Грэйт светился от радости. Он пулей вылетел из анатомического зала на нижнем уровне и помчался вверх по лестнице в сторону лаборатории P4, на ходу, не забывая один за другим накладывать на себя ускоряющие заклинания:
— Скользкое Ступание!
— Кошачья Ловкость!
— Прыг-скок!
— Да хорош уже! — раздался сзади возмущённый голос Линна. Маг, задрав мантию, с трудом одолел первый пролёт и уже отставал на полэтажа. — Тут всего два этажа! А ты уже три заклинания на себя потратил!
С громким «мрррау!» сзади раздался прыжок — и чёрный кот в воздухе раздувался, распухал, пока не стал похож на черную пантеру ростом под два метра. Он склонил голову, аккуратно подцепил Линна за воротник и понёс наверх галопом.
Но Грэйт действительно не мог скрыть своей радости. С того самого дня, как он только начал этот проект — когда ещё бродил по лаборатории в поисках подходящих дынь, а может, и раньше — с того момента, как в слюне старого гнома с кузни он обнаружил палочку Коха… С тех самых пор он ждал именно этого дня.
Пенициллин!
Или хотя бы любое вещество, выделяющее лизоцим или иные антибиотики. Стрептомицин, тетрациклин, ну или на худой конец — гентамицин!
Единственное, что могло остановить его, — это врачебная осторожность. И научная дисциплина — боязнь утечки патогенных штаммов наружу.
Даже дрожа от возбуждения, Грэйт тщательно соблюдал все меры: надел маску, перчатки, вымыл руки, облачился в защитный костюм. И лишь после того, как все студенты закончили подготовку — а чёрный кот, как обычно, был схвачен за шкирку и выкинут за дверь златокостным скелетом — Грэйт открыл герметичные двери, прошёл через шлюз и наконец вошёл в сердце лаборатории.
P4-лаборатория в Башне мага была серьёзно модернизирована. Прежде всего — теперь здесь были не просто изолированные помещения, но целая система из «трёх зон и двух шлюзов»: отдельные блоки для животных, для вскрытия, для выращивания культур и для тестов. Каждый отсек был автономен, чистые и загрязнённые маршруты строго разделены.
Так что устроить прогулку назад, как это сделали жюри на экскурсии, больше не выйдет: двери односторонние, и за ними следит сам дух башни.
Во главе процессии Грэйт торжественно вошёл в сектор культивирования. Подойдя к студенту, принёсшему весть, он взял чашку Петри и поднёс к свету. Даже не вооружённым глазом, без всякого микроскопа, ему хватило одного взгляда, чтобы увидеть:
На бледно-жёлтом фоне колоний золотистого стафилококка зиял прозрачный, как стекло, участок. На его краях — уплотнение, там толпились бактерии, но не решались перейти границу. А в центре, словно королева на пьедестале, царила голубовато-зелёная плесень.
Вот оно. Вот она — та, что мне нужна!
Грэйт резко обернулся. Даже через глухой костюм и маску слышно было, как он повысил голос:
— Кто занимался этим экспериментом?
— Мы! — отозвался звонкий девичий голос.
К нему шагнула высокая, почти с него ростом, ученица. Учитывая, что девушек в этой группе было всего две, а вторая едва достигала метр пятьдесят, — сомнений не было: та самая, что приперла на практику целое семейство диких кабанов.
— Отлично, — сдержанно сказал Грэйт, стараясь унять бешено колотящееся сердце. — Ваша группа временно прекращает все прочие задания. Ваша новая цель: изолировать и культивировать вот эту голубую плесень. Выяснить, почему она отпугивает бактерии. Получить из неё вещество, которое подавляет рост микробов. И сделать это в достаточном количестве.
— Господа, — он оглядел остальных, — возможно, вы только что нашли новый способ побороть чуму.
В зале повисла гнетущая тишина. Особенно бурно отреагировали восемь учеников из Чёрного Болота: у них перехватило дыхание, и они почти синхронно шагнули вперёд.
Увы, не каждый был допущен к участию.
Третья волна студентов, хоть и прошли базовую практику, всё ещё считалась «слабаками» и к проектам не допускалась. Оставалось только тихо трудиться, надеясь проявить себя на следующем экзамене.
Даже в первых двух группах доступ к работе над пенициллином получили не все. Те, кто уже трудился с палочкой Коха, продолжали своё дело — ведь туберкулёз к пенициллину нечувствителен, а вот к стрептомицину — вполне. И потому пятеро «туберкулёзников» и трое новых помощников остались на своих участках, мечтая о переменах, но продолжая в том же духе.
А над голубой плесенью трудились пятеро: та самая девица из природного ордена, двое некромантов, один целебный маг и один послушник Храма Войны. Потом к ним добавили ещё троих — и вот восемь душ гробят свои дни на бесконечные попытки вырастить культуру.
Под руководством девушки каждый работал над своим типом среды. Выращивали, наблюдали… и в течение двух дней Грэйт только и слышал:
— Умерла опять…
— Курона, дай новую пробу, у меня снова не прижилось…
— Эй, у меня она еле жива. Почему у тебя такие пушистые колонии?!
— Может, дело в том, что мы — некроманты? От нас же сама жизнь вянет! Я даже кошачью мяту не могу вырастить!
— Ну ты же смог вырастить бактерии, — не унимался сосед.
— Так бактерии — это же чума! Нам, некромантам, грех не растить чуму. А пенициллин — он же наоборот, убивает чуму! Я если его вырасту, он меня же и убьёт!
Грэйт украдкой посмеивался. Он-то знал, как трудно приживается пеницилл: состав среды, уровень pH, насыщенность кислородом… всё должно быть идеально. Если хоть что-то не так — грибок не растёт, или растёт слабо, и не выделяет нужного вещества. И тогда — всё насмарку.
В его прежнем мире открытие пенициллина заняло годы: Флеминг — 1928, потом пять лет безуспешных попыток, в 1938 — Чейн начал работать над очисткой, в 1940-м — первые крохи препарата, а только в 1942-м — массовое производство. Так что, если в шпионских фильмах кто-то бегает за «пенициллином» в 30-х годах, можно только посоветовать сценаристам переключиться на сульфаниламид.
Если бы не магия, которая позволяет хоть как-то скосить углы и получить эффект пораньше, сам Грэйт и не рискнул бы за это взяться.
Но теперь… теперь он смотрел на юношей и девушек с твёрдой верой: Вперёд, дети мои. Пусть весь мир дрожит, но вы — растите плесень!
