Матрос оглянулся на своих товарищей и незаметно подал знак. Те, поняв его без слов, достали ножи и начали сжимать кольцо.
Чжан Хайянь успел пересчитать семерых. Для такого небольшого судна это уже целая команда. Драться нельзя, подумал он. Если начнётся бойня, он только вызовет ещё больше паники. Да и если перебьёт их всех, корабль просто не сможет выйти в море. А значит, он изменит чьи-то судьбы, разрушит чужие жизни.
Но нападавшие, похоже, не собирались отступать. Они двигались веером, сжимая круг.
— Не боитесь ли вы, — усмехнулся Чжан Хайянь, — что, убив китайского пассажира, вы навлечёте на себя проклятие Бога Чумы?
Когда-то, в прежние времена, они с товарищами карали пиратов и матросов, убивавших китайцев в море.Тогда о них говорили как о «морских мстителях», их имя внушало страх, но со временем молва утихла, и уважение к китайцам снова стало редкостью.
— Ха! — начал старший из матросов, на голове у него была повязка из индийской ткани. — Этот твой Бог Чумы не всевидящий. А этот парень, — он кивнул на Хэ Цзяньси, — один, без друзей. Убьём его здесь, в сортире, и никто ничего не узнает. А раз ты — свидетель, значит, и тебя ждёт такая же судьба.
Теперь Чжан Хайянь понял, почему семеро вооружённых матросов решили совершить убийство именно в туалете. Они боялись, что их заметят. Значит, его старое имя — «морской мститель» — ещё не совсем забыто. Этого юношу просто выбрали жертвой. Он был одинок, без родни, да ещё и с деньгами в кармане.
Чжан Хайянь взглянул на рассыпанные серебряные монеты и подумал, что парень молодой, но не бедный.
Круг вокруг него сжимался. Но моряки, опытные в морских драках, чувствовали в нём что-то неладное. Да, он был мокрым, но уж слишком спокойным, и смотрел рассеянно, будто ему было скучно. От его вида им стало не по себе, и ни один не решался шагнуть вперёд.
Чжан Хайянь мысленно прикинул время. Полиция на берегу уже, наверное, заметила стрельбу, и скоро прибудет с обыском. Нужно было закончить быстро, пока всё не зашло слишком далеко.
Он вдруг ухмыльнулся, сделал шаг вперёд, встал на колени и, склонив голову, сказал почтительно:
— Господа, пощадите беднягу.
Моряки вздрогнули и отступили на шаг. Пользуясь моментом, Чжан Хайянь схватил свёрток денег и, сложив руки, подал им:
— Этот человек — мой двоюродный брат. В нашем роду остались только мы двое. Если мы погибнем, наш род оборвётся. Все эти доллары и эти деньги — вам, господа. Мы поклянемся молчать, только пощадите наши жалкие жизни.
Моряки переглянулись. Чжан Хайянь продолжил дрожащим голосом, сжав кулаки:
— Эти деньги — наша благодарность вам, господа. Не бойтесь, что об этом узнает Бог Чумы. Сейчас по всей округе свирепствует эпидемия, и вы, господа, не хотите навлечь на себя небесное проклятие, верно? Мы все просто пытаемся выжить.
При этих словах глаза у него покраснели.
Главный из моряков нахмурился, подошёл, взял деньги и пересчитал. Сумма была немалой. Он усмехнулся:
— Малец, ты парень с головой. Не то что те болваны, что за гроши лезут на рожон. Знаешь, кому поклониться и когда.
Чжан Хайянь услужливо кивнул. Главарь подал знак остальным, те, не желая устраивать кровавую сцену, отпустили Хэ Цзяньси. Тот, задыхаясь, закашлялся — так сильно его держали.
Моряк хлопнул Чжан Хайяня по плечу:
— Зови меня Эр’элун, но можешь просто брат Лун. На этом судне ты под моей защитой. Деньги пойдут нашим ребятам по справедливости. — Он повернулся и крикнул: — Отведите их в отдельную каюту! Пусть выберут любую из наших баб, что им по душе!
Монеты уже подобрали, и моряки спешно удалились, видимо, делить добычу.
Чжан Хайянь выдохнул с облегчением, и выражение лица его тут же стало холодным. Он поднял Хэ Цзяньси и тихо сказал:
— Жалко, правда? Эти идиоты даже не поняли, что только что вернули себе свои жизни. Ещё немного настойчивости, и их жизни оборвалась бы…
Не успел он договорить, как Хэ Цзяньси со злостью ударил его в лицо:
— Это мои деньги! Как ты мог отдать их этим тварям?! Нельзя преклоняться перед такими людьми!
Он бросился было к двери, но Чжан Хайянь схватил его за шиворот, чуть повернул голову, и Хэ Цзяньси со всего размаху врезался лбом в деревянный борт лодки и потерял сознание.
Чжан Хайянь коснулся щеки и тихо пробормотал:
— И характер-то у него не из лёгких.
Лицо у Хэ Цзяньси было юным, почти детским. Чжан Хайянь подхватил его одной рукой, закинул себе на спину, как мальчишку, и понёс.
Когда тот очнулся, он уже лежал в маленькой отдельной каюте. На самом деле «отдельная каюта» — это просто перегородка в пассажирском отсеке, чуть более уединённый уголок, без двери, с единственной занавеской. Внизу — два досчатых настила, которые и считались койками. Его постель уже была застелена на одном из них. Чжан Хайянь сидел на соседнем настиле нагой по пояс, он курил и смотрел на него. На койке Чжан Хайяня вместо постели были лишь голые доски.
Конечно, все его блага остались на «Наньане». Казалось, что Чжан Хайяню просто не судьба спать на пружинной кровати.
