— Что ты хочешь этим сказать? — Сы-хоу Янь нахмурилась, в душе вдруг закралось смутное беспокойство.
— Я уже упоминала, — спокойно ответила Мин И, — Лихэнтянь создавался в рабском дворе Му Сина. В той партии испытуемых был только один, кто выжил.
Она чуть склонила голову, улыбнулась, и в её голосе сквозила тонкая насмешка:
— Как думаете, отчего он выжил?
Лихэнтянь — яд, изобретённый специально против боевых культиваторов. Выжить после него мог только тот, чьи меридианы изначально были необычайно крепки. Но вот беда — те, у кого такие меридианы, никак не могли очутиться среди рабов.
Сы-хоу Янь замерла. Мгновение она выглядела растерянной, но затем лицо её вновь стало холодным, высокомерным:
— Что мне до этих жалких рабов? Один выжил — и что с того? Это же всего лишь песчинка в грязи. Что он может значить?
Но Мин И уже не глядела на неё, её глаза были полны тишины и силы.
— А если я скажу, — её голос стал тише, — что этот выживший… стоит сейчас в этом же зале?
Сзади, услышав речь о рабском происхождении, кто-то из бойцов Му Сина не сдержался — Луо Цзяоян шагнул вперёд:
— А что такого в рабских дворах? Цзи Боцзай тоже из рабов, и кто из вас сейчас осмелится выйти против него один на один?
Чу Хэ, стоящий рядом, метнулся, будто хотел заткнуть ему рот, но было уже поздно. Тишина, как роса перед рассветом, легла на весь зал.
Многие и так знали о происхождении Цзи Боцзая, это не было тайной. Но сказанное в этот момент, в этой обстановке, прозвучало… совсем иначе.
Верно… — в сердцах придворных зародилось сомнение. — Цзи Боцзай — боевой практик высшего уровня, его меридианы крепки, как броня. Но как он вообще мог попасть в рабский двор?..
В это время Цзи Боцзай, поддерживая Мин Аня, помогал ему дойти до повозки Му Сина. Он ощущал, как напряжено его тело — каждое движение будто отдавалось сквозной дрожью.
— Больно? — спросил он коротко.
Мин Ань попытался улыбнуться, но взгляд его был рассеян:
— Нет… благодарю за заботу, господин Цзи.
Они прошли ещё несколько шагов, и вдруг Цзи Боцзай прищурился:
— Подожди… Мы ведь, кажется, не были раньше знакомы? Откуда ты знаешь мою фамилию?
Мин Ань вздрогнул. В его глазах на мгновение вспыхнуло что-то — замешательство, будто он проговорился.
— Разве… Мин И не рассказала вам? — спросил он тихо.
Цзи Боцзай нахмурился:
— Рассказала, что?
Мин Ань помолчал, затем покачал головой и вдруг тихо спросил:
— А Мин И… сейчас где?
— В главном зале внутреннего дворца Чаояна, — коротко ответил Цзи Боцзай.
Тот резко остановился. Его и без того бледное лицо стало ещё бледнее. Помедлив немного, он поднял глаза:
— Тогда… давай вернёмся. Нам тоже следует пойти туда.
Цзи Боцзай нахмурился, на его лице читалось несогласие:
— Ты уверен?
Он с трудом достал его из темницы, и теперь снова тащить в логово зверя? Зачем?
Но Мин Ань лишь слабо, но решительно кивнул. Уголки губ приподнялись в усталой, почти безнадежной улыбке:
— Как бы то ни было, Сы-хоу… всё же из рода моей покойной жены. Когда-то я дал ей клятву — не допустить, чтобы её род пришел к погибели.
Он посмотрел на небо, будто ища в нем ответ, и вздохнул:
— Я не пришёл мстить. Я пришёл, чтобы завершить круг.
Цзи Боцзай молча смотрел на него. Глупо, бессмысленно — но почему-то не казалось отвратительным. Он ничего не сказал — просто развернулся, и повозка снова покатилась в сторону внутреннего двора дворца Чаояна.
