Словно ветер развеял её тревоги. Мудань прямо расцвела, глаза заулыбались:
— Вот видишь! Я же говорила — как только встречаюсь с тобой, непременно случаются хорошие вещи.
Но, проговорив это, тут же смутилась. Слишком уж по-девичьи прозвучало. Слишком просто и прямо. Да и ясно же: Цзян Чанъян намеренно ищет поводы, чтобы помочь ей, а она, выходит, радуется как ребёнок. Глупая ты, глупая, — мысленно отругала себя.
Камни-то она ещё не купила, а вот очередное одолжение уже получила. Значит, теперь уж точно — зубами вцепиться, но купить их, и по возможности — купить дорого, с выкупом и благодарностью. Только так она сможет отдать старые долги и не утонуть в новых. А чем больше помогает он — тем тяжелее становится груз на её плечах.
Мысли об ответственности, странно смешиваясь с тёплой благодарностью, превратились в тихое напряжение, которое будто зазвенело в воздухе, не нарушая, однако, мягкой гармонии летнего утра.
Цзян Чанъян, услышав столь тёплые слова от Мудань, уже было хотел подхватить шутливым ответом, но в следующий миг заметил, как она вдруг отвела взгляд. На лице её мелькнула тень смущения, а тонкие брови чуть сдвинулись — не резко, но достаточно, чтобы он понял: она ощутила себя неловко. О чём она подумала? Что почувствовала?
Он не знал, но понимал главное — лучше не давить, не продолжать. Потому, с истинным тактом, не стал ловить её на слове, а мягко перевёл разговор в иную сторону.
Тут как раз вмешался У — верный слуга, знавший, когда и что подсказать. С огоньком в глазах он попытался подбить господина на рассказ о старых походных днях. Но Цзян Чанъян лишь отмахнулся с лёгкой усмешкой — мол, не время и не место. И, повернувшись к Мудань, спросил:
— Я тут слышал одно странное поверье. Говорят, искусный цветовод может вырастить на одной и той же ветви куста пиона сразу несколько разных по цвету цветов. Якобы, если закопать у корней серебро, киноварь и ещё какие-то краски — то и цветы изменятся. Я сам с трудом в это верю. Что скажет госпожа Хэ? Правда ли это?
Мудань мягко улыбнулась, радуясь, что разговор наконец касается её любимого — цветов.
— Ты, должно быть, говоришь о сорте “Шиян цзинь” — «многоцветный узор», — ответила она. — Что до метода с серебром и красками… не знаю, мне он кажется слишком надуманным. Я лично такого не пробовала и потому не ручаюсь, подействует ли. Но есть один способ — куда более реальный и надёжный.
Цзян Чанъян заинтересованно наклонился ближе, слушая.
— Нужно привить на один куст несколько побегов разных сортов. Разной окраски, формы лепестков, даже аромата. Если приживутся — получится поистине чудесное зрелище. Такой куст пиона будет цвести пёстро, словно вышитое шёлком полотно. Я непременно такую выращу у себя в саду.
В её голосе зазвенела тихая уверенность, любовь к делу и искреннее вдохновение. Разговаривая о цветах, Мудань словно расцветала сама.
Подготовку к выращиванию «Шиян цзинь» — многоцветному пиону — Мудань начала ещё задолго до нынешней беседы. Всё было просчитано, всё продумано: сортовые отростки, подходящие подвои, сезон прививок, инструменты, рабочие руки… Оставалось лишь дождаться нужного времени, когда весеннее тепло позволит приступить к главному. Это был её туз в рукаве, её грядущая гордость и — без преувеличения — живая визитная карточка.
Ведь скажите, что может привлечь внимание к саду больше, чем несколько крепких кустов пионов, на каждом из которых — алые, розовые, лиловые, белые цветы, расцветающие, словно драгоценности, на одном и том же стебле? Ни один ценитель, ни один любопытствующий не пройдёт мимо. Она знала это. Чувствовала.
