В храме на миг воцарилась тишина.
Тлатоани внимательно рассматривал Грэйта — медленно, придирчиво, от головы до ног и обратно. Грэйт стоял прямо, не опуская взгляда, позволяя себя изучать, а в мыслях торопливо прикидывал:
«Вакцина — дело небыстрое… но вот проверка путей передачи идёт куда скорее. Несколько гипотез можно проверить параллельно — дней за десять, за две недели, и результат будет…»
Он ясно помнил пример, который когда‑то приводил преподаватель на лекции по эпидемиологии:
«В 1802 году аспирант Пенсильванского университета Стаббинс Фёрс накладывал рвотные массы больных жёлтой лихорадкой на собственные раны, капал их в глаза, вдыхал испарения, глотал высушенные остатки и даже разбавленную рвоту…»
Аудитория тогда взорвалась дружным «фу‑у‑у!».
Преподаватель, не моргнув, продолжил:
«Он остался жив и здоров. Потом повторил опыты с кровью, слюной, потом и мочой больных — и снова без последствий. Так он решил, что жёлтая лихорадка не передаётся от человека к человеку».
В классе зашумели, кто‑то качал головой — восхищаясь упорством безумца и жалея его за напрасные страдания.
Преподаватель говорил дальше:
«В 1900 году американский военный врач Лазьер, чтобы доказать, что болезнь передаётся комарами, позволил укусить себя насекомым, которое пило кровь заражённого. Он заразился и тем самым доказал правоту гипотезы…»
Шум усилился, послышались реплики: «Ну, теперь‑то он прославился!»
Но голос преподавателя обрушил на них ведро ледяной воды:
«Он умер».
Аудитория мгновенно стихла.
Все студенты опустили головы, отдавая молчаливую дань храброму первопроходцу.
Жёлтая лихорадка и в ту эпоху, в которую попал Грэйт, не имела специфического лечения — лишь поддерживающая терапия, борьба с осложнениями, «лечить голову, если болит голова». В 1900‑м заражение почти всегда означало игру со смертью.
Теперь, конечно, всё иначе: заклинания «Удаление болезни» и «Лечение» вместе почти всегда возвращают человека к жизни. Поэтому Грэйт, действуя по обстоятельствам, согласился использовать пленных для опытов —
во‑первых, они не погибнут, лечение спасёт;
во‑вторых, зараза не распространится — у всех магов при себе артефакты, отгоняющие мошкару, а в каждой комнате выстроен особый магический контур против комаров.
Он только успел об этом подумать, как вокруг статуи Змеиного бога поднялся клубящийся чёрный туман. Туман закружился, сгустился, осел, и чёрные чешуйки идола засияли влажным блеском.
Глаза статуи вспыхнули, пасть раскрылась, язык змеёй высунулся наружу. Сквозь зал прошла едва ощутимая, но отчётливо различимая волна — и прямо в сердце Грэйта прозвучал голос:
— Владыка Чум, ты хочешь воспользоваться моей божественной силой?
С чего бы это? — Грэйт на миг опешил, быстро перебрал в уме всё, что делал в последнее время, и решительно покачал головой:
— Зачем она мне?
— Только моя сила способна защитить воинов от заразы! — зашипел Змеиный бог, и чёрный туман взметнулся, зашевелился, словно кипя. — Ты хочешь уничтожить болезнь — без моей мощи это невозможно!
Грэйт мысленно вздохнул: Сказать ему, что я жрец Природы?
Мои исцеляющие чары исходят от самой природы, а не от тебя, скряга божественный! Иначе я бы до сих пор топтался на ступени младшего жреца.
Ладно, чего уж требовать от местных богов. Главное, что он живой, не бездушный автомат веры, а настоящий, способный говорить и спорить. В крайнем случае можно будет попросить старшего брата — архимага Байэрбо — поймать его и проучить. Так что не стоит раздражаться.
Он заставил себя улыбнуться и мягко произнёс:
— Для защиты от заразы мне, пожалуй, не понадобится ваша сила. Наши подходы просто разные. Но ради надёжности — поведайте, как вы оберегаете своих воинов от болезни?
— Где простирается моя сила, там все беды отступают! — ответил бог без колебаний.
Грэйт скривился:
— Ну вот, опять всё сводится к «божественной силе». Так мы не договоримся. Даже сила должна как‑то действовать, верно?
Змеиный бог зашипел громче, туман заколыхался.
