Второй раз он увидел Се Чунь совсем в иных обстоятельствах.
На юго‑западе случилось наводнение, казна не выделила средств. Его прошения в столицу задержали, и он вынужден был сам приехать хлопотать. Он угостил чиновников из ведомства налогов, напоил до беспамятства, но денег не добился. Выйдя во двор трактира, он стоял на коленях и блевал от вина. Подняв голову, Чу Линьян увидел девушку. Она стояла спокойно, холодная, как лунная богиня.
Он растерялся. Девушка спустилась и протянула ему носовой платок.
— Я видела, как вы угощали людей из ведомства, — сказала она, нахмурившись. — На юго‑западе что‑то случилось?
— Вы меня знаете? — удивился он.
— Всех сынов, что уходят из Хуацзина на войну, я знаю, — ответила она ровно.
Он поблагодарил и хотел уйти, но она удержала его:
— Что происходит на юго‑западе?
Он не должен был рассказывать, но в тот миг почувствовал, будто она — последняя соломинка, за которую можно ухватиться. Он тихо сказал:
— Наводнение. Денег нет.
Он коротко объяснил положение и добавил:
— Госпожа Се, это не ваше дело. Возвращайтесь домой.
— Сколько не хватает? — спросила она.
Он назвал сумму. Се Чунь кивнула:
— Через семь дней я принесу.
Он остолбенел. Речь шла о немалых деньгах. И действительно, через несколько дней он узнал, что она устроила сбор средств в своём поэтическом кружке. Девушка продавала собственные картины и стихи. Через неделю она принесла серебро. Всё с тем же спокойным лицом она сказала:
— Генерал Чу, будьте осторожны в пути.
Он долго молчал, а потом поклонился:
— Если когда‑нибудь вам что‑то понадобится, я, Чу Линьян, пойду в огонь и воду.
— Вы уже сражаетесь за страну, — ответила она. — Я не могу быть рядом с вами на поле, но хотя бы так помогу.
Он смотрел на её хрупкие плечи. В ней не было силы Чу Юй, выросшей среди воинов, но была иная: тихая, гибкая, как ива, и всё же несгибаемая.
Тогда он впервые понял, ради кого стоит сражаться. Ради таких, как она.
Вернувшись на юго‑запад, он часто вспоминал её. Привыкший добиваться всего, чего хотел, он впервые почувствовал страх и не смел приблизиться. Она была слишком светлой, а он слишком грубым.
Он посылал ей подарки, получал редкие письма, где она лишь спрашивала о делах на границе. Узнав, что Се Чунь и Ван Сюань часто встречаются и, возможно, обручатся, он не спал ночами.
Однажды он не выдержал, примчался в Хуацзин и всю ночь простоял у ворот дома Се. Он хотел спросить, если бы он пришёл свататься, согласилась бы она? Но утром он увидел, как она с улыбкой выходит к Ван Сюаню, и вся храбрость исчезла. Он тихо уехал обратно.
Через полгода дошла весть: Ван Сюань обручен с принцессой. Он сразу повернул коня и вернулся в столицу. Он следил за домом Се, не зная, что делать.
Однажды он увидел, как служанка Се Чунь несёт письмо Ван Сюаню. Он последовал за ней и, спрятавшись на балке, услышал, как Ван Сюань раздражённо говорил:
— Что она творит? Брак с принцессой — воля Императора! Я не могу ослушаться. Если я уйду с ней, что будет с нашими семьями?
— Но госпожа ждёт от вас ребёнка… — прошептала служанка.
— Не болтай! Кто знает, чей он? — выкрикнул он.
Служанка в слезах вернулась.
— Господин Ван сказал, что не придёт…
— Придёт или нет — его дело, — устало ответила Се Чунь. — А ждать или нет — моё.
Ночью она взяла меч, плащ и вышла из дома. Чу Линьян следил за ней. Она ждала на дороге до рассвета. Тот не пришёл.
— Возвращайся, — сказала она служанке. — Я ещё немного подожду. Если не придёт — уйду.
Когда служанка ушла, она поднялась на гору. Лицо её было спокойно, лишь чуть бледнее обычного. На краю обрыва ветер развевал рукава. В тот миг, когда она шагнула вперёд, Чу Линьян бросился и схватил её за руку.
— Отпусти, — тихо сказала она.
Он не ответил, рывком вытянул её наверх и прижал к себе.
— Я не просила спасать.
— А ты хотела умереть из‑за подлеца? — выдохнул он.
Он говорил долго, глухо, сдерживая ярость:
— Родители вырастили тебя, а ты ради него готова умереть? Ты умна, образованна, а ведёшь себя, как глупая девчонка. Разве жизнь женщины только в мужчине?
Она молчала.
— Ты не опозорила род, — продолжал он. — Любить не стыдно. Стыдно предавать себя. Он бросил тебя, а ты винишь себя? Где справедливость?
Се Чунь дрожала.
— Мир несправедлив, — сказал он мягче, — но ты должна быть справедлива к себе. Умереть легко, а жить труднее. Подумай о родных, о тех, кто любит тебя. Разве всё, чему ты училась, было ради того, чтобы умереть из‑за мужчины?
Она долго смотрела на него, а потом тихо сказала:
— Я не могу вернуться. Ребёнка не скрыть.
— Тогда что ты хочешь делать? — спросил он.
Она молчала. Он вздохнул:
— Скажу тебе правду. Когда услышал, что ты с Ван Сюанем, я всю ночь стоял у ворот твоего дома. Хотел спросить, можно ли мне свататься? Но не посмел.
Он отвёл взгляд:
— Если ты хочешь оставить ребёнка, я завтра же приду свататься. Буду считать его своим. Если не хочешь — всё равно останусь рядом. Когда заслужу право, снова попрошу твоей руки.
Она смотрела на него, поражённая.
— Это несправедливо к тебе, — прошептала она.
Он улыбнулся:
— А разве мир справедлив к вам, женщинам?
Она опустила глаза.
— Я избавлюсь от ребёнка, — сказала она наконец. — Не хочу, чтобы он жил в позоре.
Он кивнул.
— Прости, генерал Чу, — добавила она. — Встретить вас в таком виде — моя вина.
