Она запнулась, но тут же заговорила громче, с нажимом:
— Одиноко. Ты вообще понимаешь, что это значит? Ты даже не представляешь, что у тебя есть то, чего у неё нет. При этом ты и дать ей ничего не можешь. Так устроен этот мир: он не похож на наши мечты, но мы ведь и отказаться от мечты не можем. Тогда что нам остаётся? Только изгнать из этого мира… самих себя.
Той же ночью ей снова приснилась Аньшэн. Юная, светлая, босоногая, в развевающемся белом платье, раскачивающая ногами на ветке высокого дерева. Волосы и ткань трепал ветер, а лицо её сияло смехом.
«Но, наверное, Аньшэн уже изменилась», — подумала Циюэ, проснувшись.
Ведь теперь им обеим было по двадцать два.
Циюэ, впрочем, чувствовала, что и сама изменилась. Она стала выше, лицо округлилось и уже не было тем утончённым овальчиком, каким было раньше. И пусть её по-прежнему считали красивой, она уже ощущала, что детство осталось позади. Не только у Аньшэн. У них обеих.
Она действительно очень скучала по Аньшэн.
Как раз в этот момент зазвонил телефон. Циюэ подумала, что это, возможно, Цзямин. Она сняла трубку, но в ответ — тишина.
— Алло? Пожалуйста, говорите… — сказала она настороженно.
И вдруг в трубке раздался слегка хрипловатый девичий голос:
— Циюэ, это я.
— Кто ты? — удивилась она.
— Это Аньшэн! — и голос взорвался смехом.
Аньшэн добралась до Шанхая.
— Циюэ, возьми пару выходных и приезжай. Я очень скучаю.
Когда Циюэ прибыла в Шанхай на утреннем теплоходе, солнце только-только начинало пробиваться сквозь лёгкую дымку. На причале она увидела хрупкую фигурку девушки. Та стояла чуть поодаль, с двумя толстыми косами, спускавшимися до самой талии. Одета она просто: джинсы, чёрная футболка и старенькие кеды.
Циюэ подбежала. Аньшэн улыбалась ей, стоя неподвижно. Узкое лицо, смуглая кожа цвета гречишной шелухи, высокий лоб и всё это под ярким солнцем.
С детства Аньшэн не считалась красивой, но её лицо всегда было необычайно выразительным, с настоящей восточной чертой. Теперь же в нём появилась особая красота: зрелая, уставшая, чуть отстранённая. На ней не было ни грамма косметики. Только тонко очерченные брови с высоко поднятым изломом.
— Аньшэн, ты теперь прямо как вьетнамская девушка, — смеясь, обняла её Циюэ. — Мне нравится!
— А ты как только что высушенный арахис. Такая аппетитная, что хочется укусить, — хохотнула в ответ Аньшэн.
Её глаза были по-прежнему чёрными и блестящими, а зубы белоснежными.
Это была та самая улыбка, которую Циюэ помнила с того дня, когда Аньшэн сидела на дереве. Да, она изменилась. Повзрослела. Только улыбка осталась прежней.
Аньшэн привела Циюэ в свою съёмную комнату. Она делила квартиру в Пудуне с группой студентов из других городов, чтобы делить плату за аренду.
«В Шанхае жильё дорого», — сказала она.
