Телефон, по ту сторону которого человек исчез без следа, вдруг обернулся явью, словно кто-то упал с неба. Ли У не знал, как описать то, что ощутил в этот миг. Это было уже не просто благодарность. В груди поднималась волна иных чувств, горячих, сбивчивых, так что лицо вспыхнуло, а по спине выступил пот.
Он помнил своих спонсоров смутно: молодая супружеская пара, сдержанная, образованная, не склонная к близости. После оформления всех бумаг они больше не приезжали в горы. Только каждые полгода на счёт деда поступала сумма — напоминание о связи, которая всё ещё существовала. Ли У знал: он обязан учиться, чтобы однажды отплатить им сторицей.
Но прежде всего нужно было выбраться из этих гор. Иначе земля и камни поглотят его, не дав ни прорасти, ни увидеть свет.
Грудь Ли У тяжело вздымалась. Он не отрывал взгляда от женщины у порога. В тусклом свете лампы она казалась окутанной мягким сиянием, и он не мог понять — стоит ли перед ним живой человек или видение.
— Что стоишь, как истукан, — громко окликнула его тётя. — Зови сестрой!
Ли У чуть приоткрыл губы, но слова не вышли. За две их встречи они не обменялись ни фразой, не говоря уж о таком близком обращении.
В тот день, когда оформляли документы, он был словно деревянный, позволял директору Юаню таскать себя туда‑сюда, отвечал односложно. В конце он поблагодарил и сфотографировался. Всё время с ним по‑доброму говорил только муж женщины; сама она держалась холодно, не вмешиваясь.
Когда Ли У продолжил молчать, тётя вспылила:
— Что с тобой, ребёнок! Совсем говорить разучился?
Её голос стал резче, и малыш, которого Ли У недавно кормил, тут же завопил на скамейке. Взрослые стояли кругом, но никто не обратил внимания. Мальчишка, почуяв момент, чтобы заявить о себе, надсадно кричал, не переводя дыхания.
Тётя подошла, будто собираясь ударить, но ребёнок не унимался, и в доме поднялся оглушительный шум.
Мозг Цэнь Цзинь, не знавший отдыха уже несколько суток, словно готов был взорваться. В висках стучало, боль распирала голову.
К счастью, Чэн Лисюэ вовремя повысила голос, и в доме воцарилась тишина.
Цэнь Цзинь искренне поблагодарила её взглядом. Если бы не эта девушка, день мог закончиться для неё плохо — либо она увязла бы в дороге, либо этот гвалт добил бы её сердце.
Тётя, прижимая ребёнка, обернулась с натянутой улыбкой:
— Ай, дети ещё маленькие, шумят, простите уж.
Цэнь Цзинь чуть тронула губами улыбку — кожа натянулась, но в глазах не мелькнуло тепла:
— Это твой сын? Сколько ему лет?
— Восемь, — ответила тётя.
Цэнь Цзинь скользнула взглядом по мискам на столе, голос её звучал мягко, но с подтекстом:
— Восемь лет, а его всё ещё кормят с ложки?
Тётя нахмурилась, но не осмелилась возразить. Стараясь сгладить неловкость, она пробормотала:
— Этот ребёнок упрямый, сам не ест, вот и пришлось попросить брата покормить. Он его слушается.
Цэнь Цзинь не ответила. Её взгляд вновь вернулся к Ли У.
Она прошла внутрь и остановилась перед юношей и, словно давно не видевшая его родственница, оценила его:
— Подрос.
И правда, теперь он был выше её почти на голову. Цэнь Цзинь вновь ощутила, как неумолимо действует время.
Но в нём не было ни капли юношеской живости. Худое лицо, вытянутая фигура — всё говорило о бедности и усталости.
Для неё встречный взгляд был лишь вежливостью, но Ли У не выдержал и опустил глаза; густые ресницы заслонили тёмные зрачки.
Цэнь Цзинь не стала упоминать телефон:
— Не помнишь меня, да?
— Помню, — тихо ответил он.
— Ел уже?
— Нет.
— Можно поговорить с тобой наедине?
Ли У кивнул.
Тётя насторожилась, отпустила ребёнка и ловко, несмотря на полноту, встала между ними, словно низкая стена:
— Мы же свои. Что тут такого, чтобы прятаться? Я сейчас кашу налью, садитесь, поговорите за столом.
— Всего пару слов, — спокойно сказала Цэнь Цзинь и, обойдя её, направилась к двери.
Тётя окликнула, но Цэнь Цзинь не обернулась. Она лишь жестом пригласила Ли У следовать.
Они вышли во двор.
Был уже вечер. Меж гор поднимался туман, растекаясь, как морская зыбь. Низкие дома и одинокие вершины казались парящими в облаках.
Под ногами блестели влажные листья овощей. Цэнь Цзинь взглянула на них и спросила:
— Домашние задания сделал?
Ли У, готовившийся к серьёзному разговору, растерялся от её будничного тона.
— Ещё нет.
— Не успел или не захотел?
Он помолчал:
— Не успел.
— Из‑за того, что должен кормить ребёнка? — спросила она, уже понимая многое. — Или ещё хозяйство отнимает время?
