Правду сказать, в Чаояне Мин И по-настоящему ждал только один человек — старый Шэ Тяньлинь. Остальные… скорей выжидали.
Стоило их звериной повозке, прибыть к городской пристани, как их со всех сторон окружили воины имперской стражи. Не шумно — угрожающе молча. Латы поблёскивали на утреннем солнце, шаги синхронны до пугающей точности.
Из внутреннего двора вышли посланцы с жетонами допуска, официально встречающие делегацию. Однако в их движениях и голосах не было ни капли уважения — только вежливый холод: — До восьмимесячных состязаний ещё более половины месяца. Вы прибыли… раньше, чем следовало.
Солнце только-только поднималось над горизонтом. Золотой свет стекал с крыш, скользил по плитам улиц, окутывая Чаоян в ореол торжественной безмолвности. От резкого света трудно было открыть глаза — может, потому никто из спутников и не нашёл слов для ответа.
Мин И шла среди них — тихо, с опущенной головой. Лица её не разглядел никто. Ни охрана, ни встречающие, ни даже те, кто пришёл просто посмотреть.
Но когда они добрались до постоялого двора, всё стало ясно: Сы-хоу уже знала.
Стоило Мин И войти в комнату, как туда же вошёл знакомый посланник — до боли знакомый. Лицо не изменилось, ни черты, ни выражение: всё то же самое, как тогда, когда она ещё… верила.
Он молча передал приказ: Сы-хоу вызывает. Немедленно.
Мин И, выслушав его до конца, вдруг рассмеялась — звонко, открыто, но с ледяным эхом: — Я прекрасно знаю, что она ждёт меня, чтобы убить. Неужели вы всерьёз думаете, что я настолько глупа, чтобы сама ступить на её порог?
Спустя столько лет… Мин Сянь, та самая послушная, кроткая Мин Сянь, которую он знал раньше, исчезла без следа. Перед ним стояла совсем другая женщина — резкая, холодная, с голосом, полным иронии и силы.
Передача приказа не шла гладко. Посланник, нахмурившись, всё же держался строго, как привык: — Это прямой приказ от Сы-хоу.
Мин И усмехнулась, уголки губ изогнулись в почти презрительной усмешке: — А я теперь — из Му Сина. Приказы вашей Сы-хоу для меня — пустой звук. Или, может, вы думаете, что я обязана подчиняться?
Она сделала шаг вперёд, не повышая голоса, но её слова стали жёстче: — По всем установленным правилам, я должна была бы сначала явиться к вашему да сы. Или у вас теперь в Чаояне порядки поменялись?
— Ты угрожаешь Сы-хоу? — голос посланника стал резким, в нём просквозило недовольство.
Мин И лишь рассмеялась, запрокинув голову: — А разве ты не понимаешь, почему я вообще здесь оказалась? Что, правда думаешь, что я сама решила вернуться в Чаоян? Если бы не прямое давление со стороны Сы-хоу, я бы сейчас сидела в Фэйхуачэне и любовалась цветением.
Посланник был в затруднении. Он не ожидал от неё такого — прежняя Мин И всегда была сдержанной. Теперь же — словно клинок в ножнах, из которых его уже частично вынули. Он нахмурился ещё сильнее: — У Сы-хоу приказ: если ты не явишься, Мин Аня приведут на центральную площадь… и обезглавят на глазах у всех.
— Превосходно, — Мин И хлопнула в ладони, голос её был холоден, как рассветный иней. — Пусть только осмелится. Стоит ей поднять меч, и я тут же войду во внутренний двор и предстану перед да сы. А потом… я лично прослежу, чтобы весь род Сы-хоу пал вместе с Мин Анем. Считай, я этим уже отдала должное за его спасение.
— Ты!.. — посланник побледнел от злости, губы его задрожали. — Про тебя уже давно шепчутся, что ты изменница, но я не верил. Теперь — вижу сам. Ты и впрямь стала дерзкой и безрассудной!
— Бесстыдный — это ты, — холодно произнесла Мин И, поднимаясь с места. Глаза её сверкнули холодом, как сталь под лунным светом. — Всё это время вы — вы обвиняли меня во всём, на что сами были не способны. Вы топтали мои заслуги, воровали мои награды, унижали моё имя. И кто вы такие, чтобы так поступать?
Она шагнула ближе, глядя прямо в лицо посланнику, в котором ещё минуту назад сидела надменность, а теперь — только тень.
— Ты всего лишь исполнитель. А она, ваша превозносимая Сы-хоу, — лишь подданная чужой силы, которая пресмыкается у ваших ног. Как ты смеешь смотреть на меня с таким пренебрежением?
Посланник побледнел. Его сотрясло от слов, он сделал несколько шагов назад, не найдя, чем парировать.
— Семь лет славы Чаояна держались на моей крови, — голос Мин И стал громче, он резал воздух. — Всё, что она — твоя госпожа — носит на себе: золото, шелка, титулы — всё куплено моей жизнью. А вы… вы даже не кланяетесь мне при встрече, открываете рот, чтобы учить меня «правилам». Кто ты такой, чтобы судить меня?
— Ты… — посланник пытался заговорить, но голос его дрожал.
Мин И рассмеялась, зло, глухо, с каким-то почти мёртвым весельем: — Я вернулась не затем, чтобы просить вас освободить Мин Аня. Я пришла сказать: не отпустите — падёте вместе с ним. Все до одного. Мне и так жить осталось немного. Так что если уйти — то не в одиночку.
Её ладонь мягко опустилась на запястье, где под одеждой плотно был привязан амулет. Она улыбалась — ровно, спокойно, как тот, кто давно принял свою судьбу… и теперь сам её диктует.
— Безумная! Она сумасшедшая! — истошно закричал посланник, выскочив из комнаты, спотыкаясь и падая прямо в коридоре. Он едва не сбил с ног проходящего мимо человека и, хватаясь за стену, снова вскочил на ноги.
Как раз в этот момент ему навстречу вышел Цзи Боцзай.
Посланник не знал, кто перед ним, но взгляд тут же зацепился за небесно-серую дымчатую одежду — ту самую, что носили лишь бойцы Му Сина. Не раздумывая, он вцепился в его рукав, глаза безумно забегали.
— Эта женщина… она безумна! Опасна! Способна предать город, убить кого угодно! Кто бы ни связался с ней — погибнет!
— Вот как? — мягко отозвался Цзи Боцзай, чуть прищурив глаза.
Он без спешки потянулся к его руке, будто помогая освободиться… и одновременно с тем пальцами скользнул по его запястью, выхватывая из рук церемониальный фу чэнь — белоснежный жезл с кистями. Одним движением повернул его в ладони — и тот, тронутый внутренней силой, в мгновение ока обернулся оружием, обвитым тонкой ледяной сталью.
Острие замерло у самого горла посланника.
— Так вот ты кого называешь безумцем? — с вкрадчивой, почти ленивой улыбкой спросил он. — Того, кто, как и я, при встрече сразу хочет убить?
Посланник задрожал. Ни слова.
