Работа Магического Совета по производству стрептомицина развернулась по-настоящему грандиозно.
— Расти, бактерии, расти! В Нивисе собрали всех друидов, все силы Природы напрягли ради одной цели: вырастить нужные культуры.
— Выжимать! Фильтровать! Очищать! Заклинатели Преобразований подключились к реакторам и колбам, следили за превращениями и стабилизацией. Даже фабрики работали без сна и отдыха: стеклянные ампулы, тонкие иглы, шприцы, упаковки — всё шло с конвейера. Разве можно было надеяться, что лаборатория Грэйта в его башне осилит такое?
Сам же Грэйт, конечно, сбежал, умело прикрывшись фразой:
— Я же маг, я не обязан сидеть с бактериями в подвале!
Но машины заработали, цепочки заклинаний сплелись в поток — и сотни, тысячи доз лекарства двинулись к передовой.
В военных лагерях Нилерланского герцога солдаты, изнемогавшие от тифа, и вельможи, державшиеся из последних сил, рыдали от счастья.
Спасение! Наконец-то спасение!
— Быстрее, уколите Джимми!
— И Таун, Таун уже задыхается!
— Всем хватит, — маг с транспортом оттолкнул толпу, выставив железный сундук с печатями. — Две тысячи доз! На пятьсот больных этого хватит на четыре курса! Давайте счёт сверим, и слушайте внимательно, я сейчас объясню, как пользоваться!
Он трижды показывал, как развести порошок, как набрать раствор в шприц, куда колоть. Трижды! И всё равно, увидев, как парень с грязными руками тянется к игле, взревел так, что весь лагерь подпрыгнул:
— Мыть руки! Немедленно! Кто учил вас прикасаться к иглам, не помывшись?!
Сердце разрывалось от усталости. Но несмотря на ошибки, несмотря на страхи, лекарство — словно небесная роса — оживило лагерь.
— Половина солдат в лазарете сбили жар!
— У графа Вильгельма тоже выздоравливают!
— Граф Фландрский просит выделить порцию для семей воинов!
Герцог тяжело выдохнул. Теперь понятно, почему прислали больше доз, чем нужно было только для армии. Совет заранее просчитал — эпидемия накроет всех. Воины ещё могут держаться силой тела, но крестьяне и ремесленники падали, как скошенные травы. И каждый пузырёк, каждая игла стоили денег. Но жизнь простого ремесленника ценнее любого серебра — без него не будет ни хлеба, ни оружия.
— Пятьсот доз я выделю, — твёрдо сказал герцог. — А остальное пусть Фландрский выкупает. Золотом, товарами, долговыми контрактами — не важно! У него всегда были дела с Советом.
Тем временем у королевской армии всё было хуже. Герцог Фламенго каждый день приходил в лагерь Инквизиции:
— Кардинал Гравилла, умоляю! Пришлите ещё хотя бы пару священников! Или священников! Солдаты мрут, как мухи!
Но высокий судья лишь холодно скрестил пальцы в молитвенном жесте:
— Мы сделали всё, что могли. Главные целители и так изнурены. Половина священников лежит с жаром. Если хотите массовую молитву — готовьте священные материалы. Серебро. Реликвии.
— Серебро?! — герцог побледнел.
Да, серебро. Чистое, переплавленное, жгли его так же, как дрова, питая чудо.
А если серебра мало — горели уже души прихожан, вера и жизнь. Поэтому военные ритуалы были такими мощными — слишком много душ полыхало разом.
— Я… попробую добыть, — мрачно согласился Фламенго.
И снова гонцы поскакали в столицу, к королю, к могущественным лордам.
Но стоило письму попасть в руки герцога Арденнского, тот с проклятиями швырнул его на пол:
— Опять деньги! Опять люди! Опять серебро! Нет! У меня и в замке все больны!
В теории, расходы армии лежали на короле. Но на деле… кто возил зерно? Кто давал врачей? Кто собирал налоги, а потом позволял королю их забирать? Лорды.
— Ничего у меня нет! — рычал герцог, походя по кабинету, тряся гривой седых волос. — Виноградники сгнили, вина нет, рынок умер! Король не платит, столица только дерёт, в Нилерланы торговать не пробьёшься, в Кент переправить — невозможно!
Злость душила. Он дал приказ:
— Проверять всё! Каждый мешок, каждую телегу! Чума шагает по земле, я не пущу её к своим воинам. Любой — купец или крестьянин — идёт в карантин на семь дней!
А в другом замке металась эрцгерцогиня Альва.
— Где Анна? Где Лайза? Где Джулия? Где нянька Генриха?! Почему в замке не осталось ни одной служанки?!
— Госпожа… — робко сказала экономка, — вы же сами приказали: если у кого в семье лихорадка или понос — к малышу не подпускать. Вот и не осталось никого…
— Тогда хотя бы священника приведите! Священника! Кто будет лечить?! Неужели я сама должна стирать пелёнки наследнику?!
Слуги пятятся, молчат. Наконец управитель набрался смелости:
— Половину целителей забрали на фронт. Вторая половина — все в делах, дворян принимают, слуг лечить некому…
— Эта война никогда не кончится! — сорвалась Альва, глядя на север, туда, где фронт застрял в гнилой трясине. — Никогда!
И, не выдержав, тоже приказала: — Карантин! На всей земле! Кто бы ни входил — всех запирать на неделю! Пусть хоть сам герцог пожалует, пока не убедимся, что не болен — к нам не войдёт никто!
