Мудань невольно нахмурилась, брови её сошлись дугой.
С какой стати она должна вставать на колени перед этой… странной особой?
Колени у неё ещё не настолько мягкие, чтобы сгибаться по первому чужому приказу.
Перед старшей принцессой Канчэн— особой из императорского рода — она ни разу не преклоняла колен. Даже перед заносчивой принцессой Цинхуа, с её дворцовой гордостью, никто и не думал требовать таких унижений.
Раньше Мудань ещё могла списать поведение Мэн-жэнь на обычную капризность: ну, вздумалось позлить юную барышню, мало ли… Но сейчас, увидев, что ради пустяка требуют публичного унижения дочери Юйлинь-цзянцзюня третьего ранга, она уже не сомневалась — это не просто заносчивость, это глупость, граничащая с безумием.
Какое бы там ни было «лицо вана Нина», но, требовать подобного от барышни знатного рода — значит, самому не уважать ни дворцовую иерархию, ни человеческое достоинство.
Сюэ`эр вся залилась краской, щеки её пылали от гнева — вот-вот, казалось, взорвётся и даст волю чувствам. Коренастый страж и сам был озадачен таким оборотом: на лице его промелькнуло настоящее удивление. Даже суровая бабка в сером не смогла скрыть тонкую усмешку, едва заметную в уголках губ. Мудань сразу всё поняла: тут за ситуацией наблюдают не только из повозки, но и слуги вокруг, и каждый ждёт, кто первый проявит слабость.
Она сделала вид, будто не услышала резкого окрика служанки. Сохраняя обычную мягкость и приветливость, как это было принято в знатном обществе, Мудань склонилась в почтительном поклоне:
— Простите мою младшую сестру. Она ещё молода, мало что понимает в столичных обычаях, не различает ни чины, ни процессии, вот и натворила глупостей. Прошу вас, не держите на неё зла. Достойные люди снисходительны к юным ошибкам — может, простите нас сегодня?
В этих словах, несмотря на внешнее смирение, ясно прозвучала укоризненная нота: если хотите, чтобы вас уважали и вам уступали — не прячьте своё положение, обозначайте себя. Как можно винить других за то, что не узнали вас, если сами не позаботились об этом?
Ответа из повозки всё ещё не последовало, зато служанка, и без того раздражённая, вспыхнула ещё ярче:
— Дерзость! Вы не просто потревожили процессии уважаемой госпожи, но ещё и смеете возражать?! Неужели не знаете, что перед вами повозка дома вана Нина?!
Мудань сделала вид, будто вовсе не слышит, с улыбкой стояла неподвижно, не вступая в перебранку с той служанкой, лишь медленно подняла глаза и посмотрела в сторону, где неподалёку притаились другие.
Сюэ`эр, видя столь невозмутимое поведение Муданя, поняла, что та вовсе её не боится, а потому сама осмелела ещё больше. Она вскинула голову и, повысив голос, произнесла:
— Я ведь уже сказала: это было не нарочно. Здесь как раз поворот, да ещё деревья закрывают обзор, я не заметила вас. К тому же на вашей повозке не было никаких отличительных знаков, вот я и не сошла с лошади — просто отогнала её к обочине, никого не задела и не напугала. Пусть даже от копыт моего коня пыль испачкала вашу одежду, я ведь уже извинилась, даже готова возместить ущерб. Чего вы ещё хотите? Как хотите, так и поступайте — даже Владыка император и императрица поступают, по справедливости.
Служанка вспыхнула от ярости, но, не найдя, чем ответить, несколько мгновений молчала, а потом, не в силах сдержать обиду, выдавила:
— Что за дерзость! Имя Владыки императора и госпожи императрицы не для таких, как вы!
Сюэ`эр выпрямила шею, с вызовом вскинула подбородок и громко возразила:
— Все поднебесные — дети владыки императора, и что же такого в том, что я упомянула государя и государыню? Разве не по справедливости они судят? Разве мои слова ошибочны? Ты осмелишься сказать, что владыка имератор и императрица не поступают по совести?
Голос её прозвучал столь звонко и уверенно, что внимание всех невольно обратилось к ним. Служанка же, внезапно покраснев, растерялась и срывающимся голосом попыталась оправдаться:
— Ты напраслину возводишь! Когда это я произносила подобные речи?
Мудань внутренне одобрила эти слова Сюэ`эр — действительно, сказано смело и в самое сердце. Теперь уж госпоже Мэн не отвертеться — ей придётся вмешаться.
И вот, раздался мягкий, тягучий смех, словно капля меда растаяла в летнем воздухе. Мэн-жень наконец-то обратилась к ним, напевая в голосе лёгкую упрёку:
— Ляньниан, не стоит быть столь резкой. Какие открытые, какие рассудительные девушки! Похоже, вина здесь и вправду на моей стороне. Позвольте узнать, как вас величать?
В её словах сквозила деликатная учтивость, однако Мудань не обманулась этим мёдом. Она едва заметно улыбнулась и, сохраняя вежливую холодность, ответила:
— Не смею. Моя сестра порывиста в словах, не ведает ещё меры — прошу вас не держать на неё зла.
Сюэ`эр, не уступая ни в слове, ни в духе, ещё раз отчётливо назвала имя своего отца, затем решительно притянула Мудань к себе, заслонив её собственной спиной, и, вскинув подбородок, твёрдо сказала:
— Она, лишь моя спутница, и не сделала вам ничего дурного. Если есть досада — обращайтесь ко мне. Что угодно, то и делайте.
В этот миг шёлковая занавесь повозки приподнялась, и наружу выглянуло лицо молодой женщины — белое и сияющее, словно серебряное блюдо, и озарённое улыбкой. Её волосы были убраны в высокий узел, в который была воткнута одна-единственная белая хризантема. На щеках почти не было румянца, а из украшений — ни золота, ни серебра; лишь лёгкая белая вуаль спадала с плеч поверх платья цвета лунного света. Вся её простота, почти траурный наряд, сразу бросались в глаза.
Мудань, мельком взглянув, невольно вспомнила о недавно скончавшейся супруге вана Нин и с полной уверенностью заключила — перед ней, несомненно, одна из наложниц вана Нин. А ещё она поняла, что эта женщина где-то уже потерпела унижение, и потому сейчас вымещает досаду на Сюэ`эр.
Взгляд Мэн-жень задержался на лице Мудань, в её глазах промелькнул неясный, трудноуловимый отблеск, после чего она перевела взор на Сюэ`эр, чьё лицо пылало возмущением. Слегка улыбнувшись, Мэн-жень произнесла с изысканной учтивостью:
— Хе-хе, вина в том, что моя служанка не сведуща в этикете, поспешила и потревожила вас.
С этими словами она повернулась и, наигранно строгим тоном, сделала несколько выговоров той самой юной служанке с тонко заплетёнными волосами, которая до этого едва не ввязалась в ссору. Затем, не меняя строгой маски, отчеканила несколько упрёков двум тётушкам — старшим служанкам, что раньше пытались урезонить Сюэ`эр:
— И вам, старым жителям этого дома, не мешало бы помнить о правилах. Встретив нечто подобное, почему сразу не сообщили мне? Если вдруг кто-то решит, будто я привыкла пользоваться покровительством Его Высочества и поступаю своевольно — куда мне тогда деваться?