В пути Мин Ань внезапно заговорил, голос его был сдержан, но полон тяжести:
— Мин И… она никогда не желала вам зла. Более того — она считает, что отняла у вас ту жизнь, которая по праву должна была быть вашей. Она считает, что перед вами в долгу. Хотя на самом деле, никакого долга у неё нет. Виноваты — я и Сы-хоу Янь.
Цзи Боцзай, хоть и не повернул головы, но пальцы на рукояти повозки невольно сжались. Он уже догадывался, услышав в зале внутреннего дворца, что речь шла о нём — и всё же, когда это было произнесено вслух, в груди что-то вздрогнуло.
— Значит… между мной и Мин И — есть кровное родство?
— Нет, — покачал головой Мин Ань, глядя вперёд. — Мин И — моя дочь. Моя покойная жена приходилась Сы-хоу Янь лишь дальней родственницей, наши роды разошлись ещё пять поколений назад.
Тишина на миг зависла в воздухе. Цзи Боцзай хмыкнул, уголки губ изогнулись в насмешливой усмешке:
— Ну, тогда… чего ради весь этот пафос?
Мин Ань на миг опешил:
— Что?..
Цзи Боцзай откинулся в седле, как будто услышал полнейшую чепуху.
— Нет долга, нет родства… значит, и сожалений быть не должно.
Он говорил легко, будто мимоходом, но глаза его оставались холодными, как зимняя река.
Почему он так отреагировал?.. Разве дело было в том, есть ли у него кровное родство с Мин И? Разве не его собственное происхождение должно было потрясти его до глубины души? Он, человек, проживший почти всю жизнь в неизвестности, в изгнании — неужели совсем не интересуется тем, откуда он родом?
— Мне было пятнадцать, когда я должен был умереть, — заговорил Цзи Боцзай с той же ледяной отстранённостью. — Но тогда одна семья спасла мне жизнь. Для меня они и есть мои родные. А кто меня родил — мать или отец… это меня не волнует.
Он бросил на Мин Аня равнодушный взгляд, в голосе не дрогнуло ни одной эмоции:
— Что бы ты ни задумал сегодня, мне всё равно. Я пришёл сюда только ради одного — увезти своих людей из Чаояна без лишней крови.
Глядя на него, Мин Ань вдруг ясно увидел — эта холодная, отчужденная натура действительно чем-то напоминала Сы-хоу Янь. Он тоже признавал лишь то, что сама выбрала ценным. Всё остальное — даже кровь, даже род — ничего не значило.
Он долго смотрел на Цзи Боцзая, затем молча опустил взгляд и плотно сжал губы.
Атмосфера в зале была натянута до предела. Стоило Цзи Боцзаю одиноко войти через боковую дверь, как десятки взглядов одновременно устремились на него — тяжёлые, колющие, будто пытались разглядеть сквозь кожу до самого сердца.
Он остановился, чуть нахмурился, непонимающе перевёл взгляд на Мин И — но та, как будто обожглась, поспешно отвела глаза.
Что это она так? Совесть замучила?
Он поднял голову выше — и тут же натолкнулся на внимательный, пронзительный взгляд Да сы. Тот смотрел на него долго, сдержанно, словно пытался что-то рассмотреть… И в этом взгляде было странное смешение — радость, изумление, и…. боль.
Глубокая, безысходная боль.
— Что, опять я не вовремя? — голос Цзи Боцзая был ленивым и холодным, как всегда.
Рядом Луо Цзяоян незаметно потянул его за рукав и кивнул в сторону.
Цзи Боцзай повернул голову — и встретился глазами с Сы-хоу Янь.
Её лицо… её лицо сияло. Лик, на котором сквозь слёзы проступала странная, почти безумная радость, словно она наконец дождалась того, что долгое время считала потерянным.
