Мерцающие отблески дождя и тени в саду обманули её воображение. Ей показалось, будто там по-прежнему стоит посаженное ею когда-то дерево. Вспомнился давний дождливый вечер, когда она пыталась спасти живые создания в своём дворе и сохранить хоть частицу разрушенного дома вместе с Янь Чаошэном.
Подхватив подол платья, она подошла к окну и распахнула створку.
Там, где когда-то росло её дерево, стоял мужчина в чёрных одеждах. Его плащ метался на ветру, а сам он, отвернувшись, глядел сквозь бурю и молнии куда-то в даль, в небеса.
Профиль его лица был суровым и исполненным насмешливого презрения к миру. Из туч то и дело прорывались вспышки грома, словно охотясь за ним.
Лю Шуан невольно ощутила знакомое дыхание в его облике.
Мысль, на первый взгляд безумная, теперь вспыхнула с ещё большей ясностью, чем раньше. Сердце её колотилось всё быстрее. Она даже сделала шаг назад. Почему Янь Чаошэн стоял именно там, где в прошлой жизни находился её двор? И зачем он заключил её именно в этих покоях? Слишком странное совпадение.
Он повернул голову. Холодная отчуждённость на миг исчезла. Ему будто и дела не было до молний. Он только нахмурился и сказал:
— Закрой окно.
Она осталась неподвижна. И в следующий миг он уже был в комнате.
Янь Чаошэн захлопнул створки, его ладонь легла поверх её руки, и потоки духовной силы стремительно вытеснили мрачное дыхание, осевшее на её коже. Лишь теперь Лю Шуан заметила, что руки её испачканы влагой из мира духов.
Янь Чаошэн, не глядя на её побледневшее лицо, бросил в пустоту удар молнии и произнёс ровным голосом:
— Куньлунь согласился отдать жилу Фэн Фумину.
— Что? — выдохнула она. — Не может быть! Так скоро?
— Куньлунь оказались благоразумными, — усмехнулся он. — Ныне Фэн Фумин пьян кровью и жаждой убийства. Даже если бы они стояли насмерть, потеряв Шао Ю, они всё равно не удержали бы жилу. Так что лучше добровольно уступить. Теперь у Фэн Фумина уже четыре жилы, и недостаёт лишь Кунсана.
— Четыре? — изумилась она, и тут же вспомнила.
В тот день её мнимая свадьба с Шао Ю связала три жилы с Куньлунем. Раз он добыл и эту, то в его руках и правда уже четыре.
Зловещие вороны закричали снаружи.
Янь Чаошэн вдруг произнёс в тишине:
— Лю Шуан, завтра я иду в поход.
Эти слова прозвучали до боли знакомо. В прошлой жизни она ненавидела их. Они означали, что ей снова придётся ждать его на Цинцане долгие годы.
Лёд пробежал по её груди, перехватывая дыхание.
Она взглянула на него. Он даже позволил себе лёгкую улыбку и, будто невзначай, протянул руку к её лицу. Лю Шуан резко отпрянула, и его ладонь замерла в воздухе. Некоторое время они смотрели друг на друга, и он, не изменившись в лице, опустил руку.
Такое спокойствие не могло принадлежать юному Янь Чаошэну.
Её реакция заставила его взгляд потемнеть. Снаружи послышался крик демонических птиц, торопивших его. Тогда Лю Шуан заметила, что на нём были боевые доспехи. Тяжёлые и холодные, они плотно облегали его тело.
Уже занимался рассвет, и его «завтра» наступило именно сейчас.
Он задержал на ней долгий взгляд, взял в руки длинное копьё и обернулся, чтобы уйти.
И тут Лю Шуан, сама не понимая, откуда нахлынула сила, бросилась за ним и ухватила его за край одежды.
Он посмотрел на неё, и в её глазах блеснули сдерживаемые слёзы.
— А он? — прошептала она.
Янь Чаошэн усмехнулся, в его взгляде сверкнула дерзкая насмешка:
— Мёртв. Ты наконец-то догадалась.
Сознание её опустело. Она вздрогнула, потом, очнувшись, ударила ладонью ему в грудь:
— Почему это ты? Верни его мне!
Она даже забыла, что на её запястье всё ещё пылала связывающая печать. Удар получился лёгким и бессильным, и он легко перехватил её руку.
Холодно, с той же жестокой ясностью, он сказал:
— Я — это и есть он.
— Нет! Ты не он! Верни его мне!
Он сжал её запястье ещё крепче, и по-прежнему добавил с усмешкой:
— Хватит заблуждаться, Лю Шуан. Лгать самой себе — забавы в этом мало. И вернулся я вовсе не ради тебя.
Её тело окутал ледяной холод. Такой жестокий и беспощадный человек мог быть лишь тем самым, из её памяти, испорченным до самой глубины души Янь Чаошэном.
Сквозь застилавшие глаза слёзы она смотрела на него, и в этом взгляде смешались ненависть и отчаяние.
