Торговка на мгновение замялась. Тогда он достал коробок спичек, щёлкнул и чиркнул по соломенной крыше её лавки. Пламя вспыхнуло. Женщина завизжала, бросилась сбивать огонь, схватила тряпку и затоптала языки пламени, дрожа от ужаса. Всхлипывая, она дрожащей рукой протянула Чи Фео бутылку.
Он схватил её, наставил на женщину, будто оружие, и прорычал:
— Ты, значит, по-хорошему не понимаешь! Я что, клянчу у тебя? Я покупаю, не попрошайничаю! Думаешь, я вор? Спроси всю деревню. Я хоть у кого-нибудь что-нибудь украл? Я не бедняк! Деньги у меня от самого Ба Киена. Сейчас пойду к нему — даст, и я расплачусь.
Торговка, вытирая нос рукавом, всхлипнула:
— Мы ведь не отказываемся… просто товара почти не осталось…
Он заорал:
— Мало — значит, вечером верну! Что, не доживёшь до вечера?!
Не дожидаясь ответа, он ушёл с бутылкой под мышкой. Мужчина направился к маленькому храму у берега, своему единственному «жилищу». Настоящего дома у него никогда не было.
По дороге Чи Фео сорвал с чужого двора четыре зелёных банана и стащил у прилавка пригоршню белой соли. Теперь он сидел, пил самогон, закусывал бананом с солью1 и находил это вкусным. Любая еда ему шла под выпивку.
Когда он напился, вытер рот рукавом, покачнулся и поплёлся к дому Ба Киена. Каждому встречному Чи бормотал:
— Иду к господину Ба Киену… Долг требовать!
Стоило ему появиться во дворе, как Ба Киен уже понял, что дело идёт к скандалу. У Чи глаза налились кровью, ноги подкашивались, губы посинели и подёргивались. Хорошо хоть, бутылку не принёс. Ба Киен спокойно спросил:
— Куда путь держишь, Чи?
Тот громко, с надрывом, произнёс:
— Кланяюсь, господин! Простите, я… я пришёл к вам по делу.
Говорить ему было трудно, язык едва ворочался. Вдруг его поведение изменилось. Он почесал затылок, поёжился и начал слабо причитать:
— Господин, с тех пор, как вы меня тогда в тюрьму отправили… я, честное слово, как будто втянулся. Не обману: только небо мне судья, тюрьма, выходит, даже ничего. Там хоть кормят. А вернулся — ни клочка земли, ни работы. Жить не на что. Так что… господин… я к вам пришёл. Прошу, отправьте меня обратно в тюрьму…
Староста воскликнул. Он всегда начинал с крика, чтобы проверить, крепки ли у собеседника нервы:
— Опять пьяный в стельку!
Чи Фео бросился ближе, закатил глаза, наполовину поднял руку и взмолился:
— Нет, нет, я не пьян! Пришёл, господин, просить, отправьте меня снова в тюрьму! А если не получится… если не получится, то…
Он замялся, начал шарить по карманам и вытащил что-то. Это оказался небольшой, но очень острый нож. Застыв с оскалом, он процедил:
— Если не отправите — мне ничего не остаётся, кроме как зарезать пяток человек. Тогда уж точно посадите.
Он опустился и стал неспешно строгать ножом край тяжёлого стола из железного дерева.
Ба Киен расхохотался. Он всегда гордился своим громким, презрительным смехом, почти таким же, как, по его мнению, у самого Цао Цао2.
Ба Киен встал, хлопнул Чи по плечу и сказал:
— Ну и буян ты, Чи. Но послушай, если хочешь кого-то порезать — это не так уж сложно. Вот, к примеру, десятник Тао должен мне пятьдесят донгов. Сходи, потребуй. Получишь — считай, теперь у тебя будет свой участок земли.
Десятник Тао был заметной фигурой в деревне: влиятельный, с широкой поддержкой. Он постоянно тянул канат с Ба Киеном, и старосте нередко приходилось уступать. Тао — бывший военный, получал пенсию, имел связи, умел говорить складно и уверенно.
Сумму в пятьдесят донгов он занял у Ба Киена давно, а теперь считал, будто это плата за его помощь в избрании Ли Кыонга старостой и возвращать деньги не собирался.
Ба Киен кипел от злости, но ничего не мог поделать. Его прежний «проблемный» слуга Бинь Чык, который мог справиться с Тао, умер в прошлом году, а тут как раз под руку подвернулся Чи Фео, вполне подходящий кандидат.
Староста решил подбодрить его насмешкой, авось сработает. Если Чи усмирит Тао — прекрасно. Если нет — тоже не беда. В любом случае, Ба Киен ничего не терял.
Чи согласился мгновенно и тут же направился к дому десятника. Не доходя до ворот, он начал с того, что оглушительно выругался.
Попади он туда в другой день, дело могло бы дойти до поножовщины. Тао не был из тех, кто уступает. Однако судьба хранила Чи. В тот день десятник лежал пластом от болезни и даже встать не мог. Возможно, он и не слышал, как его обкладывали снаружи.
- Во Вьетнаме очень любят сочетание кислого с солью, даже
больше, чем сладкого с солёным. Во вьетнамской кухне соль
не убивает кислый вкус, а наоборот, выделяет его и делает его
«вкуснее». Популярные закуски данного типа: зелёный манго + соль
с чёрным перцем, тамаринд + соль и сахар, незрелая слива + соль
с чёрным перцем и чили. ↩︎ - Цао Цао — одна из самых известных и противоречивых фигур
эпохи Троецарствия в Китае. Известен как хитрый, расчётливый
и жестокий, но также гениальный стратег, поэт и реформатор. ↩︎
