Мудань даже не моргнула. Она спокойно, чуть наклонив голову, ответила:
— Пусть будет знаком благодарности за то, как вы в сегодня выручили меня перед её высочеством.
Она не уступала ни на шаг. Ни извинений, ни признания вины. Её фраза была грациозной, вежливой — и при этом совершенно безмятежной. Кто понял — тот понял.
Ли Син, чувствуя, что конфликт исчерпал себя, развёл руками и с добродушной улыбкой заключил:
— Ну вот и славно. Тогда, пожалуй, вернёмся?
Несколько человек уже повернулись, собираясь расходиться, как вдруг с противоположной стороны быстрыми шагами появилась служанка в сине-зелёной одежде — из тех, что следуют за самой принцессой Цинхуа. Подойдя к ним, она чинно поклонилась, затем подняла голову и с улыбкой проговорила:
— Наша принцесса просит госпожу Хэ пройти к ней на недолгую беседу. Она ждёт в павильоне Шуйцзин, он совсем рядом.
Тётушка Линь тут же напряглась, схватила Мудань за рукав, как будто бы в этом прикосновении искала способ её защитить. Губы её дрогнули — она явно хотела что-то сказать, но не осмелилась при других.
Не ловушка ли? Не замышляется ли что-то тёмное под видом открытого разговора?..
Даже если Мудань и понимала, что от принцессы Цинхуа едва ли стоит ждать добра — отказать она не могла. Позвать так — прилюдно, на глазах у всех — значило, по крайней мере, что против неё не замышляется ничего грубого.
Вероятнее всего, будет разговор с подтекстом, угроза, тонкая манипуляция. Или… кто знает — может, откроется неожиданный поворот.
Она перевела взгляд на Ли Сина и заметила, как он быстро, почти незаметно подмигнул ей. Мудань легко улыбнулась и с безмятежной грацией ответила:
— Раз уж меня приглашают с таким почётом, как же я могу отказаться?
С этими словами она, не оборачиваясь, пошла за служанкой, её шаги были мягки, но твёрды.
Когда Мудань скрылась за поворотом, Ли Син, словно бы забывшись, накинул руку на плечо Пань Жуна, придвинулся ближе и, склонившись к самому его уху, прошептал несколько слов. Пань Жун нахмурился и отрицательно покачал головой.
Ли Син выпрямился, спокойно поднял указательный палец — Пань Жун замешкался, глаза его чуть сузились, и всё же он вновь покачал головой.
Ли Син холодно фыркнул, резко обернулся, явно собираясь уйти, но в этот миг Пань Жун, будто не выдержав, перехватил его за рукав, пожал ладонь и… со звонким хлопком дал ему пять.
— Идёт! — бросил он с решимостью, в голосе звенела азартная капитуляция.
Так называемый павильон «Шуйцзин» семьи Лю, по сути, был лишь небольшим деревянным строением, возведённым посреди озера. Ничего по-настоящему роскошного — но в этом и заключалась его прелесть. Лю Чэнцай, любивший в тёплые дни уединяться с книгой в тени и прохладе, сам распорядился возвести это место, и велел установить у берега водяное колесо. Колесо поднимало воду прямо из озера, направляя её по желобам на крышу павильона, откуда она тонкой пеленой стекала вниз, образуя настоящий дождевой занавес.
В летние дни в этом павильоне было особенно свежо, прохладно, тихо и по-особенному поэтично. Когда восходило солнце, и его первые лучи проникали сквозь капли, занавесь словно превращалась в ткань из чистого хрусталя, искрясь радужными цветами и переливаясь так, что было невозможно отвести взгляд. Именно поэтому павильон получил своё название — Шуйцзин, что означает «Хрустальный павильон».
Когда Мудань с сопровождающими подошла к изогнутому мостику, ведущему к павильону, та самая служанка остановилась и обернулась. Почтительно склонившись, она сказала:
— Её высочество велела передать, что у неё есть несколько частных слов, которые она хочет сказать госпоже с глазу на глаз. Просит двух сопровождающих служанок немного подождать здесь.
Тётушка Линь и Юйхэ встревоженно переглянулись, их взгляды тут же обратились к Мудань.
— Молодая госпожа… — тихо окликнула тётушка Линь, голос её был полон тревоги, а пальцы невольно сжались в складках рукава.
Мудань подняла взгляд. Сейчас ещё не лето — водяное колесо не работало, и потому в павильоне Шуйцзин не было привычной водяной занавеси. Без этой жемчужной пелены строение выглядело скромно, ничем не примечательно. От резных галерей до самой ограды вокруг павильона всё было видно, как на ладони — открыто, прозрачно, почти до будничности.