Тогда архимаг Байэрбо негромко кашлянул:
— Если так, то покажите нам. Позовите воина, лучше низшего ранга, и покройте его своей силой. Мы посмотрим, как это работает.
Он говорил спокойно, почти лениво, с лёгкой улыбкой.
Чёрный туман мгновенно перестал бурлить, сжался, потом скользнул по залу, будто что‑то ощупывая.
Тлатоани, словно получив приказ, поднялся и жестом позвал стража.
Через минуту в зал вошёл воин‑чёрный орёл, поклонился идолу, затем Тлатоани и гостям, отложил оружие и встал перед Грэйтом.
Тонкая вуаль чёрного тумана опустилась на него — едва заметная, почти прозрачная.
Грэйт распахнул глаза, мгновенно активировал заклинание «Обнаружение магии»:
— Энергия не слишком сильная, примерно второго круга… но ближе к верхней границе. В инфракрасном спектре… брат, у него температура тела упала!
— Вижу, — спокойно ответил архимаг Байэрбо.
Грэйт пробормотал, кружась вокруг воина:
— Змеи ведь хладнокровные, тело у них прохладное… может, он просто делает его похожим на змею? Ветра нет… запаха тоже…
Он долго ходил кругами, исследуя, пока туман не начал раздражённо пульсировать. Тогда Грэйт выпрямился и уверенно произнёс:
— Понял! Благословение Змеиного бога — это маскировка. Он меняет температуру, запах и даже колебания ауры, делая человека подобным змее. Тогда комары и прочие твари в джунглях просто не замечают его. Верно?
Туман стих, осел на статую.
Грэйт поднял взгляд и развёл руками:
— Вот видите, мой подход иной. Я бы просто рассеял насекомых магией. Если определить, кто именно переносчик, можно снизить затраты почти до нулевого круга.
Он вопросительно посмотрел на архимага Байэрбо. Тот кивнул: возможно.
Грэйт оживился:
— Второй путь — искать в джунглях растения с отпугивающим действием, приготовить из них настой и наносить на кожу. Конечно, нужно сотрудничать с местными или привлечь жрецов Природы…
Архимаг едва заметно поморщился.
Словно забыл, что сам он — жрец Природы десятого уровня! Ладно, не время отчитывать ученика при чужих.
Он молча слушал, как Грэйт продолжает:
— И наконец, третий способ, над которым я сейчас работаю, — сделать людей устойчивыми к болезни. Как я уже делал с оспой: пусть кусают, но болезнь не развивается.
Чёрный туман снова вскипел.
Он хлестнул по воину струёй, и тот поспешно вышел из зала.
Туман отделился от статуи, извиваясь в воздухе, то свиваясь кольцами, то поднимаясь столбом, то раздуваясь на конце, пока шипение не стало оглушительным:
— Всё это ослабит мою силу! Ты отнимаешь у меня веру! Когда ты создал своё лекарство от оспы, многие перестали мне молиться! Моя мощь… моя мощь! Если они не будут ждать меня, бояться меня, умолять меня — как же я… как же я…
Грэйт опустил глаза.
Как это печально, — подумал он.
Вот она, природа богов: какими бы великими они ни были, стоит людям забыть их имя — и они исчезают, обращаясь в прах. И чем сильнее были, тем дольше и мучительнее их угасание…
— Хватит! — резко оборвал размышления архимаг Байэрбо.
Он смотрел на клубящийся туман с живым интересом, в глазах вспыхивали горячие искры:
— Всего‑то немного божественной силы, немного людского страха и веры! Так вот: когда Грэйт создаст средство, научит тебя пользоваться им или просто отдаст готовое, ты распространишь его от своего имени — как «благословение бога». Согласен?
Грэйт только внутренне усмехнулся.
Ему вера не нужна: каждое «о, владыка Чум» — яд, мешающий росту. Если можно переложить этот груз на другого — тем лучше.
— Прекрасно! — прошипел туман, свиваясь в плотное кольцо и склоняя голову.
Архимаг Байэрбо откинулся на спинку кресла, довольный:
— Разумеется, даром ничего не бывает. Скажи, змеиный бог, чем ты заплатишь?
— Об этом поговорим, когда он сделает средство! — туман выпрямился, словно копьё.
— Конечно, — невозмутимо кивнул архимаг. — Но всё же подумай: вещь, способная защитить сотню, тысячу людей от чумы, — чем ты готов за неё заплатить?