Теперь, на близком расстоянии, он ясно видел: её черты лица удивительно перекликались с его — чёткие брови, тонкие губы, прямой нос.
Если раньше у кого-то и оставались сомнения — то теперь, при его появлении, весь зал будто взорвался: недоверие, потрясение, догадки, которые внезапно слились в одно пугающее, правдоподобное предположение.
— Точь-в-точь, словно выточены из одного дерева! — кто-то в зале ахнул.
— Неужели Цзи Боцзай — наш, из Чаояна?! Это же…
— Кровь рода Янь поистине выдающаяся! Он ведь совсем недавно в Фэйхуачэне одолел даже Чжуюэ!
— Вот это поворот… Поистине, нет худа без добра!
Гул голосов нарастал, как прибой перед бурей. Но больше всех была взбудоражена Сы-хоу Янь. Она уже не могла скрывать своё волнение — как только Цзи Боцзай подошёл ближе, она метнулась к нему и, словно забыв обо всём, вцепилась в его запястье:
— Ты… Ты мой сын? Но… твои меридианы?
Слова сбивались в горле, а пальцы дрожали, когда она приподняла его рукав — и её взгляду предстали извивающиеся алые прожилки, как будто пульсирующее пламя прокладывало путь под кожей.
— Мои меридианы проявились лишь в десять лет, — спокойно произнёс Цзи Боцзай, глядя на неё с холодной отчуждённостью. — Я не был рождён с красной кровью. И развивался не благодаря Чаояну.
— Что ты несёшь! — Сы-хоу Янь выдохнула в порыве. — Ты мой сын! Ты — моя кровь!
Но тут же словно спохватилась, осознав, что стоит перед почти чужим человеком. Голос её стал мягче, даже заискивающим:
— Точно… Когда я тебя родила, меридианы ещё не проявились. Оказалось, ты просто раскрылся позже. Но всё это — моя кровь, наше наследие…
Она будто вновь обрела надежду, тогда как Цзи Боцзай не сделал и шага навстречу. В его глазах не было ни благодарности, ни волнения. Только ровное, тяжёлое молчание.
Она развернулась и опустилась на колени перед Да сы:
— Это уже достаточное доказательство — кровь рода Янь способна помочь вам, ваше величество, исполнить заветное!
Прежняя ярость в глазах Мин Ли сменилась ликующим изумлением. Он рассмеялся и отмахнулся:
— Сколько шуму из-за одной путаницы с подменой ребёнка. Мин Сянь хоть и оказалась девушкой, но семь лет подряд приносила победу нашему Чаоян — её заслуги вполне искупают обман.
— Ваше величество! — супруга Мэн всполошилась. — Вы ведь только что были готовы казнить весь род Янь, а теперь…
Но Да сы не стал её слушать. Лишь отмахнулся раздражённо:
— Успокойся.
А затем с добродушной улыбкой обернулся к Цзи Боцзаю:
— Давно слышал о доблести этого бойца. И не думал, что он окажется нашей кровью. Раз так…
— Ваше величество, погодите! — Супруга Мэн вскочила с места. — Неужели на основании пары фраз Мин Сянь и схожих черт лица вы намерены признать чужого бойца, пусть и выдающегося, кровью нашей династии? Разве это не слишком поспешно?
Все присутствующие прекрасно видели, Сы-хоу Янь попросту пыталась вывернуться, найти лазейку, когда уже прижата к стене. И что, вот так совпало — брошенный ею младенец не просто выжил, а ещё и стал первоклассным боевым мастером?
— То, что делает род Янь, — это обман правителя, попрание закона. Их алчность до славы и власти довела до подмены родословной нашей династии! Прошу ваше величество — накажите их по всей строгости! — Супруга Мэн метнула гневный взгляд в сторону Сы-хоу Янь, затем обернулась к Мин И. — А ты… ты тоже хороша. Увидела, что среди рабов появился кто-то способный — и тут же объявила его сыном Сы-хоу Янь? Ты хоть понимаешь, какую чушь несёшь?
