Следом створка распахнулась, и на пороге появился Ли Син. Лицо его было бесстрастным, а тёмные, глубоко посаженные глаза смотрели прямо на неё, не выдавая ни гнева, ни смятения.
Госпожа Цуй почувствовала, как в душе кольнуло нехорошее предчувствие. Она не решалась встретиться с сыном взглядом и, натянуто улыбнувшись, заговорила:
— Синчжи, ты так рано вернулся? Проголодался? Я велю приготовить тебе поесть. У меня срочное дело, я сейчас должна… — она уже шагнула к выходу.
Но Ли Син перегородил дверной проём, не давая пройти.
— Что ты, ребёнок мой, — попыталась она сохранить лёгкий тон, — взрослый мужчина, а всё шалишь. Дай пройти, я спешу.
И вдруг он заговорил, прерывая её:
— Только что брат Сылян из дома Хэ приходил ко мне в лавку. Просил передать тебе одно слово: если с Дань`эр случится хоть что-то, жизнь за жизнь.
Он выдержал паузу и добавил тихо, но отчётливо:
— Я уже согласился. Если придёт тот момент — я отдам свою жизнь за её жизнь.
Госпожа Цуй остолбенела, а потом, вскинув руку, со всей силы ударила сына по лицу.
Её грудь тяжело вздымалась, в глазах блеснули слёзы; голос дрожал от гнева и обиды:
— Да как ты смеешь! — выдохнула она. — Как смеешь в моём присутствии говорить такие чудовищно непочтительные слова!
— Когда я рожала тебя, у меня были тяжёлые роды. Я надорвалась, навсегда лишилась возможности иметь детей… и с того дня берегла тебя, как зеницу ока. Всё, чего ты хотел — я, всеми силами, всеми способами, старалась достать. Ты ушёл в торговлю, выбрал для себя это… балаганное дело — я не препятствовала. Ты из-за неё оставил дом, предал сыновний долг и уехал на два с лишним года — я, изводясь тревогой днём и ночью, не сказала тебе худого слова.
— Ты за неё ввязывался в распри, наживал врагов, чуть не погубил себя — я терзалась, рвалась сердцем, но и тогда не винила. Потому что всё ждала… ждала, что ты образумишься.
— А теперь, выходит, ты готов ради неё отказаться от всего: от родителей, от рода, от будущего, от собственной жизни?! Мои двадцать лет страданий и забот для тебя стоят меньше, чем её одна улыбка?!
Ли Син, получив удар, откинул голову в сторону, но тут же, громко и твёрдо, сказал:
— Пусть я и поступал не так, как ты хотела, пусть чем-то огорчил тебя, — но ты не имела права причинять ей зло. Чем она виновата? Она совершенно невинна! Как ты можешь быть настолько жестокой?!
— Я? Жестокой? — в голосе госпожи Цуй злоба к Мудань вспыхнула с новой силой.
Она резко толкнула сына, закричав:
— Знай же! Всё это — твоя вина! Ты сам вынудил меня на это! Я не могу стоять и смотреть, как ты губишь свою жизнь и разрушаешь наш дом! Так что это ты погубил её, ты! И пока я жива, она никогда не добьётся своего!
Она зло махнула рукой:
— Убирайся с дороги! Не смей стоять у меня на пути!
Это он вынудил… он погубил… — да, значит, всё именно так.
Ли Син опустил взгляд и долго смотрел на вышитые золотом узоры на подоле её юбки. Потом медленно сказал:
— Она права. Дело ведь не в том, добьётся ли она своего… а в том, добьюсь ли я. Знаешь ли ты, она ведь и вовсе за меня не хочет. Тот, кого ты лелеешь, как драгоценность, для неё, может, и в подмётки не годится обычному кусту пиона.
Да, она права, — невнятно продолжал он в мыслях. — Если бы она, наперекор всему, пошла за мной, её жизнь закончилась бы тоской и увяданием.
И вдруг ему представилось: вот он — не человек, а куст пионов в её саду, что каждый день принимает её мягкую заботу, раскрывается навстречу её ладоням и цветёт в их тепле… Как же это было бы прекрасно.
Госпожа Цуй вспомнила напоследок брошенное ей в лицо ругательство госпожи Цэнь и, злобно сузив глаза, процедила:
— Тем хуже для тебя! Раз она тебя не хочет, зачем ты продолжаешь о ней думать? Ты ещё и помогаешь её семье угрожать мне, да? Ну так слушай: теперь только два пути — либо она умрёт, либо умру я! И пока ты не поступишь, по-моему, она ни за что не получит того, чего хочет!
Ли Син взглянул на неё, и, не сказав ни слова, повернулся к двери.
Госпожа Цуй, поражённая тем мёртвым, безжизненным выражением на его лице, испугалась; она бросилась вперёд, схватила его за рукав и воскликнула:
— Куда ты идёшь?!
— К вану Нину, — ответил он ровно, почти устало.
— Осмелишься?! — в голосе её смешались ярость, страх, боль и отчаяние. Она ясно представляла себе, что он там скажет и что будет делать… и это казалось ей немыслимым.
Ли Син молчал, только дёргал рукав, но, почувствовав, что не может высвободиться, резко рванул сильнее — ткань треснула, и он, оставив у неё в руках половину рукава, вырвался и зашагал к выходу.
Госпожа Цуй, сжимая в пальцах обрывок шёлка, застыв на месте, вдруг осознала, что и злость, и страх переплелись с острой, жгучей обидой. Слёзы застилали глаза, и она закричала ему вслед:
— Безжалостный ты выродок! Для кого я всё это делала? Всю жизнь я гнула спину, унижалась, раздавала улыбки направо и налево — всё ради тебя! Скажи, кто тебе роднее — я или она? Она чуть не погубила тебя, погубила наш дом! И что же я сделала? Да ничего! Я всего лишь, по желанию госпожи Мэн, хотела её возвысить. А она — обиделась! Да я и сама считаю это позором!
— Разве, если госпожа Мэн передала волю вана Нина, я могла отказать? — голос её звенел от ярости и боли. — И в чём тут моя вина? Ты думаешь, она такая уж добродетельная? Если бы берегла себя, как положено женщине, откуда бы взялись все эти беды? Сидела бы дома, ела досыта, пила вдоволь — и всё. А вместо этого, с этой своей красивой мордочкой, шляется по городу, цепляет неприятности одну за другой!
— Даже если госпожа Мэн и плела козни, а я её неверно поняла, разве нельзя было просто объяснить? Зачем же так меня унижать? Она ведь не только бранила и толкала меня, но ещё и всё рассчитала так, чтобы уничтожить и твоё, и отца твоего имя, и наше будущее! Какое же у неё злое, ядовитое сердце!
— А этот дом Хэ… да это же целое гнездо неблагодарных змей! А ты всё — винить меня, упрекать, ненавидеть… Почему же ты хоть раз не спросил, что я сама пережила? Как мне тяжело? Ты хоть представляешь, какие я проглотила обиды? Я двадцать лет растила тебя — и всё зря!
Она сорвалась на крик, и в словах её уже слышалась истерика:
— И не смей меня вынуждать! Лучше уж я здесь, сейчас, разобью себе голову и расчищу ей дорогу — тогда у тебя всё будет, как ты хочешь!
