Ещё до наступления ночи гости разошлись, и дом семьи Мэй вновь погрузился в привычную тишину. Во дворе уже не осталось ни кожуры, ни шелухи, слуги всё подчистили, поставили обратно низкие столики, разложили подушки, вазы с цветами и блюда с фруктами.
На столике тлела курильница, выпуская тонкие струйки бирюзового дыма, в воздухе висел лёгкий, прозрачный аромат. Светильники освещали цветы, над садом плавали светлячки.
У Чжэнь лежала на софе, лениво обмахиваясь маленьким веером. Завидев крохотное насекомое, блеснувшее в темноте, она играючи гнала его взмахом. Мэй Чжуюй сидел за её спиной и мягкой тканью вытирал её длинные, ещё влажные волосы.
По обычаю в ночь Циси женщины моют волосы отваром из орхидей. У Чжэнь прежде редко следовала этому правилу: проведя день в шумном веселье с подругами, она не могла усидеть на месте и убегала носиться по городу. Но нынче Мэй сам заранее приготовил ванну из орхидей, и она охотно подчинилась, доверив ему заботу о себе.
В отваре были веточки персикового дерева, оттого он отдавал странным привкусом, неприятным для У Чжэнь; пришлось ополаскивать волосы несколько раз, пока запах не выветрился. Когда взошла луна, предстояло ещё поклониться ей, именно так и завершался для неё праздник Циси.
Пока же они сидели рядом, беседуя. Вспомнили днём доставшего всех мальчишку, и У Чжэнь спросила:
— Как тебе удалось его так припугнуть?
— Призыв духов. Заклятие молчания, — спокойно ответил Мэй.
Ни капли жалости. У Чжэнь удивлённо приподняла брови:
— Так ты и младших учеников так воспитывал?
Он покачал головой:
— В обители призывы не действовали, нечем было пугать. Не слушались просто бил и все.
Слова «бил и все» прозвучали так буднично, что У Чжэнь даже поёжилась, вспомнив собственное детство, и поспешила сменить тему.
Подруги днём спрашивали её, как она познакомилась с мужем и отчего у них такая ладная пара. У Чжэнь не знала, что ответить. Думала и не находила момента, с которого всё началось. Будто все само собой случилось, будто так и должно было быть.
Но вот что её мучило: отчего он так любит её? Она же не дурочка и ясно видит его чувства. А ещё вспомнила: отец говорил, что именно Мэй первым попросил её руки. Вот это и было странно.
«Наверное, он видел меня раньше, — решила она. — Только почему молчит?» Любопытство снова проснулось. Она придвинулась ближе, ухватила его за пояс и спросила:
— Дорогой, говорят, что именно ты первым заговорил о нашем браке. Значит, ты и раньше меня знал?
Мэй явно смутился, негромко ответил:
— Да.
И всё? У Чжэнь развалилась у него на плече, азартно допытываясь:
— Да что же, расскажи!
Он упорно молчал. Тогда она изменила вопрос:
— Ты ведь прибыл в Чанъань чуть больше года назад? В какой день?
— В Праздник цветения, — сказал он.
У Чжэнь моргнула, вспомнила и всплеснула руками со смехом:
— Вот как! Так ты увидел меня в тот день, в праздник, и с первого взгляда влюбился, да?
Она помнила: на том Цветочном празднике она действительно нарочно блистала.
Мэй Чжуюй не ответил. В тот день, когда он вошёл в Чанъань, действительно был Праздник цветения, и он встретил У Чжэнь, но то была не первая их встреча: до приезда в столицу он уже видел её.
Спустившись с гор, Мэй Чжуюй по дороге встречал множество злых духов; на всём пути к Чанъаню перебил их не счесть. За день пути до города его вновь атаковала одна злая тварь; не одолев, она скрылась в горах. Мэй Чжуюй всегда искоренял зло до конца и тут же кинулся в горы, чтобы полностью уничтожить нечисть, не оставив хвостов.
Как раз когда он вошёл в тот горный массив, где часто охотятся, у чистого горного ручья он увидел У Чжэнь.
С первого взгляда Мэй решил, что видит горного духа. У кромки прозрачного потока, меж ирисов, купалась женщина: кожа бела как снег, чёрные волосы рассыпаны по плечам, лицо красиво и чисто, словно не земная. Сам Мэй был покрыт дорожной пылью, края одежды в грязных брызгах, на клинке ещё темнели следы крови; с суровым лицом он выслеживал раненого демона и вдруг натолкнулся на такую картину. Опомнившись и поняв в следующий миг, что это обычная смертная, он, не раздумывая, отступил и удалился от ручья.
На случай, если демон унюхает человеческий запах и нападет на нее, он остался неподалёку, подождал, пока женщина в ручье оденется, уведёт коня и заберет свою добычу, и лишь тогда снова отправился искать демона. Разделавшись с тварью, он ещё два дня жил в даосском храме за городом, подлечил раны и только затем вошёл в Чанъань.
В детстве Мэй жил в обители Чанси. Родители навещали его каждый год. О том блистательном Чанъане, о котором они рассказывали, у него не было собственных впечатлений: быть может, в детстве он и тянулся к этой блистательной столице, где флейты и свирели не смолкают, фонари заливают светом улицы и ночь не наступает, но, когда он привык к горной тиши, детская мечта растаяла, как дымка над хребтами. У подножия Западного хребта тоже были города; в юности Мэй бывал там с братьями по обители и учениками, порой попадал на праздники. Их улицы кишели народом, было шумно и весело, но всю эту суету Мэй не находил чем-то манящим: относился к ней равнодушно.
