Синь Юнь, всё ещё всхлипывая, подняла на него глаза. В свете луны его обычно суровое лицо казалось чуть мягче, теплее.
Постепенно овладев собой, она хрипло прошептала:
— Я просто… просто всегда плачу, когда становится тяжело на душе. А вот Мин И… я никогда не видела, чтобы она плакала. Даже с такой страшной раной она не проронила ни звука. Ты представляешь, сколько всего она в себе носит, чтобы вот так… молчать?
Чжэн Тяо слушал её с полным недоумением, будто в густом тумане. Лишь спустя несколько мгновений понял, что она плачет вовсе не о себе, а о Мин И. Не удержавшись, по-дружески хлопнул её по плечу:
— Не переживай так. Она всегда такая. Помню, как-то раз на неё устроили засаду — ей перебили ногу, так она с переломом тащилась два ли до безопасного места и ни разу не всхлипнула. Думаешь, от такой раны она заплачет?
Как раз в этот момент, ведомый звуком её плача, подошёл Цзи Боцзай и невольно услышал последние слова.
Он замер.
И вдруг в памяти всплыли обрывки давно прошедших дней. Вот она, в его особняке, с утра потягивается, неосторожно ударяется запястьем о край кровати — и тут же начинает жалобно стонать, морщит носик, глаза наполняются слезами, а она, будто ребёнок, тянет к нему руку, требуя ласки и утешения.
Во время обеда — прикусила губу, и вот уже смотрит на него с обиженными, влажными глазами. Споткнулась у ворот — всхлипывает, уткнувшись в его грудь.
В его присутствии она никогда не сдерживалась, не копила боль в себе. Пусть это были лишь милые уловки, чтобы вызвать его внимание, но всё же — для него она была другой. Настоящей.
Улыбнувшись про себя от собственных мыслей, Цзи Боцзай в приподнятом настроении подошёл к Чжэн Тяо и, заложив руки за спину, лениво спросил:
— А ты чего среди ночи тут пугаешь девушек?
Чжэн Тяо вздрогнул, тут же отскочил от Синь Юнь на порядочное расстояние и насупился:
— Я не пугаю! Не выдумывай. Просто услышал, что ты мог пострадать — ведь сегодня полгорода бросилось на тебя в засаде, вот и пришёл проверить, жив ли ты.
— Пустяки, — с ленивым жестом отозвался Цзи Боцзай, приподняв рукав, чтобы показать перевязанные царапины. — Уровень у них, скажем прямо, не выше наших учеников-подмастерьев. Разве что чуть посильнее.
Чжэн Тяо хмыкнул, усмехнувшись:
— А ты что, и правда подумал, будто они выставили настоящую силу? Те, кто сегодня тебя «засаживал», — всего лишь сопровождающие, тренировочные группы. Кроме Чаояна, ни один город не выставил даже двадцати процентов от своей реальной боевой мощи.
Цзи Боцзай на миг замолчал. На лице скользнуло раздражение, он едва заметно поморщился:
— Почему у вас здесь всё непременно надо делать толпой? Почему не один на один, честно, открыто?
— Дело не только в «у нас здесь», — пожал плечами Чжэн Тяо. — Во многих схватках на турнире Собрания Цинъюнь всё строится так. Если хочешь победить, мало быть сильным самому — нужно, чтобы вся команда, которую ты ведёшь, была крепка. В этом и суть.
Он замер, затем добавил с лёгкой усмешкой:
— Мин Сянь в своё время была настолько сильна, что одна могла прикрыть четверых. Даже если тащила команду волоком — всё равно протаскивала их в верхнюю тройку. В этом плане… тебе пока немного не хватает.
— Ты, значит, среди ночи пришёл подраться? — с холодком в голосе осведомился Цзи Боцзай.
— Да нет, брось, — тут же отмахнулся Чжэн Тяо. — Просто проходил мимо, решил заглянуть… Она вот говорит, что Мин И серьёзно ранена. А как вы завтра биться будете?
— Не так уж мы от неё и зависим, — равнодушно произнёс Цзи Боцзай. — Справимся. Завтра на арене увидимся. И, Чжэн Тяо, ты уж не бегай сюда по ночам, а то подумают, будто ты тут шпионишь, а значит — предаёшь свой город. Посмотрим потом, как ты из этого выкрутишься.
— Да разве такое возможно? — с напускной серьёзностью пробасил Чжэн Тяо, хлопнув себя по груди. — Я ведь ради Фэйхуачэн душу выложил, не щадя ни сил, ни лет. Кто бы посмел подумать, будто я мог изменить родному городу? Разве что совсем тронувшийся умом.
Мягкий лунный свет словно разлитая ртуть стекал по тёмной крыше, скользил по плечам и щекам, делая ночь почти призрачной. Цзи Боцзай стоял молча, взгляд его был мрачен. В памяти всплывали свежие слова Вэя Чаншэна, хлесткие, как плеть, — обвинения, выкрики, горькое предательство.
Он сжал пальцы в кулак и тихо сказал:
— В этом мире немало тех, кто уже сошёл с ума.
— Господин Чжэн, вы уходите? — Синь Юнь, всё ещё всхлипывая, утерла влажные ресницы, подняла на него глаза, полные блеска, и с затаённой надеждой заглянула в его лицо. — Может… может, посидите, выпьете чаю?
Чжэн Тяо обернулся, и его строгое, обветренное лицо вдруг смягчилось. Девичий взгляд был чист, как весенний ручей, и в нём светилась не то благодарность, не то ожидание. Он замер, колеблясь между холодной сдержанностью и странным теплом в груди, а затем, слегка склонив голову, ответил с лёгкой усмешкой:
— Чаю, пожалуй, откажусь. А вот если хочешь помериться силами — с радостью приму вызов.
