Чу Юй сделала вид, что не заметила, и спокойно ответила:
— Поговорю с маленьким седьмым. Но у каждого ребёнка свой путь. Пусть по утрам занимаются боевыми искусствами, а после полудня читают. К десяти годам посмотрим, к чему тянется душа. Кто любит книги — не удержишь, кто мечтает стать полководцем — не остановишь. А если кто захочет быть плотником — и в том нет ничего дурного.
— Да, — тихо сказала Цзян Чунь. — Всё решает судьба.
Они обсудили детей и отправились во внутренний двор.
Старшему, Вэй Линчуню, сыну Цзян Чунь, было всего шесть. Он стоял в саду, размахивая деревянным мечом. За ним, смешно копируя движения, бегали трое четырёхлеток — Вэй Линшу, Вэй Линмо и Вэй Линхань, сыновья Чжан Хань, Се Цзю и Яо Цзюэ. Самому младшему, Вэй Линдуну, рождённому Ван Лань, было два года. Он, шатаясь, учился ходить, а беременная мать сидела в галерее и смеялась, глядя, как малыш карабкается к ней.
Чу Юй и Цзян Чунь стояли в тени, наблюдая, как мягкий осенний свет ложится на эту мирную картину.
— Знают ли они о своих родителях? — тихо спросила Чу Юй.
— Знают, — ответила Цзян Чунь. — Но, кроме Линчуня, остальные ещё малы, думают, что мама с папой скоро вернутся и будут играть с ними.
— А Линчунь?
— Он плакал всю ночь, — глаза Цзян Чунь смягчились. — Я сказала, что не оставлю его, а он обнял меня и сказал: «Не бойся, мама, я вырасту сильнее отца и буду тебя защищать».
Чу Юй смотрела на мальчика, усталого, но упрямо поднимающего меч, и сердце её дрогнуло.
— Всё же нелегко им, — прошептала она.
Цзян Чунь поняла, что она имеет в виду, и вздохнула:
— У каждой своя судьба. Они ещё молоды, жизнь не кончена. Чжан Хань и Ван Лань — мягкие натуры, семьи уже решают за них. Ван Лань, может, и останется, а Чжан Хань родня уже сосватала. Мелкий чиновник, ещё до её замужества был влюблён, теперь готов отдать всё ради неё.
Чу Юй кивнула.
— А Се Цзю и Яо Цзюэ… — продолжила Цзян Чунь. — Ещё до брака их имена гремели по Хуацзину. Они привыкли рассчитывать на себя. Се Цзю уже сказала мне, что собирается уйти, просто всё откладывает. Но чем дольше она ждёт, тем труднее решиться.
— Так бывает, — тихо сказала Чу Юй. — Сначала думаешь: «Поживу ради детей», а потом и не замечаешь, как смиряешься. Но ведь обе они — женщины гордые, мечтали быть выше других. Когда дом Вэй устоит, им не останется причин задерживаться. А годы идут…
Женщины, выходящие за ванов и хоу, всегда знали, за что выходят: за славу, за силу, за имя. Даже если сердце дрогнуло, разум всё равно ставил точку. После той ночи, когда чувства вспыхнули, они должны были остаться лишь воспоминанием.
Кто-то ищет славы, кто-то любви, кто-то власти, кто-то богатства. У каждого свой путь.
Чу Юй больше не спрашивала. Они молча смотрели на детей, пока во двор не вошёл человек в белом.
Дети радостно закричали:
— Маленький седьмой дядюшка пришёл!
— Раньше он всегда приносил им сладости, — улыбнулась Цзян Чунь. — Они его обожают… э?
Она осеклась: Вэй Юнь в этот раз пришёл без гостинцев. Дети разочарованно переглянулись. Он что-то сказал и потрепал по голове Вэй Линмо. Линчунь поднял деревянный меч, сказал ему пару слов. Вэй Юнь приподнял бровь, кивнул, отпустил остальных и взял со стойки меч. Одним лёгким движением он поставил острие к земле — идеальная стойка защиты.
— Ах! — выдохнула Цзян Чунь.
Линчунь бросился вперёд, но Вэй Юнь едва коснулся его меча, и мальчик отлетел в сторону. Тот вскочил, не сдаваясь, и снова атаковал. Так повторялось раз за разом: Вэй Юнь позволял нападать, поправлял, показывал. С каждым выпадом рука мальчика становилась увереннее.
Цзян Чунь, видя, как сын устает, не выдержала и, сославшись на дела, ушла.
Чу Юй осталась. Она прислонилась к колонне галереи и наблюдала. Вэй Юнь снова и снова сбивал мальчика с ног, и вдруг на его лице появилась улыбка. Настоящая, чистая, без тени горечи. С тех пор как он вернулся с фронта, он улыбался редко, и всякий раз с усталостью. А теперь, под мягким солнцем, глядя, как ребёнок упрямо встаёт, он сам стал похож на мальчишку.
