Огонь в чаше освещал всё вокруг; чёрные бумажные хлопья, догорев, уносились ветром, подхваченные пламенем, всё выше и выше в небо, а лампа гудела и крутилась, и казалось, будто её вправду кто-то трогает.
Мэй Чжуюй и У Чжэнь стояли у ворот и смотрели, как гаснет последняя искра в чаше — точно так же, как тает последняя полоска заката на краю неба.
Настала пятнадцатого ночь седьмого месяца.
В миг, когда солнечный свет окончательно ушёл, У Чжэнь тихо вздохнула. Она подняла взгляд сквозь наложенные карнизы крыш и посмотрела на далёкое небо. Для обычных людей оно ещё не стало совсем чёрным, всё ещё можно назвать его светлым, но в её глазах уже лежал сплошной покров тьмы.
И правда, в этот день буйство нечисти слишком безудержно. Всё, что обычно прячется, пользуется распахнутыми вратами и вылезает на свет. Даже если они и не замышляют зла, всё равно выходят «подышать».
Каждый год в этот день У Чжэнь была занята всю ночь, грань между миром людей и миром духов становится очень тонкой, малейшая оплошность, и выйдет беда. Как Кошачья госпожа, она обязана нести следить за всеми призраками и нечистью в Чанъане и не позволять нелюдям в этот день натворить зла.
Размяв запястья, У Чжэнь схватила мужа за руку и улыбнулась ему:
— Пойдём, этой ночью я свожу тебя повеселиться.
Услышав «повеселиться», Мэй Чжуюй опешил:
— Разве ты не говорила, что сегодняшний вечер будет очень насыщенным?
У Чжэнь невозмутимо ответила:
— Работа сама по себе, а веселиться само по себе; можно и работать, и развлекаться, одно другому не мешает.
Мэй Чжуюй никогда не слыхал таких доводов, но в устах У Чжэнь они звучали убедительно. В конце концов, веселиться они идут или работать, этой ночью он всё равно собирался помогать, не мог же он смотреть, как жена одна трудится.
С наступлением ночи повсюду зажглись огни. Так как сегодня нет комендантского часа, на улицах развесили фонари, многие тоже вышли из ворот с фонарями и пошли по улицам. У порога каждого дома лежала сожжённая бумага, кое-где всё ещё жгли слитки. Если фонарь у ворот белый значит, в этом году в доме свежая утрата.
У ворот каждого квартала поднималась высокая световая башня. Рядом также жгли бумажные слитки, это были деньги для бездомных душ и одиноких призраков. Когда У Чжэнь проходила мимо и бросала взгляд в бумажную чашу, несколько мелких бесёнков, вылавливавших из жаровни слитки, со свистом юркали за башню, а увидев, что У Чжэнь не собирается их одёргивать, возвращались к жаровне и продолжали ловить.
Праздник Чжунъюань не таков, как Шанъюань, шумных ночных рынков нет, но торговцев в эту ночь хватает. Больше всего лавок было двух видов. Одни продавали призрачные маски. Поскольку врата духов ещё не закрылись и призраки бродят среди людей, если в это время ходить по улице, то дух может пристать к человеку. Потому и надевают такие маски, чтобы духи не узнали или решили, что это тоже один из них.
Другие лавки продавали цветочные фонари, в отличие от фонарей, что люди держат в руках, эти чаще делают в форме лотоса. Это речные фонари, и почти каждый покупает пару, чтобы пойти к реке или озеру, опустить фонарь на воду и отдать течению.
Как говорится: огни Шанъюань тянутся к небу, огни Чжунъюань касаются земли. Фонари Чжунъюаня освещают дорогу душам, возвращающимся во тьму, а мрачная вода связана с Подземным миром, и пущенный по реке фонарь указывает духам путь. Без огней водная дорога так темна и холодна, что духи, шагая по ней, не видят, куда идти, и испытывают лишние муки. Да и фонарь хранит в себе земную тоску по умершим: увидев свет, дух понимает, что родные и любимые на земле всё ещё помнят.
У Чжэнь у дороги купила две призрачные маски: себе с зелёным лицом и клыками, а другую, белую, надела на лицо Мэй Чжуюю. Белая маска выглядела немного комично: то ли улыбка, то ли нет. Взглянув на ее, У Чжэнь прыснула, и смех под маской получился глухим.
Дойдя до ворот Восточного рынка, У Чжэнь увидела у световой башни женщину в длинном платье. В отличие от большинства, прятавшихся за масками, у неё была лишь шляпа с накидкой, вуаль спускалась до пояса. В свете огней её силуэт казался стройным и размытым, почти полупрозрачным.
У Чжэнь бесшумно подкралась сзади и только собралась её напугать, как женщина, стоявшая к ней спиной, холодно произнесла:
— Долго.
У Чжэнь, тем не менее, упрямо выкрикнула «Ба!». Женщина сквозь вуаль бросила на неё спокойный взгляд и, хотя лица толком не было видно, У Чжэнь поняла: это наверняка был взгляд со словами «у тебя с головой всё в порядке?».
Она не придала значения, заливисто рассмеялась и обняла женщину за плечо:
— Змейка, как в этом году, я опять патрулирую снаружи, а ты сторожишь Рынок духов?
Лю Тайчжэнь холодно ответила:
— А как иначе? Разве ты не решила вести господина Мэй смотреть ту штуку? Если я не буду здесь присматривать, тогда ты здесь останешься?
У Чжэнь тряхнула её посильнее:
— Ладно-ладно, в следующем году поменяемся. А то, как бы не вышло, что три следующих Чжунъюаня подряд ты гуляешь снаружи, а я сижу на рынке.
Лю Тайчжэнь:
— Хватит. Быстро уводи человека, скоро начнётся.
У Чжэнь показала знак, бросилась к ожидавшему рядом Мэй Чжуюю, схватила его за руку и стремглав увела за поворот. А над Восточным рынком за спиной у Лю Тайчжэнь уже смутно проступал другой, огнями залитый ночной базар. Это был тот самый Рынок духов, который в обычные дни простым людям невозможно увидеть.
