Если быть точным, Ли Чаоянь лишь «почти пробудилась», но до настоящего пробуждения ей было ещё далеко.
По рецепту, оставленному Великим монахом, требовались такие травы, о которых Лу Цяньцяо и слыхом не слыхивал. Лишь расспросив Мэйшаня, он смог собрать все необходимые редкости. Их ежедневно бросали в громадный медный котёл, варили до густого отвара и потом в этом отваре держали поражённую заклятием. Сколько времени следовало выдерживать — никто не знал. И вот за несколько месяцев кожа у неуязвимого призрачного воина стала морщиться и приобретать желтоватый оттенок, такой же, как у настоя.
Когда Лу Цяньцяо прибыл, она сидела, скорчившись, в огромной бадье с отваром. Лицо её то и дело меняло выражение: брови сдвинуты, веки плотно сомкнуты, на чертах то промелькала боль, то просветлела улыбка.
Призрачные воины рода Ли теснились в комнате, не смея и глаз моргнуть. Такую Ли Чаоянь они видели впервые.
Она принадлежала к знатной линии, с детства отличалась строгой дисциплиной и скупостью на эмоции. После обряда превращения в двадцать пять лет, став совершенным призрачным воином, она и вовсе почти не позволяла себе ни малейшей гримасы. Увидеть Ли Чаоянь с богатой мимикой казалось немыслимым.
Сейчас же она хмурила брови, словно в сновидении решала трудный выбор, а затем внезапно уголки её губ дрогнули, и на лице расцвела сладкая, безмятежная улыбка.
Все замерли, не смея даже дышать.
Внезапно поверх бадьи легло белое полотнище, скрыв её от всех глаз. Лу Цяньцяо наклонился к ней, убрал со лба прилипшие влажные волосы и тихо приказал:
— Все вон.
Как бы им ни хотелось остаться, они не решились перечить. Он был сейчас единственным, кто стоял ближе всех к идеалу совершенного призрачного воина, а их племя обожествляло силу. Один за другим они вышли из комнаты и тихо прикрыли дверь.
Лу Цяньцяо поднёс ведро чистой воды, бережно распутал её спутанные, липкие волосы, промыл их и неловко, но терпеливо прочесал роговым гребнем.
Её лицо менялось беспрестанно: то улыбка, то боль, то скорбь, то облегчение.
Наверное, во сне она снова проживала самую бурную и яркую часть своей жизни.
О том, что было между родителями, он знал мало. Лишь слышал краем уха в детстве, что старшие не верили в их союз. Позже мать сама убила Лу Цзинжаня и вернулась в клан одна, решив отказаться от любых слабых чувств. С тех пор мать и сын жили раздельно.
И всё же… быть может, у них с отцом тоже была своя короткая, но счастливая история, сродни его с Синь Мэй. Только Ли Чаоянь в семнадцать лет была прямолинейна и пылка, не думала о последствиях и всей душой бросилась к любимому мужчине. Вначале она тоже была счастлива.
Возможно, когда она в ярости, уже будучи совершенным призрачным воином, убила Лу Цзинжаня, в её сердце мелькнуло облегчение, как будто она вырвалась из клети. Победила звериная ярость, а после осталась пустота и тень сожаления.
Именно поэтому она не хотела, чтобы её сын пошёл той же дорогой?
Он осторожно вытирал мягкой тканью её мокрые щеки. И вдруг длинные ресницы дрогнули, на лице скатились две крупные слезинки. Следом, после полугода сна, глаза её открылись.
Его рука застыла.
Два взгляда встретились.
— Цяньцяо… — наконец произнесла она хрипло и сухо. На устах впервые за многие годы появилась грустная, утомлённая, но настоящая улыбка. — Я видела сон о твоём отце.
Он продолжил осторожно расчёсывать пряди:
— Что же он сказал?
— Он сказал, что хочет спросить меня о чём-то и будет ждать.
Она растерянно уставилась в пространство и моргнула в задумчивости.
— Я снова встретила его… и была счастлива.
Лу Цяньцяо изумлённо поднял глаза. Слово «счастлива» в её устах звучало почти невероятно.
Ли Чаоянь попыталась подняться, но тело оказалось слишком ослабленным. Он протянул руку, чтобы поддержать, но она перехватила его запястье и приказала:
— В красном шкафу, что стоит на восточной стороне. Открой третий ящик справа. Достань то, что там лежит.
Он послушно открыл ящик и увидел тёмно-алую парчовую шкатулку. Внутри покоились два восковых шара величиной с куриное яйцо, из которых пробивалось мерцающее золотое сияние, и веяло тонким чистым ароматом.
Он подал их матери, но Ли Чаоянь лишь покачала головой.
— Это последняя награда, дарованная небожителем в прежние годы, — произнесла Ли Чаоянь. — Наш род поколениями хранит её, и лишь в самые тяжёлые и безысходные времена мы осмеливаемся воспользоваться ею. В тот день, когда твоё превращение ещё не завершилось, а клан лис пришёл, я уже хотела проглотить одну, чтобы выйти из беды. Но… к счастью, этого не случилось.
У берегов реки Ванчуань1 кто-то всё ещё ждёт её, день за днём, год за годом. И ради этого ожидания она никогда не променяет его жизнь на вечное бессмертие.
— Моему телу нужно ещё несколько лет, чтобы полностью восстановиться, — продолжила она усталым голосом. — Цяньцяо, сегодня я официально передаю тебе эти две пилюли. Я надеюсь… тебе за всю жизнь не доведётся их использовать.
Лу Цяньцяо тихо усмехнулся, спрятал драгоценные лекарства за пазуху и склонился:
— Давай я помогу тебе подняться.
Заклятие, что поразило Ли Чаоянь, было слишком жестоким и коварным. Полгода в целебном отваре истощили даже её крепкое тело. В ближайшие год-два ей вряд ли удастся вернуть прежнюю силу совершенного призрачного воина. Великий монах, должно быть, всё рассчитал. Он не убил её окончательно, но фактически обездвижил, подарив клану лис время перевести дух, а обоим народам — возможность остыть и обдумать будущее.
- Ванчуань (忘川, Wàngchuān) — мифическая река забвения. ↩︎
