И вдруг — откуда ни возьмись, с левого фланга выскочила белая кошка.
Словно удар молнии в ночи.
Её лапы были выгнуты, как крюки, и с оглушительным шлепком она отразила струю юань, метнув её обратно.
Атака, не достигнув цели, обрушилась в землю — и в том месте взрывом образовала яму шириной в три чжан.
Чёрный дракон изумлённо взглянул на белую кошку. Та, словно, не замечая его взгляда, равнодушно отвернулась, чуть прищурившись с презрением, а затем неторопливо вылизала переднюю лапу — как будто и вовсе не участвовала в бою.
— Это… Это духовный зверь, сотканный из юань? — наконец кто-то из зрителей за зеркалом нарушил молчание. — Откуда она взялась?
— Подождите… эта белая кошка… почему она кажется такой знакомой?
— Мин Сянь! — воскликнул кто-то. — У Мин Сянь когда-то была белая кошка точно такая же!
— Мин Сянь? Но как он мог оказаться в Му Сине?
— Ты что несёшь? — кто-то тут же отмахнулся. — Мин Сянь не может быть женщиной!
— Но… духовные звери, вызванные юань, — это редкость. Они отражают самую сильную сторону владельца. Видели, как она отразила тот удар? Если не Мин Сянь, то кто ещё мог сотворить такое?!
Зал взорвался.
Шум поднялся такой, будто грянул гром — зрители у остальных зеркал бросились к шестому, сбивая друг друга с ног, стараясь подобраться как можно ближе. Казалось, ещё немного — и они готовы были прижать лица к самой поверхности, лишь бы не упустить ни одного движения.
А в это время Мин И, немного отдышавшись, вновь поднялась.
Она вновь направила юань в свои меридианы, и белоснежный поток, послушно загустев, пошёл по её внутреннему кругу. Через мгновение её рука выстрелила — и с пальцев сорвался ослепительно белый луч. Струя юань была настолько резкой и точной, что разрезала воздух, как нож шёлк.
Прямо в живот Цзо Пина.
Тот лишь почувствовал странную, холодную пустоту под рёбрами. Он даже не понял, что произошло — только увидел, как его щит разлетается на мелкие искры, звеня, как битое стекло. А затем всё тело налилось тяжестью, и он, словно мешок с песком, повалился вбок, не в силах удержать равновесие.
— Это она! Это Мин Сянь!
Если поначалу в толпе ещё оставались сомневающиеся, то теперь, глядя на её удары, на осанку, на неуловимую манеру движения — почитатели Мин Сянь узнали её безошибочно.
Пусть она и изменила свою силу, пусть теперь её стиль больше походил на манеру бойцов Му Сина — но привычки, жесты, ритм атак…
Такие вещи не спрятать.
Такие вещи — узнаются телом.
Как… Мин Сянь могла оказаться среди бойцов Му Сина?
Но времени на размышления не осталось.
— Бой окончен! — раздался голос судьи. — Му Син одерживает победу в этом раунде и получает звание победителя! Фэйхуачэн и Цансюэ — делят второе место.
И прежде чем кто-либо успел опомниться, Мин И уже стояла, сжимая в руках первый кристаллический ларец.
Му Син взорвался радостью. Их бойцы ликовали, глаза сверкали, будто они проглотили солнце. Они смело и с вызовом посмотрели на соседние секции — особенно на ряды Чаояна и Чжуюэ. Это был взгляд не просто торжества — это был выплеск всей накопленной боли и гнева.
Но не все праздновали. Представители Чжуюэ, мрачные и неудовлетворённые, тут же, как только Мин И покинула арену, остановили её и провели к главной трибуне. Там уже ждал Тяньгуань, облачённый в официальные одежды. Лично.
— Ты… правда из Му Сина? — прозвучал его вопрос, звучный, но с тенью сомнения.
Мин И пожала плечами — просто, как будто разговор шел о погоде:
— Мин Сянь был из Чаояна, — спокойно сказала она.
Трибуны загудели. Крик, как грозовой разряд, пронёсся сквозь толпу. Кто-то закричал: «Предательница!» — другие, напротив, с влажными глазами выкрикнули её имя, не веря в происходящее.
Мин И медленно обвела всех взглядом. Сотни глаз, чужих и знакомых, в которых смешались страх, боль, надежда. И тогда она произнесла — твёрдо, не повышая голоса, но так, что каждое слово проникло под кожу:
— Мин Сянь был из Чаояна. Но моё имя — Мин И.
Я — женщина.
Я была отравлена и изгнана Чаояном.
А в Му Сине… мне дали шанс жить заново.
Так что в этот раз — я сражаюсь за Му Син.
Отравили? Изгнали?..
Толпа замерла в потрясении. В сердцах зрителей пронеслась волна изумления — глаза расширялись, рты приоткрывались. Все хотели спросить — как, почему, за что? Но им не дали.
Бойцы Чаояна бросились вперёд, прерывая разговор:
— Турнир есть турнир. Здесь сражаются, а не распускают язык!
— Да. Раз уж предала свой город — так и не смей больше упоминать Чаоян. Между нами теперь нет ничего общего!
Но в тот же миг фигура вспорхнула с нижней площадки — Цзи Боцзай, легко опершись на край помоста, одним движением поднялся наверх и встал перед Мин И, заслонив её собой. Его взгляд был ледяным.
— Она не предавала город. Это вы все — предали её. А раз вы предатели… — он прищурился, голос остался ленивым, почти равнодушным, — …будьте готовы к тому, что вас уничтожат.
Он говорил спокойно. Не угрожающе. Будто обсуждал что-то будничное.
Но у Вэй Чаншэна и остальных перехватило дыхание — слова, как лезвие, проскребли по сердцу.
— Ты… — Вэй Чаншэн открыл рот, собираясь заговорить о прошлом Цзи Боцзая, о его «грехах» …
Но Мин И молча перехватила его руку, удержала — и, не глядя на тех, кто остался наверху, повела его вниз по ступеням.
— Бойцы решают не словами. — бросила она через плечо. — Встретимся на арене после обеда.