На первый взгляд — не место для какой-либо западни или угрозы.
К тому же, вокруг павильона не было ни души. Ни одного телохранителя, ни одной служанки — лишь озёрная тишина и лёгкий плеск воды о сваи. Ни тени от многочисленных придворных, принцессы Цинхуа.
Если она и задумала что-то, то, похоже, действовать будет открыто…
Мудань повернулась к сопровождающим:
— Подождите здесь. Я скоро вернусь.
Глаза тётушки Линь налились влагой, но она не осмелилась при посторонней сказать то, что хотелось. Лишь взглянула на Мудань с мольбой и тревогой и прошептала:
— Госпожа… будьте осторожны.
Служанка в синем всё ещё стояла рядом, с той самой вежливой, чуть натянутой улыбкой:
— Не стоит волноваться. Наша принцесса не питает злого умысла. Если в прихожей никто не встретит госпожу — тогда, по приказу, вы можете пройти внутрь самостоятельно.
Мудань кивнула. Приняла из рук служанки зонт и, раскрыв его над головой, направилась к павильону.
Солнце стояло высоко. Его лучи, отражаясь от зеркальной глади озера, били в глаза с ослепительной яростью. При каждом шаге по изогнутому каменному мостику — узкому, с резкими поворотами, — свет прыгал перед глазами, дробился, пульсировал. Девятеричные изгибы моста, влажный камень, перемежающиеся тени и отблески — всё сливалось в одну зыбкую реальность.
Мудань щурилась, прикрывая глаза. Было чувство, будто земля уходит из-под ног. Лёгкое головокружение накатило волной — но она продолжала идти.
Чем ближе Мудань подходила к павильону, тем громче становилась музыка — пронзительный, вибрирующий звук пипы, то рвущийся ввысь, то замирающий в надломе. Мелодия проникала в уши, отдаваясь в груди, словно натянутая жила. И вместе с этим звучанием, всё отчётливее начинал витать в воздухе тонкий, изысканный аромат: нежные розы из Да Ши[1], вымоченные в драгоценных смолах с Хайнаня, — благовоние высшего качества, впитавшее в себя жар юга и роскошь дворца.
Мудань остановилась в нескольких шагах от входа. До павильона оставалось чуть больше чжан — каких-то трёх метров. Она подняла голову, голос её прозвучал ясно и чётко, как капля на гладкой воде:
— Подданная Хэ Вэйфан, по зову её высочества принцессы, явилась на встречу.
Она повторила. И ещё раз:
— Подданная Хэ Вэйфан, по зову её высочества принцессы, явилась на встречу.
Но в ответ — лишь продолжение звона струн. Ни слов, ни шагов, ни знака. Музыка не стихала. Никто не откликался.
Мудань вспомнила, как служанка велела: если никто не ответит — иди сама. И потому, не колеблясь, подняла подол, шагнула через порог и двинулась внутрь.
И вдруг — как будто по сигналу — музыка резко оборвалась. Наступила звенящая тишина. В следующую же секунду из полуоткрытого окна раздался женский смешок — звонкий, притворно беззаботный. За ним — сдавленные, рваные стоны, полные неприкрытого сладострастия.
Мудань вздрогнула, подняла глаза и увидела: за серебристыми ширмами с резными птицами и цветами, полуоткрытыми, вуалированными, на шёлковой тахте клубком извивались два полуобнажённых тела — мужчина и женщина, сливаясь в неразделимом, жадном движении. Лёгкий голубой тюль над ложем колыхался на сквозняке, едва заслоняя происходящее, но не скрывая сути. Всё было ясно, неприкрыто, намеренно показано.
Чуть поодаль, возле ширмы у стены, стояла та самая служанка в синих одеждах. Она всё ещё сжимала пипу в руках. Голова её была опущена, лицо — неподвижно. Будто она вовсе не слышала ни музыки, ни смеха, ни стонов. Будто не знала, что происходит за её спиной.
Она стояла, как застывший монах в медитации. Ни единый мускул не дрогнул.
[1] Да Ши (大食) — это историческое китайское название для арабского мира, особенно в эпоху Тан (VII–X век). Под этим названием в Китае подразумевали могущественную исламскую цивилизацию Ближнего Востока — в частности, Аббасидский халифат, чьей столицей был Багдад.
Как же интересно, столько подробностей в описании лиц, бытовых ситуаций, нарядов и персонажей,намного увлекательней, чем экранизация, спасибо переводчику, ваш труд дает нам возможность наслаждаться этим произведением
Большое спасибо🥰