Господин Цзи — человек изысканный. Он не опускается до грубостей, вроде «затащить красавицу в постель силой» — нет. Ему нужно, чтобы женщина сама пришла, с сияющими глазами, с полным сердцем, с горячей преданностью.
Только тогда, за опущенными занавесями, у него действительно возникало желание.
Поэтому, как только выдалось свободное время, он велел заказать для Мин И семь-восемь комплектов нарядов.
Мин И стояла посреди комнаты, глядя на гору одежды, а глаза у неё стали круглыми, как монеты:
— Всё это… мне?
— Примерь. Посмотрим, что по размеру, — небрежно отозвался он.
— Ай! — она радостно пискнула, как пташка, и бросилась к платьям.
Выудила из груды юбку цвета нефрита с вышивкой в несколько слоёв, трепетно провела по ткани ладонью, а потом посмотрела на него с блестящими глазами:
— Я никогда не носила ничего такого!
— Теперь можешь носить, сколько захочешь, — всё так же равнодушно отозвался он.
— Господин, вы — самый лучший! — и снова подлетела к нему, шёлк закружился, юбка взметнулась…, и она смачно чмокнула его в щёку.
Вот так Цзи Боцзай понял: эта девчонка действительно любит деньги.
И то, что он сейчас дал — достаточно только на один поцелуй.
Он обнял её за талию и подвёл к туалетному столику, где открыл два новеньких лакированных ларца.
Внутри находились браслеты из золотой паутины с двойными застёжками, заколки с жемчугом, известным как «восьмое сокровище», и изящные шпильки с перьями трёхкрылой птицы, которые нежно трепетали на ветру.
Нефрит, агат, золото и яшма — все эти драгоценные камни сияли и переливались, создавая атмосферу роскоши и великолепия.
Мин И моргнула, прижалась к нему, как шёлковая лента:
— Господин — это только мне дарит… или другим сестричкам в будущем тоже будет?
Сказала она это, чуть прикусывая губу — три доли кокетства, пять — каприза, да вся она — сама прелесть.
Цзи Боцзай с улыбкой провёл ладонью по её щеке:
— Естественно, только тебе. Какие ещё «сестрички»?
Удовлетворённо щурясь, она обвила его руками и мягко утонула у него на груди:
— Так и скажите, господин. Но теперь вам уж точно нельзя будет отказываться от своих слов.
— Хм. — Он наклонился и коснулся её мочки уха лёгким поцелуем.
Мин И чуть поёжилась от щекотки, но не отстранилась — подарков было слишком много, чтобы делать вид, будто она стыдлива.
Лишь пролепетала пару тихих стонов и, ёрзая носочками, невольно открыла снежно-белую линию шеи…
Цзи Боцзай даже не задумался — просто наклонился и вжался зубами в её шею.
Острая кромка прижалась к шелковистой коже, плоть подалась — тёплая, податливая, как персик в солнечном пальце. Аромат её тела вспыхнул — влажный, сладкий, с тёплой пряностью.
Он сжался сильнее, почувствовал, как под языком проступает пульс, и в ту же секунду — её стон, прерывистый, хрипловатый, задохнулся в горле, словно глоток обжигающего вина.
Она вздрогнула всем телом, а затем — затрепетала, как испуганный воробей, спрятавшийся в ладонях.
Он усмехнулся уголком губ, медленно провёл пальцем за её ухом, где кожа всегда чуть прохладнее.
И она — плавно растеклась в его руках, с закрытыми глазами, едва слышно дыша, даже высунула влажный кончик языка, будто прося ещё… или уже забыв, где заканчивается она.
Прекрасно. Именно так он и любил — словно ловил на леску тонкую, трепещущую рыбку: ещё немного — и соскользнёт, а пока — только ты и пульс у неё под кожей.
Он резко отстранился.
Мин И замерла. Внутри всё оборвалось — и в ту же секунду она поняла, насколько сильно раскрылась, как наивно вжалась в него, и поспешно — с пылающими щеками — уткнулась в его грудь, сжав пальцы в кулак:
— На улице… такая весна… Может, господин пожелает пройтись?
Он смотрел на неё, не отпуская, его взгляд скользнул по её лицу, ключицам, губам —
и замер на мягком, дрожащем изгибе плеча.
Он кивнул:
— Хорошо.
Вся комната ещё дышала разгорячённым воздухом, его запах впитался в кожу, её дыхание всё ещё было сбитым и хрупким, а на губах — солоноватый привкус его поцелуя.
Так легко было бы поверить, что вот он — тот самый, желанный, ласковый, нежный.
Но Мин И знала: это всё — до поры.
Она слегка улыбнулась, выскользнула из его объятий, подошла к туалетному столику, взяла кисточку с тёмной тушью и тщательно поправила макияж. Потом переоделась в длинную юбку из лёгкой ткани цвета дымки над персиковыми цветами, поверх накинула шаль, тонкую как иней. Потратила на сборы добрых полчаса — и только тогда, готовая до кончиков волос, последовала за ним, переступив порог.
