Носовая надстройка оказалась дежурным помещением. В центре была лестница, ведущая в нижние трюмы. Они спустились, и Чжан Хайся замер.
Перед ними стояли соляные мумии. Десятки, сотни — целое кладбище тел, покрытых коркой соли. Мужчины, женщины, старики, дети — все стояли, застыв, без глаз, их провалившиеся глазницы глядели в пол. Зрелище было столь жутким, что холодок пробежал по спине.
В трюме не горел ни один светильник. Окна были заклеены изнутри, и даже наружный свет не проникал сюда. Единственный источник света находился в самом конце, за перегородкой, где была открыта дверь. Из неё лился тёплый жёлтый свет, обманчиво уютный на фоне этого мертвого холода.
Они осторожно пробирались сквозь ряды засоленных тел. За перегородкой виднелся человек в форме, отличавшейся от прочих. По погонам было видно, что офицер. На нём были маска и перчатки, и он вводил какой-то препарат в тело одной из мумий.
Чжан Хайся прикрыл рот напарнику и шёпотом губ спросил:
— Пахнет ужасно. Что это за жидкость? Что он делает?
Чжан Хайянь оттолкнул его руку и тем же беззвучным движением губ ответил:
— Сейчас узнаем. Спросим его лично.
Но не успел он сделать и шага, как раздался звонок телефона. Офицер снял трубку, сорвал маску. Лицо у него оказалось молодым и удивительно красивым.
Он выслушал несколько секунд, затем спокойно ответил уже на чистом мандаринском:
— С такого расстояния до рифа Паньхуа вплавь не добраться. Если кто-то всё-таки сумел — это наверняка люди Чжан Цишаня. Достаньте пулемёты. Если это его люди, вы их всё равно так не найдёте.
Очевидно, звонили сверху, с палубы.
«Чжан Цишань?»
Имя прозвучало, будто удар. Чжан Хайянь на миг остолбенел, но только на миг. Он знал, что момент, когда человек берет трубку, это вторая по уязвимости секунда в его жизни.
Он рванулся вперёд, влетел в отсек, намереваясь скрутить офицера. Но тот, словно ждавший именно этого, резко обернулся и выстрелил.
Выстрел прогремел оглушительно. Чжан Хайянь успел дёрнуть головой, и пуля прошла мимо, обжигая щёку. Жар пули резанул кожу, и холодный пот прошиб его мгновенно. Не от страха перед смертью, но от осознания, что этот офицер ждал его. Он был готов. Он не колебался ни секунды. А значит, Хайянь ошибся. Он переоценил себя.
Он не помнил, когда в последний раз позволял себе такую беспечность. И именно это чувство, не чужая угроза, а собственная слабость, заставило его похолодеть от ужаса. Он вспомнил ганьнян. Она всегда говорила: «Самое страшное — не враг, а миг, когда ты перестаёшь считать врага опасным». И за такую ошибку у неё было одно наказание, страшнее любой пули.
Почти на автомате, уворачиваясь от выстрела, он выплюнул изо рта лезвие. Оно пронеслось со свистом и вонзилось прямо в рот офицеру, пробив затылок. Брызнула кровь, офицер дернулся и рухнул на пол.
Чжан Хайянь понял, что вложил слишком много силы. Он подскочил, подхватил тело, придерживая голову, выбил пистолет ногой и сквозь зубы спросил:
— Кто вы такие?
Изо рта офицера хлынула кровь, он задыхался, но пытался разжать пальцы Чжан Хайяня.
— Если отпущу, ты умрёшь, — спокойно сказал тот. — Но если скажешь, я помогу, и заштопаю тебя. Будешь просто по ночам бегать в туалет и всё.
Глаза офицера закатились. Он уже почти не видел, только тянулся взглядом к стоявшему сбоку шкафу. Шкаф был уставлен банками с формалином, в которых плавали какие-то органы, а ниже были ряды выдвижных ящиков.
Вошёл Чжан Хайся, как будто прогуливаясь. Он закрыл за собой дверь, подошёл к шкафу и начал перебирать ящики. Внутри были только документы.
Пока он рылся, кровь растеклась по полу. Офицер выдохнул, и глаза его закатились.
Чжан Хайянь отпустил руку. Чжан Хайся уже держал в руках папку. Пролистал, бросил взгляд на товарища:
— Солдаты скоро будут здесь. Подготовься.
Он вытащил один лист и показал Чжан Хайяню. На нём было написано:
«Исследование чумного корабля времён династии Мин, затонувшего в Южно-Китайском море».
