На следующий день Канако работала так, будто оставила чувства где-то по дороге. С утра разбирала бумаги, обновляла японскую страницу сайта с новыми товарами, печатала заказы на импортные поставки по‑английски. Когда в офис пришёл закупщик из японской сети ресторанов, она, как секретарь Чжу Мэй, участвовала в совещании. В голове стоял лёгкий звон, будто сознание отказывалось думать. Аппетит, впрочем, оставался прежним.
Растерялась не она, а Наоми. Услышав по телефону о вчерашнем, та сказала с надрывом:
— Нам остаётся только бежать. — И, не сдержавшись, добавила: — Может, за границу? Куда лучше?
— Почему так сразу?
— Потому что в стране не спрячешься. Камеры повсюду, на улицах, в поездах, в аэропортах. Стоит только появиться и нас возьмут.
Наоми боялась всеобщего ока, сети наблюдения, которой опутан современный мир. Канако пыталась её успокоить, в тех горах, где они закопали Тацуро, никаких систем слежения быть не могло. Но Наоми не унималась:
— Если полиция начнёт действовать, нам не уйти. Это не частное агентство, у них есть власть. Канако, прошу, беги сегодня же. Потом будет поздно.
— Не драматизируй. Это всё равно что самой признаться. Ты слишком пугаешь себя. Без ордера судьи они не могут ни телефон изъять, ни задержать. Даже если придут, я справлюсь.
Наоми замолчала, не веря, и только попросила не рисковать.
— Мы ведь сообщницы. Не забывай, что делим одну судьбу.
— Помню.
Они условились на случай худшего, если полиция потребует сопровождения, Канако отправит пустое письмо. После этого, никакой переписки. Местом встречи, если потеряются, назначили караоке в Икэбукуро. Держать при себе наличные, паспорт, непременно.
Канако записывала пункты, но тревоги не чувствовала. Её собственное спокойствие казалось странным.
Вечером, вернувшись домой, она увидела у подъезда серебристый седан. Внутри сидели двое мужчин. Завидев её, они одновременно распахнули двери. Канако невольно напряглась частные сыщики? полиция?
— Извините, вы госпожа Хаттори Канако? — Голос был бодрый, принадлежал мужчине лет тридцати. — Я из отделения Сэйдзё‑Хигаси.
Оба были не в форме, в поло и хлопковых брюках. Один достал из заднего кармана удостоверение и показал.
— Инодзэ из Сэйдзё‑Хигаси. Простите, что сразу после возвращения, но нам нужно задать несколько вопросов о пропаже вашего мужа. Не могли бы вы проехать с нами в участок?
Полиция. Наконец пришли. Пот выступил на лбу. Канако сглотнула.
— Простите, я ещё не ужинала. И вся в поту, хотелось бы принять душ.
Она старалась говорить ровно. Проверила себя, голос не дрожит, колени тоже.
— Ужин можно и у нас. Есть бэнто, не ресторан, но сносно.
— Тогда позвольте хотя бы переодеться.
— Лучше потом. Разговор серьёзный.
Они мягко, но настойчиво преградили путь. Воздух вокруг стал тяжёлым.
— Скажите, это ведь добровольно? — спросила Канако.
— Конечно. Добровольно. Вы осведомлён, сейчас все сериалы об этом твердят.
Он почесал голову, будто смущённо, но жест был нарочит.
— А если я откажусь?
— Не стоит. Речь о вашем муже. Вам ведь не всё равно?
— Тогда, может, завтра?
— Лучше сегодня. — Он поклонился, но глаза оставались холодными. Второй шагнул вбок, и Канако оказалась между ними.
— Это ненадолго.
Она не поверила. Ненадолго, не бывает. В комнате для допросов всё изменится, и ей придётся выдержать натиск.
В стеклянной двери холла показался управляющий, наблюдавший с любопытством и жалостью.
— Хорошо, — сказала Канако. — Только отпустите пораньше. У меня дела по дому.
Она согласилась ехать, не представляя, чем всё кончится. Может, совершает ошибку, но что‑то внутри подталкивало идти навстречу.
По указанию следователей Канако села на заднее сиденье. Двое мужчин — впереди. На панели мигал радиопередатчик. Один взял микрофон:
— Сэйдзё‑Хигаси‑три, приём.
— Слушаю.
— Везём Хаттори Канако для добровольного допроса.
— Принято.
От слов «полиция Токио» у Канако сжалось сердце. Значит, дело уже у них. Она вспомнила договорённость с Наоми, достала телефон и открыла её адрес.
— Госпожа Хаттори, не звоните, — тут же обернулся один.
— Почему?
— Кому собираетесь сообщить?
— Не обязана отвечать.
