— Как же холодно… — Хай Жо поднесла ладони к лицу, дыша на них тёплым воздухом, и время от времени поглядывала на рабочих, заносящих громоздкую мебель в дом, выдержанный в средиземноморском стиле.
Говорили, что её тётя встретила первую любовь во время путешествия в Рим.
— Дундун, иди сюда, — позвала она.
Он сперва забежал в дом, чтобы убедиться, что старинный чайный столик из “наньму” не пострадал при переноске, и лишь потом, сделав несколько быстрых шагов, подбежал к ней. Хай Жо нагнулась, взяла кота на руки, и, почувствовав его мягкое тепло, невольно тихо выдохнула от удовольствия.
Они переезжали в дом, оставленный ей тётей. Родители Хай Жо всё время были в разъездах, и большую часть своей юности она провела именно здесь. Теперь, вернувшись после смерти хозяйки, она впервые по-настоящему поняла, что значит выражение «вещи те же — людей нет».
Дундун прикрыл её руки своим пушистым животом и лизнул кончик её подбородка.
— Она была удивительной женщиной, — начала Хай Жо, когда все вещи наконец-то принесли. Устав за день, она легла на спину в своей комнате, прижимая Дундуна к груди, и тихо вспоминала.
— Дедушка всю жизнь проработал в полиции, бабушка была военной артисткой, отец после армии преподавал в полицейской академии. В такой семье, казалось бы, тётя просто обязана была пойти по их стопам.
Она улыбнулась.
— Но нет, в юности она вдруг восстала против всего этого, сменила направление и пошла учиться на дизайнера одежды. Я помню, как в детстве она шила мне платьица, целый сундук был набит нарядными тряпочками, и все мои подружки страшно завидовали.
— Она и правда имела талант. Позже уехала за границу, а вернувшись, открыла собственную студию, потом и бренд.
Вокруг неё всегда было множество людей, она притягивала. Помню, как отец с матерью часто ворчали: «Опять твоя сестра — влюбилась, рассталась, и ни о каком браке даже не думает!»
Хай Жо мягко провела ладонью по спине кота.
— Но тётя просто не умела жить в клетке. Она так и не вышла замуж и всё же прожила жизнь удивительно красиво, свободно. Её любовь тоже была свободной. Влюбиться, отпустить… начать с нуля. Всё это было для неё естественно, и, пожалуй, даже прекрасно.
Дундун прижался к её груди. Сквозь занавеску в комнату пробивался серебристый лунный свет, отражаясь в его янтарных глазах. Хай Жо гладила его всё медленнее и медленнее… пока не уснула.
Она свернулась калачиком под тяжёлым одеялом, так спят те, кто слишком часто чувствовал одиночество. И всё же, даже во сне, она будто охраняла сокровище, спрятанное в объятиях, своего Дундуна.
Он тихо слушал её дыхание, чувствуя, как подрагивают ресницы, и думал: «Какое счастье, что я могу просто быть рядом».
Прошло время. Хай Жо снова вернулась к преподаванию.
Дом тёти находился далеко от университета, и теперь каждое утро она садилась за руль жёлтого «Жук». Ярко-красную машину тёти она, с улыбкой и лёгкой грустью, отдала тому самому «последнему возлюбленному», пусть останется ему памятью.
Дундун теперь оставался дома, из-за дорожных ограничений он не мог сопровождать хозяйку каждый день. И вот он просто сидел у двери, дожидаясь, пока солнце коснётся горизонта и Хай Жо вернётся.
Он не скучал — просто ждал.
Время текло медленно и спокойно, наполняя дом её голосом, воспоминаниями о каждом взгляде, каждом прикосновении.
— Ужин сегодня — твое любимое карри, — Хай Жо, войдя, радостно покачала пакетом с покупками.
Дундун наблюдал, как она ставит продукты в холодильник, рассказывая о смешных историях дня. И вдруг заметил, каждый раз, когда она выпрямлялась, её рука словно невольно ложилась на бок.
Она уже не была юной.
