У Чжэнь два дня искала и не нашла Пэй Цзя, и невольно подумала: не помер ли этот хилый кузен тихо-мирно где-нибудь в глухом углу?
Но, вспомнив о его способностях, У Чжэнь решила, что так легко он не умрет, и, сдержав нетерпение, вместе с Мэй Чжуюем стала пробовать разные способы розыска, постепенно расширяя круг от места происшествия.
А сам Пэй Цзя, о котором столько думали, в это время находился в городе Сяншуй, ещё южнее Таншуя.
Сяншуй, благодаря близости к внутреннему каналу, пользовался выгодным положением и был куда оживлённее Таншуя: кварталы и рынки разделены чётко, улицы как решётка. Особенно роскошен был юго-восточный сектор города: одна к одной там стояли богатые усадьбы, высокие крыши с взлетающими карнизами тянулись сплошной полосой. Там селились богачи.
Среди них был дом Тао: хозяин при деньгах, купец средних лет, торговал шёлком и тканями, считался заметной фигурой в Сяншуе. В усадьбе Тао павильоны и беседки в изящном беспорядке, слуги ходили в парче и шелках, лица с румянцем, явственно живут не бедно.
Однако и в этой роскоши нашлось место запустению. В северо-западном углу усадьбы был маленький дворик, в стороне от главного дома, куда редко ступала нога. По сравнению с остальной ухоженной красотой там рос бурьян по пояс, на крыше треснувшая синяя черепица, в желобах трава — точь-в-точь дом с привидениями.
У основания стены в зарослях что-то зашуршало, и из травы шмыгнула тоненькая тень девчушки лет двенадцати. В руках у нее коробка с едой, волосы всклокочены, лицо и подол в грязи.
Обернувшись, она задвинула травой дырку у стены и, прижав коробку, впорхнула в дом, радостно улыбаясь, словно пташка.
— Учитель, учитель! Я достала вкусненького! — шёпотом позвала она и, не переводя дух, добежала до ложа, опустилась на колени на облезлую подножку и сунула голову в полог.
Из-под полога лениво отозвался мужской голос:
— Что там у тебя такое вкусное, что ты так радуешься?
Голос был мягкий, приятный, слегка небрежный и очень красивый. Но принадлежал он не красавцу-юноше, а… белой крысе, лежащей на мягкой подушке из сухой травы.
Белая крыса грациозно перевернулась и взглянула на девчушку, просунувшую голову. Вид у девочки был и в самом деле жалкий: лицо жёлтое, тощая, только глаза живые да яркие.
— Пирожные, сладкие! Вы же сказали, что если пойти в западные покои, к маленькому залу, то наверняка получится стащить чего-нибудь вкусного. И правда я достала! Никто не заметил. Учитель, вы такой умный! — Девчонка, радостно привалившись к краю кровати, вся в пыли, рядом с белоснежной, безукоризненно чистой крысой на подушке казалась грязным мышонком.
Сказав это, она аккуратно извлекла коробку, открыла крышку и, как сокровище, подвинула к белой крысе, сама сглотнула и сказала:
— Учитель, ешьте.
Крыса лишь теперь поднялась, заглянула в коробку и, выбирая, взяла самое маленькое фигурное пирожное, откусила.
— Слишком сладко и приторно, — с оттенком брезгливости произнёс он.
Девочка моргнула, взяла и себе, прижала к ладоням и, зажмурясь от удовольствия, принялась грызть:
— Как вкусно, как сладко! Кажется, когда мама была жива, она тоже давала мне такие сладкие пирожные…
Увидев, как она уплетает одно за другим, белая крыса сказала:
— Пить хочу. Налей воды.
Девочка тут же вскочила, затопала к низкому столику, налила чашку чистой воды и поднесла. Крыса отпила глоток и отмахнулась лапкой; девочка без тени брезгливости допила сама и снова с усладой взялась за пирожные, и жадная, и голодная, бедняжка.
Маленький комочек, уткнувшийся в еду, выглядел до слёз жалко.
Белая крыса — это и был Пэй Цзя. Он уже два месяца жил здесь. Прежде с ним приключилось несчастье: он тяжело поранился и едва не погиб на горной дороге. К счастью, он наткнулся на повозку семьи Тао и, в нынешнем крысином виде, был подобран старшей госпожой дома, Тао Афу, которая принесла его сюда.
Тао Афу это та самая девчушка, что сейчас грызёт пирожные у постели. На вид двенадцать-тринадцать, а на самом деле почти шестнадцать. Просто вечно недоедала и мёрзла, вот и выросла худышкой.
