Пьяная госпожа Сюй говорила без остановки — так много, что у Чжоу Цзыхуна в душе зашевелилась паника.
— Если ты не согласишься на развод, я подам в управу, — заявила она упрямо, глядя ему прямо в глаза. — Но, думаю, ты и сам не станешь возражать. Всё равно ведь ты меня не любишь. Тебе просто нужно, чтобы рядом была женщина — и какая, тебе, по сути, без разницы.
Лицо Чжоу Цзыхуна потемнело, губы сжались в тонкую, ледяную линию.
— Что значит — «всё равно кто»? — тихо прорычал он.
Если бы не её неукротимое, безрассудное чувство к нему, разве он позволил бы себе тогда кого-либо подпустить так близко? А теперь — теперь она вот так, прямо в глаза, бросает ему эти слова.
Госпожа Сюй склонила голову набок, в глазах — недоумение, голос всё ещё пьян и лёгок:
— А чего ты злишься? Я ведь ухожу. Ты должен радоваться. Наконец никто не будет следить за тобой, ревновать, вмешиваться в твои попытки угодить госпоже да сы.
Чжоу Цзыхун сдержал раздражение, зубы стиснулись от сдерживаемой ярости:
— Мин И дала мне карьеру. Она дала мне всё, что я имею. Что мне, теперь отвернуться от неё, будто мы чужие? Даже если говорить только о благодарности, сегодняшний подарок к её дню рождения — и тот слишком скромен.
Госпожа Сюй покачала головой, глаза её были затуманены вином, но взгляд — по-прежнему острый:
— Ты ведь знаешь, я злюсь не из-за подарков и не из-за твоих разговоров с ней.
Она не сказала это вслух, но в воздухе явственно повисло: я злюсь из-за того, что твоё сердце всё ещё принадлежит ей. С самого начала и по сей день — оно устремлено к Мин И, как бы ты ни старался это скрыть. А с ней, с собственной женой, ты и за семь лет не построил нормальных, человеческих отношений.
Семь лет бесплодия — за это время сколько раз её косточки перемывали за спиной, сколько раз её проклинали чужие языки? Ей было всё равно. Она и вправду не обращала внимания. Но что ранило сильнее всего — так это равнодушие Чжоу Цзыхуна. Ему было всё равно.
— Брак — это сделка, — её голос был хриплым, но отчётливым. — Оба платят свою цену, и, если повезёт, покрывают потери за счёт любви. И только тогда это работает.
Но Чжоу Цзыхун с самого начала относился к ней как к заезжему постояльцу. Она платила всё: временем, чувствами, надеждой. Он — ни капли.
— Если тебе так нужен ребёнок, — он опустил глаза, голос стал глухим, — я дам тебе его.
Госпожа Сюй выдохнула — и вдруг расхохоталась. Слёзы подступили к глазам, а щеки залились алым от пьяного жара:
— Правда? Сейчас решил дать?
Она вытерла уголки глаз, потом покачнулась, встала и, как будто ничего не произошло, похлопала по руке сидевшую рядом Чжантай:
— Сестрица, мне кажется, мы с тобой прекрасно поладим. Продолжим разговор вечером, ладно?
Чжантай всё это время молча слушала их ссору — и чем дальше, тем больше росло в ней сочувствие к госпоже Сюй. Когда та, всё ещё пьяная, с дерзкой усмешкой предложила продолжить беседу вечером, Чжантай тут же кивнула:
— Я живу в гостевом дворе, как раз рядом с вами. Захочешь поговорить — приходи.
Чжоу Цзыхун попытался было подать руку, чтобы поддержать пошатывающуюся жену, но та резко отстранилась. Он недовольно прищурился, и с нажимом произнёс:
— Если бы не опасался, что твои родные заявятся с упрёками, я бы и пальцем не пошевелил.
Госпожа Сюй лишь фыркнула в ответ и, ни разу не обернувшись, ушла с Чжантай.
Вернувшись в гостевой двор, Чжантай ещё не успела толком открыть рот, чтобы сказать ободряющее: «Вы сегодня были просто умницей», — как вдруг госпожа Сюй села на корточки прямо у порога и… зарыдала в голос, громко, с надрывом, так что сердце сжималось.
Чжантай мгновенно растерялась, бросилась к ней, подала платок, помогла дойти до мягкой тахты, усадила, прикрыла плечи. Госпожа Сюй плакала не стесняясь, не утаивая ничего, а вместе с рыданиями вылетали слова — спутанные, щемящие, искренние.
Она говорила о том, как сильно любила Чжоу Цзыхуна. Как верила, что сможет согреть его холод. Как надеялась, что рано или поздно в нём проснётся ответное чувство. Как долго терпела, молчала, глотала обиды — и как больно теперь отпускать.
Это не была просто женская обида — это была настоящая, выстраданная любовь. А потому разлука резала по-живому.
Но она прекрасно понимала — от чего-то приходится отказываться. Не бывает таких постоялых дворов, что в убыток работают всю жизнь и не рушатся.
Плач в чертогах дворца постепенно стихал, луна взошла высоко над башнями, и завтрашний день обещал быть снова солнечным.
…
Мин И вела Цзи Боцзая по дворцовому пути, и когда прохладный ветерок коснулся его лица, император наконец пришёл в себя.
Он в испуге схватил Мин И за руку, поспешно окинул взглядом всё вокруг — и разочарование стремительно застлало его глаза, как надвигающаяся буря.
— Мне только что приснился сон, — пробормотал он с оттенком растерянности.
— Хм? — Мин И сделала вид, что серьёзно заинтересовалась. — И что же тебе приснилось?
— Приснилось, будто на пиру ты согласилась выйти за меня замуж, — с горечью ответил Цзи Боцзай. — Всё было так реально… Как это может быть сном?
Неподалёку стоящий Не Сю не сдержался и тихо прыснул от смеха.
Цзи Боцзай метнул в него испепеляющий взгляд:
— А ты чего тут стоишь?
