Фу Хэн упал на колени. Впервые за три года он ощутил желание заплакать.
Он понял, что их Повелитель гор, некогда вытащивший его из ада, вернулся.
Янь Чаошэн пробыл на Пэнлае ещё полгода, пока однажды не сказал буднично, словно речь шла о погоде:
— Пора. Вернёмся… убьём кого-нибудь.
По возвращению он столкнулся с Цунся, что кралась за отрядом небесных воинов.
Разобравшись с ними, он направился к Тысяче Клинков. Янь Чаошэн всё сделал один, без чьей-либо помощи. Тогда все окончательно поверили, что владыка вернулся.
Вчера он отправился туда в одиночку, а у всех перед глазами ещё стоял образ слабой, плачущей души. Каждый боялся, вдруг он не окреп и снова погибнет.
Теперь он был другим. Янь Чаошэн стал культиватором пути духов, холодным, насквозь пропитанным мраком. Смерть для него теперь была окончательной, даже перерождения не было бы.
Они ждали с тревогой, но он ушёл в полночь и вернулся уже к рассвету.
От него исходила тяжёлая аура убийства, и никто не мог сосчитать, скольких он лишил жизни.
Су Лунь взглянул на него и подумал, что он изменился. Раньше этот парень, хоть и выглядел грозным, был на удивление прост в обращении и не любил убивать без причины. Теперь, если кто-то причинял ему вред, он отвечал холодно, без колебаний и вдвое сильнее. И именно такой безжалостный и несгибаемый дух был тем, что сейчас нужно умирающему клану демонов. Он опустил взгляд, уголки его губ дрогнули в едва заметной усмешке. Чего ещё можно было желать, если не такого владыки?
В этот день за ним пришла и Цунся.
Она осталась прежней. Стоило ей увидеть Янь Чаошэна, как в её взгляде появлялось заискивающее, чуть манящее выражение.
Янь Чаошэн мельком взглянул на неё, и память вернула ему картины прожитых лет.
Если бы не эта бабочка, возможно, клана демонов уже не существовало бы. Все они погибли бы от руки Фэн Фумина. Янь Чаошэн всегда умел ценить заслуги и никогда не скупился на признание. Таков был его закон за все столетия правления, поэтому на этот раз он, вопреки привычке, не прогнал её, а, напротив, расспросил о делах клана.
Она отвечала уверенно:
— Всё в порядке, все живы. Я успела вовремя, забрала их и укрыла. В мире духов никто не голодал и не терпел бед. Все ждали лишь одного — дня, когда вы вернётесь, чтобы повести нас в поход против Фэн Фумина.
— Понимаю, — коротко сказал Янь Чаошэн. — Ты постаралась.
— Это не было в тягость, — Цунся, ошеломлённая вниманием, едва сдерживала радость. Возвращение владыки изменило его. Он стал глубже, но и отношение к ней стало мягче.
Она расцветала от этих слов, зная, что именно она «сохранила» клан демонов. Теперь её уважали, даже сам Янь Чаошэн смотрел иначе. И слава богу, что она не бросила соплеменников и не убежала одна до его возвращения.
Вспышкой в сознании мелькнул образ другой женщины, той, что три года спасала демонов из-под удара судьбы. На миг в сердце Цунся кольнуло смутное чувство вины, но это следовало скрыть.
Ведь для владыки та женщина — убийца, а сама она — спасительница.
Думая о будущей славе и поклонении, которыми пользовалась уже три года, она сжала сердце в стальной обруч и, сменив выражение лица на полное заботы, произнесла:
— Владыка, теперь, когда вы вернулись, непременно отомстите той женщине, что покусилась на вашу жизнь!
Это была не трусость, а природа демона. Каждый за себя, иначе погибнешь.
Когда-то, преодолев тысячи гор и рек, с невесть откуда взявшейся искренностью и свадебным нарядом в руках, он пришёл к Чишуй Лю Шуан и был убит ею же с помощью божественного артефакта, лишён шанса на перерождение и навсегда вытолкнут из цикла перевоплощений.
Он опустил ресницы. Голос его был ровен, почти спокоен, но в этой ровности таилась угроза. Он смотрел на собственные руки — руки, напитанные грехом и кровью, руки не юноши, а воина, прошедшего слишком многое.
Он сам толкнул её в ад и, даже теперь, не собирался просить прощения. Его путь был дорогой, с которой не сворачивают и не каются. Встреть он Лю Шуан снова, Янь Чаошэн поступил бы так же. Он безумно подарил ей всё худшее, что мог, вместе с любовью.
И всё же он радовался, что в юности, будучи чистым, он имел право пойти за неё на смерть. Тогда эта любовь ещё не была омрачена.
Тихо, почти шёпотом, он произнёс:
— Да, пришло время мстить.
Цунся оживилась:
— И как вы собираетесь её мучить?
Он не ответил и только улыбнулся.
Мстить женщине, что была дорогой сердцу… Значит, позволить такому, как он, стать её мужем, заставить родить ему нескольких детей. Разве не в этом высшая жестокость?
