Получив известие о неудаче от призрачного слуги, Пэй Цзя выплюнул сгусток крови. Он привык время от времени сплевывать кровь. Он спокойно взял чай, стоявший сбоку, и прополоскал рот, избавляясь от привкуса железа.
«Неужели мне суждено вечно сталкиваться с семейством Мэй?» — раздражённо думал он. Все его замыслы рушились именно из-за них.
Сначала Мэй Сы. По его расчётам, тот был простоват и труслив, лёгкая мишень. Пэй Цзя потратил силы, чтобы с помощью пера для вызова духов создать призраков, но Мэй Сы неожиданно уничтожил перо, похоронив замысел и едва не выдав его планы У Чжэнь.
Потом — Мэй Чжуюй. Скрывался так глубоко, что никто не догадался: он даос с немалой силой. Пэй Цзя хотел уничтожить его в старом доме, а в итоге сам лишился духа-марионетки и стаи псов, призванных для хаоса. И всё это от рук этого «уродливого даоса», который, к тому же, вопреки традиции женится и теперь претендовал на его «добычу».
И вот вчера он выпустил «кошачью шкуру» — особый артефакт, сплетающий кожу зверя с чарами и превращающий жертву в животное. Для себя он считал это лучшей и любимой работой, лучше прежних «собачьей» или «волчьей» шкур. Она должна была превратить императрицу У в кошку, вызвать смуту и сорвать свадьбу.
Но жертвой стала наложница Мэй.
Мэй Сы, Мэй Чжуюй, наложница Мэй … Все эти Мэй словно нарочно вставали у него на пути. Мысль об этом вызвала новый сгусток крови. Он вытер рот платком, стараясь не обращать внимания на разрушенное собственными экспериментами тело. Нужно придумать новый способ сорвать свадьбу У Чжэнь, не раскрывая себя.
Он знал: если она раскроет его козни, пощады не будет. И в этом холоде её решимости было то, что его пленяло. Стоило подумать о ней, как У Чжэнь вошла. Она по привычке навещала «больного кузена», с которым когда-то играла в детстве.
Пэй Цзя приготовил чай. Погода была тяжёлая, небо хмурилось, грозило дождём. Они сидели у окна, слушали бульканье кипящей воды. Ветер шевелил створки.
В саду цвели белые пионы — любимые цветы Пэй Цзя. «Снежные башни», «Белый нефрит», «Весенний снег» … В вазе стояли несколько цветущих ветвей. У Чжэнь, заскучав, лениво дёргала лепестки.
Он сварил изысканный, горьковатый чай. Никаких без примесей, только тонко смолотые листья. Подвинул ей чашку:
— На юге нынче любят такой — попробуй.
Она сделала глоток и откровенно поморщилась:
— Горько и терпко. Мне не по вкусу. Я люблю сладкий чай с финиками. Но, думаю, Мэй Чжуюй оценит. У него вкус куда проще. При случае познакомлю вас, думаю, с ним вам будет приятно говорить о чае.
Пэй Цзя улыбнулся, но про себя подумал: «Как бы я хотел отравить твоего жениха этим чаем».
Но в этот день У Чжэнь пришла не ради беседы. Она слишком ясно ощущала, что в его взглядах кроется нечто большее, чем братская забота. И решила спросить напрямик.
— Кузен, — спокойно сказала она, — твоя невеста умерла много лет назад. Почему за всё это время ты так и не женился?
— Я не спешу, — мягко ответил он.
— Может быть, мой двоюродный брат интересуется мной??
Её прямота его задела. Но он улыбнулся:
— Ты заметила?
— Ты и не скрывал, — сказала она ровно.
Он посмотрел на неё с тихим вздохом:
— Я всегда хотел, чтобы ты стала моей женой. Даже писал письмо дяде, просил его согласия. Но он отказал. А теперь, когда ты выходишь замуж, мне трудно смириться.
Она слушала спокойно, без смятения.
— Кузен, — сказала У Чжэнь, — это не любовь. Ты смотришь на меня, как на редкую вещь, которую хочется обладать. Это не то чувство, которое мне нравится. Видел ли ты глаза Мэй Чжуюя, когда он смотрит на меня? Вот там — подлинное.
Пэй Цзя возразил, обиженно:
— Ты слишком категорична.
Она рассмеялась, но глаза её были холодны:
— Ты помнишь жеребёнка, что у тебя был? Ты любил его, кормил сам. Но стоило ему привыкнуть ко мне, ты приказал его убить. Для тебя любовь и вещь — одно и то же. Ты любишь только то, что принадлежит лишь тебе. Я не хочу быть твоим «жеребёнком».
Её слова были остры, как клинок. Даже он почувствовал себя прижатым к стене.
Она поднялась:
— Я сказала, что хотела. Подумай над этим.
После её ухода он снова заварил чай. И усмехнулся про себя: «Она говорит о моей жестокости, но ведь тогда, когда жеребёнка убили, она только улыбнулась и сказала: «Жаль». Она ничуть не лучше. Мы с ней одинаковы. Поэтому я не верю, что она по-настоящему любит Мэй Чжуюя».
В саду надрывался ветер. «Может, проще забрать её силой», — подумал он. «Жаль, что пока я не могу её одолеть».
У Чжэнь, превратившись в пеструю кошку, вскоре отправилась навестить своего жениха. Но в канцелярии его не оказалось. С лёгким раздражением она уже собралась уйти, как вдруг увидела сестру.
Императрица У шла, держа на руках… белую кошку.
У Чжэнь оцепенела. Она слишком хорошо знала: сестра ненавидит кошек, её отвращение было почти болезненным. Но сейчас она сама несла ее в своих объятиях. Это было слишком странно. И У Чжэнь, поражённая, решила проследить.
