Ли Син смотрел, как она улыбается, будто между ними ничего никогда и не происходило. Но в его сердце всё глухо и тревожно отзывалось эхом — в памяти стояли недавние слова Уляна. Он хотел было спросить у неё прямо, но, скользнув взглядом по стоящей чуть в стороне тётушке Фэн, что не сводила с него глаз, и Юйхэ, сжавшей губы и выглядевшей так, будто ей не по себе от самого их соседства, всё-таки лишь тяжело вздохнул про себя. Усилием воли натянув улыбку, он проговорил:
— А я вот как раз боялся, что ты и правда больше не позволишь мне быть рядом…
Услышав его слова с двойным смыслом, Мудань на миг замерла, и улыбка на её губах стала чуть натянутой. Тётушка Фэн, заметив это, кашлянула и с добродушной улыбкой вмешалась:
— Молодая госпожа, уже поздно, пора вам отдыхать. Здесь уж я сама прослежу, чтобы каждый поел до отвала. Можете быть спокойны.
Мудань ничего не оставалось, как кивнуть, подчинившись намёку. Она сдержанно поклонилась Ли Сину:
— Тогда я пойду отдохну. Если что понадобится — скажи тётушке Фэн, она всё устроит.
Ли Син поспешно отложил в сторону чашу с бульоном. Его взгляд задержался на Мудань — тёплый, тревожный, чуть настойчивый:
— Спи спокойно. Мы обо всём позаботимся.
Слова его звучали уверенно, но в душе у него поднялась горькая усмешка. Вот и снова он рядом, снова помогает, снова вовремя… а что дальше? Не станет ли этот вечер последним, когда он ей вообще нужен? Тень сожаления легла на сердце.
Пока он предавался тоскливым мыслям, тётушка Фэн ловко подсунула ему в руки здоровенную, ещё дымящуюся паровую лепёшку, ласково приговаривая:
— Молодой господин Ли, ешьте, ешьте! Надо подкрепиться!
Ли Син только вздохнул, сдавшись, и принялся за лепёшку и мясной бульон, погрузившись в борьбу с едой, в которой он мог хотя бы на время отвлечься от собственных чувств.
За дверью их встретил ночной воздух, пахнущий древесиной и влажной землёй. Юйхэ молча зажгла фонарь и повела Мудань к её комнате. Мудань шагала рядом, ни слова не говоря, пока вдруг не просунула руку под локоть служанки и не обняла её за руку, мягко прижавшись головой к её плечу.
— Юйхэ… — тихо окликнула она.
— Здесь, — отозвалась та, затаив дыхание, ожидая продолжения.
Но Мудань умолкла, не произнеся ни слова. Лишь когда она легла на постель, а Юйхэ опустила над ней полог и собралась было отойти, Мудань посмотрела на неё глазами, в которых таилась внутренняя тревога, и негромко спросила:
— Как ты думаешь… если бы я прямо сказала им, что не хочу выходить замуж… они бы обиделись на меня?
Юйхэ растерялась, на лице её мелькнул испуг:
— Госпожа, как вы можете так говорить? Вы сейчас в самом расцвете, словно цветок, зачем же так — в одиночестве… доживать свой век? Это было бы преступлением против самой природы!
— «Преступлением против природы», да ты и вправду умеешь загнуть, — Мудань не сдержалась и хихикнула, а затем, махнув рукой, остановила волну приготовленных увещеваний. — Я же просто так сказала. Не хочу быть мачехой.
Юйхэ с досадой фыркнула:
— Ну не хотите — и не надо! Да кто ж из родных посмеет вас принуждать? Зачем такие слова говорить — только сердце пугаете.
Мудань, усмехнувшись, поддразнила:
— Успокойся. Даже если я и впрямь решу остаться одинокой на всю жизнь, тебя держать при себе не стану. Не стану заставлять и тебя делить со мной старость.
Юйхэ тут же вспыхнула, щеки её порозовели, и она с притворной обидой метнула в сторону Мудань сердитый взгляд:
— Что вы такое говорите!
В знак мстительного протеста она сдула пламя свечи одним коротким выдохом, погрузив комнату в темноту, и, не слушая зовов Мудань, ушла в соседнюю комнату ложиться спать.
