Хотя У Чжэнь оставалась ребёнком ещё и суток не прошло, Мэй Чжуюй уже в полной мере уяснил, какой на самом деле упрямой, непредсказуемой и своенравной шалунишкой она была в детстве.
И вот эта девочка, которая, казалось, ничего не боится, вдруг так перепугалась, что свернулась калачиком. Мэй Чжуюй немедленно поразился перемене, прижал малышку покрепче, чтобы она не дёрнулась и не свалилась с лошади, и поднял взгляд туда, куда только что смотрела девочка.
У дороги росли два дерева. Обычно под ними, судя по отполированным до блеска плитам синего камня, отдыхали путники; под палящим солнцем тень казалась особенно желанной.
Но взгляд Мэй Чжуюя остановился на промежутке между стволами. Там натянута была чёрная сеть, словно из паучьего шёлка, — огромная паутина, привязанная к ветвям обоих деревьев. В самом центре сидело чёрное, мохнатое, неразличимое существо, вроде гигантского паука. Оно перекрывало путь, как охотник, поджидающий добычу.
Это был дух-нечисть, которого называют пау́чиха. Вид у него пугающий, но людям он не вредит; напротив, ловит блуждающие миазмы и мелкую вредоносную пакость, от которой люди хворают.
Мэй Чжуюй опустил глаза на девочку, дрожащую у него на руках. Она крепко уткнулась лбом ему в грудь, не смея и взглянуть на то, что страшит; чем ближе они подъезжали, тем сильнее её трясло. Она явно была в ужасе, но не плакала и не издавала ни звука, даже дышать старалась тише, будто уменьшая своё присутствие.
Она боялась до крайности и по-настоящему. В этот миг Мэй Чжуюй вдруг понял: неужели У Чжэнь с детства видела подобные вещи? Её реакция говорила сама за себя: в такие моменты в детстве она вот так же молча тряслась от страха.
Эта мысль ошеломила его. Она ведь Кошачья Госпожа; с первой встречи он ни разу не видел, чтобы её хоть что-то пугало. Неужели и она умеет бояться? Эта скользкая как уж девчонка, которая притворно пугается и печалится, вытирая глаза ради вида, когда страшно по-настоящему, не плачет и не к кокетничает.
Мэй Чжуюй сжал повод, едва удерживая себя в руках; сердце сдавило жалостью. Он остановил коня, глубоко вдохнул, вынул девочку из своей груди и сказал ей: «Не бойся. Подними головку, паучихи уже нет».
Девочка спустя паузу лишь потянула его за рукав и прошептала:
— Говорить нельзя! Иначе она подползёт и схватит меня за ногу.
Мэй Чжуюй снова глубоко вдохнул. Стоило представить, как часто в детстве её вот так трясло от страха, как голос сам стал мягче некуда, в жизни у него не было такого тона. Притащи сейчас сюда его учителя, старших и младших братьев по обители, половина разом бы от удивления померла.
— Правда, не подползёт. Смотри.
С этими словами он метнул быстрый знак, и свет талисмана накрыл паучиху с её чёрной сетью, делая их невидимыми. На месте они оставались, но взгляд их больше не различал.
Потому, что рядом с Мэй Чжуюем было надёжно, девочка всё же осторожно оглянулась. И увидела лишь пустой, яркий воздух, ни сети, ни огромного паука.
Точно маленькая лисичка, убедившаяся, что опасность миновала, она опять осторожно высунулась, огляделась, убедилась, что страшилы нет, громко выдохнула и снова устроилась у него на руках.
Мэй Чжуюй собирался её ещё успокоить, но девчушка в одно мгновение вернула себе прежнюю живость, заёрзала, зацокала пяточками и снова защебетала.
Мэй Чжуюй всё-таки объяснил ей, что паучиха людям не вредна. Они уже миновали те деревья; выслушав, девочка склонила голову набок и спросила:
— Ты тоже видишь?
Он кивнул. Едва он кивнул, как девчушка посмотрела на него с оттенком сочувствия, встала на коленки, похлопала его по лбу и утешила:
— Не страшно, не страшно.
Мэй Чжуюй подумал: «…нет, это скорее тебе было страшно.»
Но говорить об этом она не желала, её уже манили придорожные плодовые деревья. Она взволнованно дёрнула его за рукав и показала на ягоды:
— Пойдём сорвём!
Мэй Чжуюй вспомнил, как по дороге в монастырь Линьцзин они сорвали горсть вишни. Значит, кое-что общее у взрослой У Чжэнь с её детским я всё же есть.
К закату они добрались до Сюти у подножия Южной горы. Усталые птицы летели к гнёздам, гул колокола разносился по лесу. В закатном свете над храмом вились белые струйки дыма, не понять, благовония ли во дворе храма, или дым из кухонной печи.
Мэй Чжуюй спешился, снял девочку с седла. Та сжимала в ладони крупную ягоду вишни и с любопытством смотрела на видневшуюся меж деревьев часть храмового корпуса и на расплывчатые очертания ворот.
— Папа здесь?
— Да, — Мэй Чжуюй наклонился к ней. — Но, когда увидишь отца, не вздумай шуметь, хорошо? Он хотел лишь привести У Чжэнь взглянуть на гогуна Юй, но не собирался показывать её в таком виде: иначе будет трудно все объяснить, а когда она вернётся в норму, хлопот прибавится вдвое.
