произошло.
— Понятно. Значит, в субботу днём он ушёл на работу и с тех пор не выходил на связь, — подвёл итог полицейский.
Он был приветлив, даже участлив, но в его тоне чувствовалась формальность.
— А что говорят на работе?
— В банке тоже ищут, но пока безрезультатно.
— И никто не возражал против обращения в полицию?
— Нет, ничего такого.
О том, что банк просил молчать, Канако, разумеется, не упомянула.
— Значит, признаков преступления нет. Если бы у него были серьёзные проблемы по работе, банк бы поднял тревогу и не послал бы вас одну.
Полицейский улыбнулся, явно радуясь, что можно не рассматривать дело как уголовное.
— Вот, заполните этот бланк. Что не знаете, пишите «неизвестно».
Канако взяла лист с надписью «Заявление о розыске пропавшего лица». И вдруг вспомнила:
— Ах да, у мужа пропал паспорт.
— Паспорт? Вы уверены?
— Да, его не оказалось в ящике, где он всегда лежал.
— Тогда не исключено, что он уехал за границу.
— Вот именно. Хотелось бы проверить, есть ли отметка о выезде.
Полицейский нахмурился.
— Боюсь, это не в нашей компетенции. Иммиграционная служба подчиняется Министерству юстиции, и мы не можем просто так запрашивать их данные. Если бы было подозрение на преступление, другое дело, но при обычном уходе из дома…
— Но ведь тогда мы не знаем, где его искать — в стране или за её пределами. Если он уехал, искать бессмысленно. Пожалуйста, проверьте.
Канако настаивала, пока не будет подтверждения выезда, ни банк, ни семья не оставят её в покое.
— Повторяю, госпожа, без решения суда мы не можем. Это личные данные. В Японии с этим строго. Так что, если это просто уход, сделать ничего нельзя. Прошу понять.
Он слегка поклонился через стойку. Так всё и решилось, случай признали обычным уходом. Для Канако это было даже облегчением.
Через полчаса она вышла из участка, оставив заявление. «Если что-то выяснится, мы свяжемся», — сказал полицейский, что, по сути, означало, ничего делать не будут. Канако почувствовала удовлетворение, задание выполнено.
Её словно частично оправдали, исчезновение одного человека не способно поколебать мир.
Дома на автоответчике мигал индикатор. Два сообщения, оба от свекрови. Слушать было излишне, но она всё же включила запись, раздражённый голос требовал перезвонить и сообщить, связалась ли она с Тацуро.
Канако заварила чай, сделала глоток и набрала номер.
— Канако, где ты была? — с порога набросилась свекровь.
— В полиции. Подала заявление о розыске.
— И что? Они будут искать?
— Вряд ли. Считают, что это уход из дома.
— Почему сразу решили, что уход? Это может быть преступление или несчастный случай! — голос свекрови дрожал от возмущения.
— Но без доказательств полиция не действует.
— «Не действует»! Канако, соберись. Это твой муж! У него не было причин уходить. Нужно настоять, заставить их искать. Назови имя того, кто принимал заявление, я сама поговорю.
Канако почувствовала, будто на неё брызжет чужая слюна.
— Погодите… Сегодня утром звонил управляющий отделением…
Она решила рассказать о подозрении в присвоении клиентских средств и о записи с банкомат, всё равно рано или поздно это всплыло бы.
— По словам управляющего… — начала она и подробно изложила историю с переводом и снятием двух миллионов йен.
На том конце провода воцарилась тишина.
— Этого не может быть, — наконец произнесла свекровь. — Тацуро никогда бы не тронул чужие деньги. Как ты можешь верить в такую чушь?
— Я тоже не верю, но на записи банкомата…
— Ты видела запись?
— Нет.
— Тогда я сама посмотрю. Сегодня же поеду к управляющему.
— Лучше подождите… Завтра он придёт ко мне с представителем из головного офиса. Может, вы придёте тогда?
Канако предложила это, лишь бы удержать свекровь от самовольных действий.
— Хорошо. Во сколько?
— Пока не знаю.
— Как узнаешь, сразу позвони.
Пришлось сообщить мобильный номер. Теперь и спрятаться не получится.
Когда разговор закончился, Канако почувствовала усталость, будто силы покинули тело. С утра произошло слишком многое. Она опустилась на диван, вытянула ноги на стол и долго смотрела в белый потолок. Маленький паучок торопливо перебегал с одного края на другой. «Держись, держись», — подумала она. «Этот паук — я».
Что же теперь делать? Она закрыла глаза и поняла, что ничего. Всё уже сделано. Стало удивительно легко. На часах было ещё до полудня, целый день впереди, свободный.
Канако решила выйти. В районе слишком много знакомых глаз, значит, поедет в Синдзюку. Пообедает в хорошем ресторане при отеле, потом заглянет в книжный. Давно хотелось почитать что-нибудь художественное. В студенческие годы она часами сидела в библиотеке, зачитываясь зарубежной прозой; может, перечитать Динесен — теперь воспримется иначе.
Собравшись, она вышла из дома и, проходя мимо станции, зашла в оптику, купила большие солнечные очки. Не то чтобы маскировка, но психологический щит. Надев их, почувствовала, как будто сбросила пару лет и ещё немного тяжести с души.
Вечером позвонила Наоми. Голос звучал оживлённо:
— Канако, отличные новости! — сказала она. — Помнишь Линь Лунхуэй? Я попросила Ли Чжу Мэй из Икэбукуро навести справки, вернулся ли он в Китай. Так вот, вернулся! Всё в порядке.
— Слава богу, — выдохнула Канако. Её тревожило это с самого начала.
— Значит, по записям паспортного контроля Тацуро выехал в субботу из Нариты и в тот же день прибыл в Шанхай.
— Знаешь, я говорила об этом в полиции, но они отказались проверять. Сказали, что иммиграция подчиняется Минюсту, а без признаков преступления, нельзя, мол, личные данные…
— Не переживай. Котобуки‑банк ведь мега‑банк, у них связи. Наверняка подключат бывших чиновников, и всё выяснят.
— Наверное, ты права.
— Если подтвердится, что он уехал за границу, все успокоятся.
— Все, кроме его матери. Она совсем не в себе.
— Это естественно. Но время всё расставит. Знаешь, ежегодно в Японии официально пропадает восемьдесят тысяч человек. Я даже посчитала, больше двухсот в день!
— Неудивительно, что полиция так равнодушна. Они сказали: «Если что-то выяснится, свяжемся», и всё.
— Вот именно. Так что держись спокойно.
— Да, ты права.
— Кстати, в эти выходные у меня выходные. Может, съездим в онсэн, переночуем?
— Не знаю… Если узнает семья Тацуро, поднимут шум, мол, муж пропал, а жена путешествует.
— Тогда поедем на север, в Хокурику. Скажем, что ты переутомилась, и мама попросила тебя немного отдохнуть.
— В таком случае, можно.
— Представь, Японское море, горячие источники, свежие сашими…
— Еду, — решительно сказала Канако. Она собиралась воплотить мечту.
Они проговорили больше часа. И сама возможность так долго болтать, не оглядываясь, казалась Канако новой, почти головокружительной свободой.