Не важно, что скажут другие, — мысленно твердила себе Мудань, лежа в тишине. — Я никогда не соглашусь на брак с кем-то, кто мне чужд. И уж точно не стану приносить себя в жертву, чтобы угодить чьим-то ожиданиям.
Она ещё несколько раз перевернулась с боку на бок, но усталость, накопившаяся за день, в конце концов взяла своё — тело расслабилось, и она погрузилась в глубокий, спокойный сон.
Но в четвёртую стражу ночи внезапно раздался шум — кто-то кричал, раздавались торопливые шаги. Через мгновение донеслось: поймали вора!
Мудань тут же проснулась и хотела встать, чтобы посмотреть, но тётушка Фэн уже встала ей на пути:
— Госпожа, ну зачем вам среди ночи выбегать? Хотите знать, что произошло — я сама всё разузнаю и доложу. Не хватало ещё вам по тёмному двору бегать, как простолюдинке.
Мудань неохотно согласилась — спорить с тётушкой Фэн было бессмысленно. Та с деловым видом затянула на плечи накидку и скрылась за дверью. Лишь спустя время, равное сгоранию одной благовонной палочки, она вернулась с невозмутимым видом и сухо отчиталась:
— Пара мелких воришек. При обыске нашли огниво, кресало и масло. Точно — хотели пробраться на участок и поджечь наши деревянные материалы. Старший господин Далан со всеми всё предусмотрел: сработали как по учебнику, устроили им западню, вытащили, как черепах из глиняного кувшина. Поймали с поличным, с уликами. Сейчас допрашивают. Утром, как свет поднимется, отправят в усадьбу вана Нина.
Когда, наконец, за окном начало сереть, рассвет окрашивая крышу Фанъюаня мягким серебром, Мудань уложила измождённую ночным бдением тётушку Фэн отдохнуть и вместе с Юйхэ направилась на кухню готовить завтрак.
Когда пришло время звать Далана и остальных к еде, во дворе стояла непривычная тишина. Мудань откинула занавесь и заглянула внутрь. В комнате царил полумрак, воздух был насыщен запахом чая и ночного дыма. Несколько мужчин в беспорядке лежали на скамьях, плетёных циновках и прямо на циновках у стены — кто с руками за головой, кто в полусне, едва дыша. Все спали.
Мудань уже хотела тихо отступить, как вдруг увидела, что один из лежащих — Ли Син — внезапно открыл глаза. Его взгляд упал прямо на неё, внимательный, пристальный, как будто он вовсе и не спал.
У Мудань ёкнуло сердце. Она опустила голову и поспешно отступила за занавесь. Только она сделала шаг, как услышала за спиной лёгкий шелест. Занавесь приподнялась, и Ли Син, бесшумно ступая, вышел следом. Его голос прозвучал негромко, но сдержанная тревога звенела в каждом слове:
— Дань`эр… ты что же, теперь всякий раз, как увидишь меня, будешь прятаться?
Юйхэ, увидев, что Ли Син вышел следом, опустила голову и принялась пристально разглядывать носки своих туфель, будто от них зависела судьба мира. Медленно, не спеша, она отступила в сторону, прикидываясь, что ничего не замечает, не слышит и не понимает.
Мудань на миг замолчала, затем обернулась. На её губах появилась лёгкая, спокойная улыбка:
— Двоюродный брат, ты шутишь. С чего бы мне прятаться при виде тебя?
Но Ли Син видел больше, чем просто улыбку. Он заметил, как её тонкие пальцы бессознательно переплетаются на груди, то сжимаясь, то расплетаясь, словно её внутреннее волнение искало выхода. Его сердце болезненно сжалось, и в эту секунду ему до боли захотелось взять её за руку, удержать, выговориться, рассказать всё — но он не посмел. Он боялся, что малейшее необдуманное движение разрушит всё до основания и навсегда отдалит его от неё.
Внутри рукава он сжал кулак, потом ослабил, снова сжал — как будто этим мог утихомирить бурю в груди. Наконец, немного выровняв дыхание, выдавил из себя улыбку:
— Ну и хорошо. А если даже… ну, ты понимаешь… В общем, все остальные — это одно, а я — это совсем другое.