Чу Чэньюй — тот, кто теперь был Дундуном, — вдруг ясно осознал это.
Ему было уже десять.
Десять лет рядом с ней.
Десять лет — целая эпоха, за которую человек меняется.
Хай Жо всё ещё была прекрасна, её улыбка по-прежнему светилась теплом. Но он видел, тонкие морщинки у глаз, баночки с коллагеном на полке, ту первую седую прядь, которую она с улыбкой спрятала в шкатулку.
Он видел, как год назад у неё снова заныла поясница, старое растяжение дало о себе знать. Она уже стояла у порога сорока.
А он всё так же смотрел на неё, и каждый её жест был для него чудом.
Тем летом дожди шли бесконечно.
После успешной защиты работ двух аспирантов Хай Жо пригласила всех, и Дундуна, отпраздновать в уютном ресторанчике. По дороге домой она шла, смеясь со студентами, когда вдруг кто-то выхватил у неё сумку.
Дундун среагировал раньше всех — прыгнул прямо в лицо грабителю, оставив на щеке глубокие царапины.
— Ах ты, тварь! — заорал тот, но тут же был повален на землю двумя студентами.
Хай Жо, дрожа, прижимала к груди кота, шепча:
— Всё хорошо, всё хорошо… главное, что ты цел.
Полицейские прибыли быстро. Увидев следы когтей, один даже присвистнул:
— Ничего себе у вас кот! Герой! Только, надеюсь, прививку сделали?
Вернувшись домой, Хай Жо выдохнула, а потом, уже в тепле, строго посмотрела на него:
— Ты хоть понимаешь, как это было глупо? — подняла его мордочку за подбородок. — Даже если бы в этой сумке были слитки золота, нельзя вот так бросаться!
Голос её стал выше, Дун-дун понял, что она на самом деле испугалась. Он виновато мяукнул.
— Извини не принимается. Сегодня наказан — спать будешь отдельно, — сказала она, не моргнув.
И вот, впервые за десять лет, он лежал один, в своём маленьком лежаке, грустно поглядывая на её кровать.
Может, подойдёт?..
Нет. Она укрылась с головой.
Он сжался клубком, глядя в темноту, и впервые за долгое время почувствовал страх. Если вдруг случится что-то по-настоящему страшное, сможет ли он защитить её?
Он вспомнил прежнюю жизнь, когда был человеком. Своё тело, силу, уверенность. А теперь, просто кот.
Его сердце сжалось.
Он боялся снова потерять её.
Он вспоминал прошлое, время, когда его память уже не была ясной. Когда он был Чу Чэнъюем, он купил домой несколько тренажёров, чтобы поддерживать здоровье. Он занимался каждую неделю и, что удивительно, поддерживал здоровую фигуру.
Он должен был… быть в состоянии дать женщине чувство безопасности, на которое Хай Жо могла бы положиться.
Но кем он стал теперь? Пропустив их первую встречу, что он мог сделать, чтобы защитить Хай Жо?
Он надеялся, что Хай Жо захочет только его, но было ли это хорошо для неё?
И снова его охватило бесконечное сожаление, он замкнулся в стене самоуничтожения.
Часы в спальне раздражающе тикали. Дундун потянулся, широко раскрыв глаза, его когти невольно потянулись к бархату кошачьей лежанки.
— Дундун… ты спишь? — донёсся из-под одеяла сонный, чуть хриплый голос.
— Мяу, — отозвался он мгновенно.
— Поди сюда… холодно как-то. Я не люблю спать под тяжёлым одеялом… — пробормотала она.
Он знал, что это просто предлог, но счастливо запрыгнул к ней и нырнул под одеяло.
— Я всё равно тебя не простила, понял? — прошептала она, зевая. — Больше так не делай… я так испугалась тогда…
Слова постепенно таяли в сонном дыхании. Дундун прижался к её груди, слушая ровное биение сердца.
И думал, если бы можно было остаться рядом вот так навсегда, он бы больше ни о чём не просил.
