Ослепительно-белое пламя изрыгнулось вперёд. Дальность — десять метров, угол — шестьдесят градусов. Центр конуса — вытянутая правая ладонь Грэйта.
От вспышки до попадания прошёл всего миг, меньше секунды.
Стоявший напротив Гордон Минерва, медленно приближавшийся с мечом наперевес, даже не успел отреагировать — струя раскалённого огня ударила ему прямо в лицо.
Он и не думал обороняться. Какой смысл опасаться «пастыря-первокурсника природы» перед девятым рыцарским кругом? Ради капитуляции жертвы он готов был и вовсе не парировать…
А потом пламя накрыло его. Слепящий свет. Абсолютная темнота.
В один миг Гордон утратил зрение. Он не увидел, как Грэйт кубарем ушёл в сторону, не заметил, как Барнс натянул лук и пустил стрелу в бегущих приспешников, — он уже ничего не видел и почти ничего не ощущал.
С позиции Грэйта всё выглядело иначе. В середине белого факела рыцарь застыл, и кожа, мышцы, черты лица словно испарились. На поверхности черепа проступили чёрные отверстия — у Грэйта они вызвали неприятное дежавю по анатомическим атласам. На шлеме и панцире проскакивали яркие искры — металл тоже залился.
Ему конец, отстранённо отметил Грэйт. Он перекатился в сторону, левой рукой нырнул в поясную сумку и сжал вторую ампулу кислорода. Лицо противника – это ожог третьей степени: кожа обуглилась до мышц и костей, глаз, ушей, носа нет, мозг даже если не обуглился, то через минуту-другую отёк — и шок… Да ещё и горящий доспех у горла — трахея, сонная артерия, вероятно, тоже почернели. Задохнётся быстрее, чем успеет упасть.
Это мой первый, мелькнуло в голове. Внутри – ледяная пустота и странное отчуждение: будто поднялся высоко и смотрит сверху, будто наблюдает сцену на экране. Живые, мёртвые — одни NPC…
Но всё это реально. За все жизни — прошлую и нынешнюю — это первый раз, когда он убил сознательно, своей волей, видя, как гаснет чужая жизнь. И он не пожалел. Знания прошлой жизни плюс обучение здесь дают силу — даже убивать. Не жалею. Они резали безвинных, рубили его товарищей, ранили Бернарда. Смерть им к лицу.
Тропа застыла в тишине. Инквизитор-рубила, скачущий оруженосец, упавшие щитоносцы, пыхтящий Бернард… В миг белого пламени все онемели. Гордон Минерва, главный преследователь и сильнейший на поле, стоял факелом, огненная броня, волосы, плащ — всё горело, а он застыл, словно статуя.
— А-а-а-а! — чей-то пронзительный визг сорвал тишину.
Грэйт вскочил, шагнул, вновь вытянул ладонь. Вторая вспышка белого огня — и ещё один проворный оруженосец, не успевший увернуться, вместе с конём обратился в пылающую фигуру. Через секунду лошадиные ноги обуглились, сложились, человек и зверь рухнули грудой чёрного пепла, не испустив ни крика.
Больше никто и не смотрел: со второй вспышкой все оставшиеся «гончие» разом развернули коней. Пока Гордон валился мёртвым, инквизиторы уже скрывались за поворотом — без единого силуэта.
Бернард с глухим стоном опустился на колени. Грэйт не имел права ослабеть. Он рванул к варвару — жив, угрозы жизни нет, — и сразу к другим: из двадцати человек лежало доброй пятнадцаткой — работать и работать!
Щитоносец Йорк приподнялся на локте, другой рукой высоко держал нетронутый флакон:
— Кх-кх… Я цел, забирай, пастырь…
— Лежи! — отрезал Грэйт.
Бой был короток, но беспощаден: передний строй ошеломлён, серьёзных ран мало; вот сзади, где шли пехотинцы, — один сломал руку, второму конь раздробил ногу, третий получил глубокий удар в живот. Грэйт метался, весь в поту: экспресс-осмотр, полуполевые операции, лечение, — работали уже и руки, и колени, и, казалось, сами пятки.
— Рюкзак! Сюда!
— Капитан, жгут — туже! Я потом наложу шов!
— Воды! Чистой воды!
— Двое за плечи, двое за бёдра — тяните! Быстрее!
Солнце поднялось над хребтом, прежде чем он закончил. Только тогда Грэйт вернулся к Бернарду: варвар отдышался и жевал запёкшуюся конину. На углях шипела ещё полу запёкшаяся туша той самой лошади, с которой Грэйт испепелил преследователя. Раненый разведчик, весь в бинтах, сноровисто орудовал тонким ножом, нарезая тонкие пласты мяса.
— Бернард, как ты? — Грэйт, держась за ноющую поясницу, подошёл. Варвар поднял голову, нижняя половина лица блестела от жира:
— Мм… вкусно. Ты тоже ешь! — и сунул ему огромный, дымящийся кусок.
Грэйт инстинктивно отпрянул, ноги подкосились — он сел прямо на дорогу.
— Грэйт!
— Малый пастырь!
— Берегись! — загомонили со всех сторон.
Барнс и Бернард схватили его с двух сторон — так рьяно, что чуть не разорвали. Осознали — и быстро отпустили: пастырь снова плюхнулся на камни.
Голова кружилась, сердце молотком. Холодный пот катился по лбу.
— Н-ничего… просто проголодался… дайте десяти-процентную глюкозу… — пробормотал он.
Тишина.
Не было милой медсестры с капельницей. Зато в рот ему впихнули упругий, жилистый комок — от жёванной конины зубы чуть не залипли.
— Мм-м-м! — Это же не глюкоза, а тягучая патока! — Я же говорил — сахар не поможет! — рявкнул у уха Бернард. — Мясо ему нужно! Мясо!
