Сквозь туманную пелену дыма и дождя Тан Цяньцзы различил на плече у куафу (великана) маленькую принцессу, устремившуюся к ним. Его облик напоминал творение, выкованное молотом речных богов. Между стальными пластинами доспеха мерцало тело, отливавшее медным блеском, а удары ночного дождя вздымали вокруг золотисто-алое облако пара. Из густых, смоляных волос на лоб стекала яркая и жгучая струйка пота, как расплавленная лава. Он мчался вперёд, и река, едва доходившая ему до колен, для людей была по грудь. Каждый раз, когда он поднимал ногу, поверхность воды содрогалась, уходя вниз на несколько вершков. Богато украшенный мост обрушивался о его рёбра в щепки. Не барабаны возвещали поступь гиганта, а сама земля гремела под его шагами. Меч и броня звенели, будто сотни воинов одновременно били копьями в щиты. Ни один из его сородичей, рассеянных по Лэйчжоу, не достигал ему даже до подмышки.
За пределами Ханчжоу никто не видывал столь огромного воина куафу. Он бежал, и всё, что вставало на пути, дрожало и рушилось.
Никто не подумал об отступлении, словно человек не может убежать ни от гор, ни от моря, ни от неба. Одна за другой падали на землю стальные сабли, лезвия которых ещё держали на себе сгустки запёкшейся крови. Великан делал человеческое оружие смешным и жалким.
С каждым его шагом речной поток поднимался всё выше, всё яростнее, и вскоре стремительно ворвался в павильон. Земля тряслась так, что невозможно было устоять, словно неудержимая армия неслась на них с боевым кличем.
Цзи Чан не зажмурил глаз и не заплакал снова. Заворожённый, он смотрел, как чудовищная тень заслоняет всё вокруг, будто чёрная луна поглотила светлую, и мгновенно отрезала отблески пожара. Павильон погрузился во тьму.
Вдруг всё стихло. Грохот тысяч копыт и рёв морского прилива исчезли бесследно, и если бы не треск пламени вокруг, можно было подумать, что слух покинул их. Волна постепенно угомонилась, но не ушла, и зыбкие отголоски всё ещё били в сапоги.
С невообразимой ловкостью куафу остановился и встал в русле у павильона. Его войско в несколько сотен человек, проникнутое благоговейным страхом, чинно замерло в десятке шагов позади. Свет факелов не прорвался сквозь тень исполина. Юноши видели только его толстые, как колонны, ноги: на бёдрах были штаны из цельной шкуры носорога, на поясе свисал огромный меч, выше человеческого роста. Коленные щитки, тяжёлые, как боевые щиты, перехватывали ремни из шкуры би-ляо, и в их искажённом отблеске отражались лица мальчиков. Мёртвая тишина сгущалась, и вода снова начала подниматься медленно, но неумолимо, достигая голени. В потоке расплывались мутные струйки. Цзи Чан бросился вперёд, поднял девочку, сидевшую на земле в оцепенении, и увёл её обратно. Тан Цяньцзы резко поднял голову, нахмурился, но остался на месте. За его спиной стояли Цзи Чан, ребёнок и ещё десяток уцелевших, и лишь в его руке оставалось оружие.
Куафу наклонился и опустился на одно колено в реку перед павильоном. Даже так его рост равнялся этажу. Вода вокруг заходила ходуном, и буро-красные струи стремительно разливались в пышное облако алого. Постепенно на его голенях, казавшихся ржаво-красными, проступал холодный синеватый блеск. То были пласты засохшей крови. Сколько же человеческой крови должно было впитаться, чтобы доспех гиганта пропитался этой краснотой?
Он наклонил голову и всмотрелся в них. Узкое и суровое лицо казалось ещё резче на фоне огромного тела. Чёрные глаза величиной с чашу для чая были полны густой, словно тушь, глубины и звериной ярости. Никто, кроме его соплеменников, не смел бы встретить этот взгляд, хранящий силу древней крови и духа, подобный отзвуку барабанов в степной пустыне.