Именно поэтому её откровенность в разговоре поразила Цзян Чанъяна.
Он всего лишь хотел перевести разговор — отвлечь её, да и себя — от неловкого мгновения. Закинул, как говорят, пустую удочку. А Мудань вдруг ответила всерьёз. Не просто ответила — раскрыла то, что другие приберегли бы для учеников или для самых близких. Эта техника, передающаяся из уст в уста среди немногих мастеров, то, что многие берегли, как тайну ремесла, она… спокойно, доброжелательно поделилась с ним.
Цзян Чанъян, хоть и скрывал эмоции, но внутри действительно удивился.
Либо она совсем простодушна, либо… действительно доверяет мне? — мелькнуло в голове.
Глядя на неё — уверенную, внимательную, расчётливую, но при этом открытую и мягкую — он понимал: глупой её назвать язык не повернётся. А значит, она действительно впускает его в доверие.
Мягкое, светлое чувство разлилось в груди. Он не подал виду, не стал ловить на слове, не пошёл дальше — но в этот короткий момент, казалось, между ними установилась тонкая, но прочная ниточка. Не обязанностей. Не расчётов. А чего-то иного.
Такой вот — прямолинейной и безоружной — женщине, как Мудань, нетрудно снискать уважение, если рядом окажется достойный человек. Её искренность, чистота и доверие неизбежно вызывают в ответ уважение, даже восхищение. Но если на пути встретится тот, кто таит в сердце дурной умысел — тогда беда. Такие, как она, становятся лёгкой добычей.
Цзян Чанъян невольно ощутил прилив тревоги и сожаления. Помолчав, он вдруг посерьёзнел:
— Я, конечно, всего лишь спросил из праздного любопытства. Но всё же — не стоит так просто рассказывать кому попало о том, что составляет твоё ремесло, основу твоей жизни. Ты ведь знаешь, что говорят? «Невиновен, но, если у тебя есть драгоценность — это уже повод для зависти». А ты — женщина, и потому должна быть особенно осторожна.
Мудань улыбнулась, кивнула:
— Спасибо за напоминание. Я это запомню.
Она говорила это без обиды, по-доброму. Ведь и впрямь — в узком кругу знатоков всё, что она сказала, не было каким-то чудом. Сейчас размножение пионов — в первую очередь дело рук искусного привоя. Те, кто хоть немного знаком с садоводством, наверняка могли бы и сами додуматься.
Но знание сути — ещё не значит владение искусством.
Она ведь не рассказывала, как правильно выбирать подвои, какие сорта уживаются друг с другом, в какой фазе вегетации прививать, когда и как ухаживать за кустом после операции. Всё это — её настоящее мастерство. И его она при себе оставит.
Природу человека изменить непросто. Цзян Чанъян и сам понимал: как бы серьёзно Мудань ни кивала, как бы ни соглашалась с ним, не факт, что она и впрямь вняла словам, а если и вняла — станет ли на деле осторожней?
Он раздумывал недолго, и, решив действовать по-старинке, рассказал ей поучительную историю — о том, как однажды доверчивость обернулась бедой, привела к краху дома и гибели всей семьи. Пример был нарочно выбран впечатляющий — чтобы пробудить в ней тревогу, заставить насторожиться.
Мудань, слушая, вдруг ощутила себя как в детстве, когда взрослые — отец, тётушки, бабушка — принимались читать нотации: доброжелательные, но многословные. Цзян Чанъян в этот момент был ей почти как строгий, но заботливый наставник, а она — послушная ученица, которая прячется за притворной серьёзностью, чтобы не выдать лёгкой улыбки.
Она старалась не хихикнуть, но ради вежливости делала вид, будто слушает с самым искренним вниманием, даже изредка поддакивала и вставляла вопросы — ровно в нужных местах, чтобы поощрить рассказчика.
