Янь Чансюань лично закрыл дверь комнаты и велел двум младшим ученицам присматривать за Сюй Жуань. Повернувшись, он наткнулся на мой откровенно недовольный взгляд.
— Старший брат, — холодно начала я, — давай честно: что у тебя с ней?
Янь Чансюань щёлкнул меня по лбу так, что я даже подпрыгнула:
— Это я ещё должен спросить, что у тебя в Линьчжоу было с тем Мо?
— Ай! — я зажала лоб, который горел от щелчка. Вот ведь не поймёшь мужчин… Сюй Жуань пару раз хлестнула его кнутом так, что на теле живого места не осталось — и он ей теперь вежливо, тихо отвечает. А я, рискуя жизнью, спасаю его от меча, чуть пополам меня не разрубили — он злится, ворчит и ещё меня по лбу бьёт!
— Ну? Ты что, немая стала? — Он уже тянулся, чтобы снова меня щёлкнуть.
Я поспешно прикрыла лоб:
— Тренировались! Мы тренировались! — Я же обещала Мо Хаожаню не говорить о его отравлении. Мы, люди из мира боевых искусств, держим слово.
— Тренировались? — он подозрительно прищурился, потом даже заикаться начал от злости: — Тре… тренировались, и что, тренироваться можно было… без одежды?!
— Он был без рубашки! — возмутилась я. — А я была одета с головы до ног!
Лицо у него чуть-чуть смягчилось:
— Хм. Кто знает, какую там вы ерундовую технику практиковали. Ладно, дождёмся, когда учитель выйдет из затворничества, я первым делом расскажу ему всё. А сейчас поздно уже, иди отдыхай.
— Нет, старший брат, — я отступила на шаг. — Мне нужно в поселок Байхуа.
— Ты с ума сошла? — он вытаращился. — Хочешь пойти на смерть?
— Не переживай, со мной ничего не случится. Но я обязана туда вернуться.
Не дав ему времени спорить, я рванула к железному канату на заднем склоне горы, зацепилась и скользнула вниз.
— Даодао! — крикнул он и попытался меня схватить, но промахнулся. Его тело было ещё в ранах от кнута, так что догнать меня он не мог. Только эхом разлетелось его сердитое:
— Как выйдет учитель, я первым делом тебя сдам!
Тьфу, тоже мне угроза! Жаловаться кто угодно может. Он ученик моего отца, а я родная дочь!
Сейчас все уже вернулись на гору Яньхуа, да ещё и взяли Сюй Жуань в плен. Значит, я могу спокойно отправиться искать Мо Хаожаня.
В Байхуа он внешне выглядел спокойным и сражался решительно, но я всё же заметила, что лицо его было бледное, дыхание сбивчивое: яд снова дал о себе знать.
Ради того, чтобы спасти меня, он терпел мучительную боль, и, используя свой меч Угуй, остановил смертельный удар Сюй Наньсуна. Но как теперь его воспримут праведники? Решат, что он заодно с демоническим учением? Не попытаются ли его убрать? Как он сможет оправдаться? Как его секта Ветра и Дождя противостоит всем этим великим школам? Он столько раз спасал меня… Я не могла бросить его.
Я помнила, как он говорил: что праведники, что демоны — всё лишь разница в позициях. Если так, зачем драться насмерть? Мы с ним не враги… почему же мы не можем встретиться? Желание увидеть его сейчас было сильнее, чем когда-либо.
Спустившись с горы, я обошла передний склон и издалека заметила, что у подъёмной корзины дежурят люди из праведных школ. Хорошо, что я не пошла этим путём, а то бы попалась.
Я тихо подобралась и ударом по точке обездвижила одного юного ученика секты И Ян, затащила его за камни и как следует припугнула.
Испуганный до слёз, он рассказал: после нашего побега Сюй Наньсун обругал Мо Хаожаня, что тот поддался чарам «демонессы» и помогает злодеям.
Но так как сета Ветра и Дождя занимает особое место в мире боевых искусств, сделать с ним они ничего не могли — только громко заявили, что не желают иметь дело с теми, кто не отличает правду от лжи, чёрное от белого.
Мо Хаожань в ответ бросил: с этого дня он сам уходит из мира боевых искусств. И увёл своих людей из Байхуа.
Я испытала целую бурю чувств. Такой достойный человек и теперь он вне закона. Это ведь из-за меня?
Я машинально потрогала своё лицо. Может, отец прав, и у меня действительно есть какой-то талант сеять хаос в мире.
В глубине леса я нашла его повозку. Его люди сказали, что он продержался до выхода из города, а потом упал в обморок.
Я знала, что при отравлении нельзя использовать внутреннюю силу, яд лишь быстрее разойдётся по телу. Но в Байхуа он, даже при приступе, дрался, и теперь яд разошёлся по всем меридианам. Это уже не вопрос боли. Это больше похоже на самоубийство.
Я влезла в повозку, прижала его к себе, положила ладонь ему на спину и попыталась влить в него немного своей внутренней силы. Но не почувствовала в ответ ни малейшего отклика. В груди защемило. Я обняла его крепче:
— Не умирай, умоляю тебя!
Он слегка пошевелился и, слабо, но чётко сказал:
— Я ещё не умер, но ты меня сейчас точно задушишь.