— Если что‑то скрываете, это сыграет против вас.
Пока он говорил, Канако успела отправить пустое письмо.
— Госпожа Хаттори, прошу! — Он потянулся к телефону.
— Хорошо… — Она послушно убрала его в сумку.
Через несколько секунд Наоми получит сигнал и похолодеет. Мысль об этом больно кольнула. Судьба подруги теперь зависела от неё. Канако глубоко вдохнула.
За окном шли по улице супруги с пакетами из супермаркета, смеясь о чём‑то своём. Когда‑то и у неё было так. Жизнь, подумала она, умеет смеяться последней.
В участке её провели в тесную комнату, стол, к нему приставлен другой, образуя букву Т. Канако усадили у окна. Напитков не предложили. Молодой следователь открыл ноутбук, напротив сел другой, пожилой, с небритым лицом и седыми прядями. Он смотрел сонными глазами, но взгляд был хищный.
— Ну что ж, спасибо, что пришли добровольно, — сказал он, и вежливость прозвучала как угроза.
Канако по спине пробежал холод.
— Знаете, зачем вас вызвали?
— Нет.
Он недовольно фыркнул.
— Семнадцатого июня вы подали заявление о розыске мужа. Указали, что четырнадцатого, в субботу, он вышел из дома до полудня и пропал. Так?
Он развернул копию документа. Канако вспомнила того добродушного полицейского, что тогда принимал заявление. Казалось, на этом всё закончится.
— Потом банк, где он работал, выяснил, в субботу вечером он вылетел из Нариты в Шанхай. Есть запись в списке пассажиров. То есть формально он за границей. Но перед этим, в пятницу и субботу, с вашего счёта снято по миллиону йен, всего два. Снятие, в Икэбукуро и Маруноути. На камере видно, что деньги берёт ваш муж. Однако рядом, у выхода, ждёт женщина. Она с ним встречается. Узнаёте?
— Нет.
Голос дрогнул.
— Тогда где вы были в ту субботу?
— Дома, кажется.
— Кто подтвердит?
— Никто.
— Не врите. Вы были в Нарите.
Он повысил тон, а помощник следил за её лицом.
— Я не ездила в Нариту.
— Посмотрите. — Он достал конверт с фотографиями. — Это вы?
Канако взглянула, стараясь не фокусировать взгляд.
— Вот, четырнадцать тридцать пять, подземный вход на станции Токио. Три человека. А это, пятнадцать сорок семь, станция аэропорта Нарита. Те же трое. И ещё, стойка регистрации, зал вылета. Везде вы. Женщина с длинными волосами, вы, не так ли?
— Нет. Я там не была.
Она упрямо держалась, как плотина перед бурным потоком.
— А мужчина рядом?
— Похоже на мужа.
— «Похоже»?
— Да.
Следователь потер щетину, хрустнул шеей и выдохнул тяжело.
— Имя Линь Лунхуэй, вам знакомо?
— Нет. — Ответ сорвался мгновенно.
— Не врите. Неделю назад вы встречались с ним в караоке в Икэбукуро. Есть свидетель.
— Ошибка. Я ни с кем таким не встречалась.
— Тогда кто был тот мужчина двадцать девятого июля?
— А кто свидетель?
— Частное агентство. Вас давно вели.
— Но их слова не доказательство. Почему вы им верите? — Канако почувствовала, как будто в ней проснулся кто‑то другой, холодный и решительный.
— Покажи фото, — бросил старший.
На стол легли новые снимки.
— Вот вы и ваша подруга выходите из здания, где и караоке, и массажный салон, где работает Линь Лунхуэй. Не знали?
— Это не доказательство. Когда снято, неизвестно.
— Зачем вы туда ходили?
— Не помню.
— Вспомните. Это ведь недавно.
Он раздражённо дёрнул щекой.
— Наверное, мы просто обедали там. Иногда заказываем еду в караоке тихо.
— А подруга? Имя?
— Не думаю, что обязана говорить. Она ни при чём.
— Ещё как при чём! Посмотрите снова, на всех кадрах она рядом и в Токио, и в Нарите!
Он ударил по столу. Канако вздрогнула.
— Ода Наоми. Отдел внешних продаж универмага «Мои». Ваша однокурсница. Так?
— Да, но на фото из аэропорта, думаю, не она.
— Тогда вот другое.
На снимка, лифт их дома. Канако и Наоми с большой сумкой.
— Это ночь, когда исчез ваш муж. Что в сумке?
— Старые вещи и книги. Мы избавлялись от хлама.
— В четыре утра?!
— А что, нельзя? И не кричите. Это ведь добровольно. Я хочу домой.
Было уже за девять.
— Простите, забыли про бэнто, — вмешался младший. — Сейчас принесу.
