После того как Лу Нянь напилась, с ней стало особенно трудно. Голова у неё кружилась, мысли путались, но одно она помнила ясно: прежний Цинь Сы действительно сдержал своё слово. До самого двадцатидевятого дня рождения, до самой смерти, он так и не полюбил никого, не женился, рядом с ним не было ни одного человека.
— Вся жизнь… — пробормотала она, потом добавила тихо: — И никого больше?
Она опустила ресницы, медленно наклонилась, почти касаясь его губ. В тесной комнате они стояли так близко, что чувствовали дыхание друг друга. Тело Цинь Сы было горячим, пульс бился стремительно, и этот стук невозможно было скрыть.
— …да, — хрипло выдохнул он.
Лу Нянь выпрямилась, легко коснулась его глаза, где под ресницами тлел тонкий румянец, и с удовлетворением увидела, как это тепло расползается по коже. Его челюсть напряглась, кадык дрогнул. Он явно сдерживался, но не оттолкнул её и не произнёс ни одного из тех холодных слов, что всегда ранили.
Кроме неё, у него не будет никого.
Приручённый волк.
Её губы дрогнули в едва заметной улыбке. Опьянённая, она устроилась в его объятиях, вдыхая знакомый запах, и сон подступил мягко, как туман. Мужская грудь была тёплой и широкой, спать в ней оказалось удивительно спокойно.
Никто не пошевелился, не сделал ни шага дальше. Он не отстранил её, и вскоре её рука бессильно опустилась, пальцы свернулись в ладонь, она прижалась к нему и заснула. Как звезда, упавшая в ладони.
Он держал её легко, почти не касаясь, и так просидел долго, не делая ничего.
Ночь перевалила за половину, когда экран телефона вдруг вспыхнул. Сообщение пришло с неизвестного номера:
«Есть след. Срочно возвращайся».
Он молча посмотрел на спящую рядом девушку. Щёки её были нежно‑розовыми, дыхание ровным, лицо — спокойным и чистым. Он осторожно провёл пальцами по её щеке, да так мягко, что она даже не шелохнулась, лишь чуть‑чуть потёрлась щекой о его ладонь, будто во сне искала тепла.
Пальцы защипало от внезапного разряда. Он хотел отнять руку, но она недовольно пробормотала и снова прижалась к его ладони.
Он почти не мог заставить себя уйти. Ему вдруг показалось, что, может быть, так и должно быть. Он готов прожить всю жизнь рядом с ней, без гордости, без защиты, просто быть.
Так было с самого детства.
Мин‑гэ, услышав шорох, вышел из комнаты.
— Уходишь сейчас? — спросил он, глядя на Цинь Сы. — А Нянь‑Нянь?
— Спит.
— Завтра приготовлю ей что‑нибудь от похмелья, — сказал Мин‑гэ. — Я уже велел людям прикрыть всё дома, но до полудня ты должен отвезти её обратно.
— И всё? — Мин‑гэ прищурился. — Не оставишь ей хотя бы пару слов? Чтобы было что вспомнить, пока тебя нет?
Цинь Сы промолчал. Он не имел права просить её ждать. Да и не умел давать таких обещаний.
Хорошо ещё, что между ними ничего не началось.
— Значит, ничего не скажешь? — Мин‑гэ не унимался. — Вернёшься — тогда пойдёшь за ней? А если к тому времени у неё появится кто‑то другой?
Цинь Сы сжал ремень сумки, костяшки пальцев побелели.
— Пусть будет так, как она захочет. Я не стану вмешиваться.
Мин‑гэ усмехнулся:
— Не вмешиваться? Да я тебя знаю с детства. Ты же волчонок, если уж выбрал добычу, не отпустишь. Терпеливый, скрытный, с больной жаждой владеть. Ради цели пойдёшь на всё.
Он покачал головой.
— Но с Лу Нянь ты другой. Не понимаю, как тебе хватает терпения.
Цинь Сы тихо ответил:
— Если я сейчас останусь, потом уже не смогу уйти.
Он помолчал и добавил:
— Или… я разрушу её.
Если бы они были вместе, ей пришлось бы жить под давлением, скрываться, терпеть пересуды. Он ещё не мог защитить её от этого. Себя ему не жалко, но Лу Нянь… он не хотел, чтобы она страдала.
И, может быть, если копнуть глубже, он боялся. Боялся, что если она когда‑нибудь устанет, если поймёт, что ошиблась, если увидит в нём то, чего он сам стыдится, он не выдержит и сделает что‑то непоправимое.
Снаружи зашептал дождь. Его силуэт растворился в темноте.
Мин‑гэ долго не мог уснуть. Он достал из холодильника банку пива, открыл, сделал глоток и пробормотал, глядя в дождь:
— Один безумец… и одна дура.
Наутро Лу Нянь разбудил звонок. На экране — Мин‑гэ, десять утра.
Память возвращалась медленно. Оглядевшись, она увидела, что одежда на ней цела, одеяло аккуратно подоткнуто. Ничего не случилось.
— Где Цинь Сы? — спросила она.
Голова ныла, но она помнила, что спрашивала его вчера, и его ответ.
— Уехал, — неуверенно сказал Мин‑гэ.
Он боялся, что она расплачется или устроит сцену.
Лу Нянь лишь кивнула. Спокойно.
Она не знала, как назвать то, что было между ними. Признание? Слов не было, даже поцелуя не случилось. В душе стояла странная тишина.
После завтрака, приготовленного Мин‑гэ, она спросила:
— Он вернётся?
— Конечно, — поспешно ответил он, но дальше слов не нашёл. Боялся, что она спросит — когда.
Она не спросила. Девушка поблагодарила, попрощалась и ушла. Всё выглядело естественно, будто так и должно быть.