Ли У сжал губы и кивнул.
— Когда ты сюда переехал?
— В этом месяце.
— По распоряжению заместителя директора Яня?
Он подтвердил.
— А почему не живёшь в прежнем доме?
— Староста сказал, что дом аварийный, жить нельзя. Опеку тоже передали дяде.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— Второй курс старшей школы?
Ли У не ответил. Его взгляд скользнул за её плечо.
Цэнь Цзинь обернулась. Тётя стояла у двери, держась за косяк, и откровенно подглядывала.
Цэнь Цзинь выдохнула и улыбнулась ей устало.
Тётя, смутившись, тоже изобразила улыбку и, повернувшись к Чэн Лисюэ, полушёпотом пожаловалась:
— Что они там так долго? Разве нельзя поговорить в доме? Что за тайны от родной тёти?
Слова звучали как жалоба, но были колкими, нарочно сказанными вслух.
Чэн Лисюэ промолчала и мягко втолкнула её обратно в дом. Она не поужинала и ушла.
Когда они скрылись, Цэнь Цзинь продолжила:
— Ты ведь учишься во втором классе старшей школы Нунси, верно?
Ли У удивлённо поднял глаза.
— Мне сказала девушка из деревенского комитета, — пояснила она с лёгкой улыбкой.
Он снова замолчал.
— Карта твоего деда у тебя?
Он покачал головой.
— Говори, — строго произнесла Цэнь Цзинь.
— Нет, у тёти.
— Как у тебя с учёбой? Какое место занял на последнем экзамене?
— Второе.
— Почему не первое?
Он сглотнул:
— Плохо написал.
Цэнь Цзинь осеклась, поняв, что перегнула.
— Кроме домашних дел, тётя мешает тебе учиться? Пыталась заставить бросить школу?
Он напряг челюсть, потом ответил:
— Она сказала, чтобы я доучился этот семестр и бросал. Хочет, чтобы дядя устроил меня на работу в Пэнчэн.
Цэнь Цзинь замолчала. Туман медленно стелился, обволакивая деревню лёгкой, безвесной пеленой.
Наконец она глубоко вдохнула и твёрдо сказала:
— Пойдём в дом.
После ужина Цэнь Цзинь устроила разговор. Она нарочно съела лишнюю миску каши, чтобы поднялся сахар и прояснилась голова.
В офисе деревенского комитета никого не было, и Чэн Лисюэ, опасаясь, что придут жители, не осталась надолго. Не поужинав, она попрощалась и ушла.
За столом Цэнь Цзинь несколько раз взглянула на Ли У. Юноша ел молча, почти не прикасаясь к блюдам, не добавляя риса. Неудивительно, что он такой худой: вырос, вероятно, лишь благодаря хорошим родительским генам.
Когда он поднялся, чтобы убрать посуду, Цэнь Цзинь мягко остановила его:
— Иди делай уроки.
Он замер, не опуская миску, стоял с опущенной головой.
Его угрюмость раздражала. Цэнь Цзинь уже хотела повторить, но тётя опередила:
— Брось это, иди, сказано же, делай уроки!
Ли У ничего не ответил, но послушно поставил посуду и ушёл в комнату.
— Характер у него тяжёлый, — сказала тётя, качая головой. — Мрачный, неуживчивый. Не пойму, в кого он такой, мой брат с женой совсем другие были.
Цэнь Цзинь не поддержала разговор. Она выпрямилась и спокойно спросила:
— Ты ведь не хочешь, чтобы Ли У продолжал учиться, верно?
Тётя вспыхнула:
— Он тебе сказал? Вот ведь, жаловаться научился!
— Не об этом речь, — ровно произнесла Цэнь Цзинь. — Объясни, почему.
— А что тут объяснять? Денег нет! Старик умер, а он, Ли У, — тётя заговорила громко, с обидой, — живёт у нас, ест за наш счёт. Муж мой работает в городе, я и ребёнка гляжу, и в поле тружусь. А он только учится, да ещё в городе! Разве так бывает?
Цэнь Цзинь нахмурилась, положила руку на край стола:
— Насколько мне известно, всё наследство деда у тебя.
— Я его дочь, кому же ещё достанется? — выкрикнула та.
Цэнь Цзинь поняла, что говорить с ней трудно.
— Я не собираюсь прекращать спонсорскую поддержку Ли У, — сказала она спокойно. — Он способный, и если будет учиться, поступит в хороший университет. Потом сможет помочь вам куда больше.
Тётя резко замотала головой.
Некоторые люди, выросшие в горах, видят мир лишь в пределах своей долины, и это естественно. Цэнь Цзинь не сердилась.
— В таком случае, — произнесла она твёрдо, — я прекращу поддержку.
Тётя нахмурилась, глаза сверкнули:
— Делай что хочешь! Всё равно учиться он не будет. Пусть идёт работать, хоть какая‑то польза!
Цэнь Цзинь не изменилась в лице. Голос её стал холоден, как приговор:
— Я заберу его в Иши. Он будет учиться там, пока не поступит в университет.
