В девятнадцатом веке криминолог Чезаре Ломброзо изучал черепа заключённых. Он обнаружил, что у трети черепов преступников были общие черты:
1. Крупное лицо, по сравнению с черепом, шеей и телом, оно непропорционально велико.
2. Узкий лоб.
3. Чрезмерно большие или маленькие уши.
4. Неопрятные, густые брови, близко посаженные друг к другу.
5. Выдающийся вперёд подбородок.
6. Вздёрнутый нос с открытыми ноздрями.
7. Скудная растительность на лице.
8. Непослушные волосы, с множеством вихров.
Такие признаки, по его мнению, указывали на врождённую склонность к преступности.
Я не знаю, относится ли мой отец к этой категории. Из восьми признаков он обладает шестью. У него нормальные брови, расстояние между ними в пределах нормы, и подбородок не особенно выдающийся. В молодости он даже считался красавцем. Сейчас ему пятьдесят три, и чем он старше, тем развратнее становится. К сожалению, я пошла в него — точная копия его молодого лица, только в женском варианте. Разве что моё лицо не такое крупное, а нос — не вздёрнут и ноздри не видны. А вот наши большие уши, словно, с одного лица.
В два часа ночи мне позвонили из полиции, они просили приехать и внести залог за моего отца, Цю Го.
Я приехала в участок Ваньчая в 2:22. Сказала дежурному, что пришла за Цю Го. Он провёл меня в комнату за приёмным залом. Отец сидел там, опустив голову. Напротив него — взлохмаченная, размалёванная женщина средних лет с опухшей щекой и кровью в уголке рта.
— Кем вы ему приходитесь? — спросил оперативник в штатском.
— Я его дочь, — ответила я.
Он посмотрел на меня с самым презрительным видом, который я когда-либо видела.
— Он избил эту женщину, — сказал он.
Я в упор посмотрела на отца. Этот закоренелый ловелас, пятидесяти трёх лет от роду, ещё ниже опустил голову, не решаясь взглянуть мне в глаза.
Женщина потребовала, чтобы её отвезли в больницу для освидетельствования. Я заплатила залог. Оформление заняло полчаса. Когда мы выходили из участка, как раз приехала скорая помощь.
Как только отец ступил за порог полицейского участка, его поведение мгновенно изменилось. Он как будто встряхнулся, весь его вид стал легкомысленным. Он пнул ногой пластиковую бутылку из-под йогурта, и та улетела через дорогу.
— Эта женщина… — начал он было объясняться.
— Не хочу слушать! — я зажала уши руками.
— Разбудил тебя?
— Я вообще ещё не ложилась! У нас в школе сейчас экзамены. Думаешь, все живут так же беспечно, как ты?
— Ты же всегда хорошо училась, — проговорил он примирительно.
В этот момент из полицейского участка выехала та же скорая, увозя женщину в больницу. Я подняла руку, чтобы остановить машину.
— Мы знаем пострадавшую. Можно поехать с ней? — спросила я у водителя.
Он обернулся и посмотрел на женщину. Она мельком взглянула на отца и не стала возражать.
— Хорошо, — кивнул водитель.
Мы с отцом сели в машину скорой помощи. Женщина сидела напротив. Мне не нужны были объяснения, всё и так было ясно: очередная позорная история, очередная женщина, очередная ссора. Мой отец всегда был окружён разными спутницами. Таким он был в молодости, таким остался и сейчас, на старости лет. Раньше бывало, что женщины вламывались к нам домой, теперь дело дошло до полиции. Я даже не удивилась. На его безымянном пальце левой руки поблёскивало платиновое кольцо. Это было не обручальное кольцо, скорее всего, символ каких-то новых «отношений». Он ничего не добился в жизни, потому что не был рождён для дела. Он был рождён для любви.
Скорая вскоре прибыла в больницу. Выйдя из машины, я схватила отца за руку и потащила прочь.
— Ты же собиралась проводить её в больницу? — удивился он.
— Кто тебе это сказал? Я просто воспользовалась попуткой.
Больница находилась недалеко от нашего дома, и я таким образом сэкономила деньги на такси.
— Ай да ты! — восхитился он. — Первый раз в жизни возвращаюсь домой на скорой! Вот это голова! Я всегда говорил, что ты у меня умная.
Сладкие речи — его сильная сторона. Наверное, так он когда-то обольстил и маму. Но в итоге они развелись, когда мне было четырнадцать. Его комплименты больше не работали. Он был неисправимым оптимистом и всегда верил, что завтра будет лучше. Поэтому он никогда не откладывал деньги и почти всегда был на мели. Он назвал меня Хуаньэр, надеясь, что я перейму его жизнерадостность, ведь, Хуань – это «радость». К сожалению, моя фамилия Цю.