Она была безупречной красавицей — не позволяла себе ни капли неопрятности. Даже пряди волос лежали безукоризненно, украшения были пышными, но не вычурными, наряд — ярким, но не вульгарным. Едва она вышла из комнаты, как служанки и тётушки, близкие и дальние, не сговариваясь, начали украдкой бросать на неё взгляды.
Мин И держалась с достоинством: спина выпрямлена, голова слегка опущена, полуприкрытое вышитым веером лицо, шаги медленные и лёгкие. Она шла всего в нескольких дюймах позади него — не нарушая приличий, но и ясно давая понять, что следует за ним. Это было очень приятно.
Цзи Боцзай тихо рассмеялся, протянул руку и легко притянул её к себе, подхватив под локоть.
— Господин… — тихонько запротестовала она и, будто в укор, мягко толкнула его. — Так не годится…
Игрушка есть игрушка — и должна соблюдать свои правила. Идти рядом, обнявшись за плечи, — это, знаете ли, дозволено только законным супругам.
Но он вдруг сказал:
— Тебе со мной не нужно оглядываться на мнения посторонних.
Мин И едва заметно усмехнулась про себя. Умеет, надо признать, подбирать слова — уж слишком они приятно звучат. Какой-нибудь наивный ум тут же бы возомнил о себе лишнее.
Впрочем, на лице — только скромная улыбка, с намёком на застенчивость:
— Господин столь щедр — для рабыни это великая милость.
Они, прижавшись друг к другу, вышли за ворота. Цзи Боцзай, не стесняясь, выбрал для них полузакрытую повозку и лично помог ей подняться, усадив рядом с собой.
Мин И понимала, чего он добивается. Смущённо прижалась к нему, чуть опустила веер, открыв своё прелестное лицо. Глаз не поднимала на улицы — только смотрела на него, как заворожённая.
По дороге со всех сторон доносились восхищённые возгласы и даже свист.
Цзи Боцзай был явно доволен. Лениво перебирая её пальцы, с усмешкой спросил:
— Чего ещё не хватает? Давай купим всё разом.
Мин И не стала скромничать:
— Рабыне ночью тревожно спится… Несколько золотых слитков под подушку — вот было бы хорошо.
Цзи Боцзай: Что?
Мин И: Улыбается.
Другие девушки, застенчивые, обычно просят пару украшений — чтобы потом продать и выручить деньжат. Но Мин И не из таких. Она знала, как работают ломбарды: принесёшь вещь на сто лянов — получишь от силы пятьдесят. Зачем кормить чужие карманы?
Он помолчал немного, а потом рассмеялся вслух:
— Прямо сильно у тебя это «сердцебиение» проявляется? А десять золотых слитков помогут?
Глаза Мин И тут же засияли:
— Конечно помогут!
— Отлично, — отозвался он без капли колебаний и прямо повёл её в денежную палату.
Мин И не удержалась и ахнула про себя. Богатый, черт побери, до безобразия. Один золотой слиток — десять лянов, а он без разговоров бросил сотню. Этим можно полжизни безбедно прожить!
Многие чиновники всю службу не могут наскрести столько. А он ведь только начал подниматься — а уже с таким состоянием… Неудивительно, что в Му Сине девушки за ним табунами бегают.
Облизнувшись, Мин И виляющей походкой последовала за ним и забрала свои золотые слитки. Они были такие тяжёлые, что унести их самой не получилось — тогда он распорядился, чтобы весь сундук погрузили в повозку.
Мин И изящно изогнула губы и кивнула:
— Благодарю, господин.
Глядя на неё, Цзи Боцзай понимал: для неё — этого вполне достаточно.
Но всё же… Как бы сказать. Другие девушки, едва взглянув на его лицо, сразу готовы были поклониться до земли. А с Мин И — будто он сам прилагается бонусом к сундуку с золотом.
Не слишком-то приятно было это осознавать.
Он цокнул языком и уже собирался что-то сказать, как вдруг за спиной раздался резкий свист — будто воздух рассекли чем-то острым.
Он отреагировал мгновенно: резко подался в сторону, обнял Мин И за талию и прикрыл собой, отведя её в сторону. Затем обернулся — и увидел, как кто-то, с холодным выражением лица, шагнул в помещение и выдернул из стены воткнувшуюся туда деревянную шпильку:
— Прошу прощения. Рука соскользнула.
Мин И, только начав приходить в себя, поджала уголки губ. Что ж, если это называется «рука соскользнула», то насколько же она должна была скользить, чтобы запустить древко с такой убийственной силой?
Она подняла взгляд на вошедшего. Он был в белоснежных траурных одеждах, на вид лет двадцати с небольшим, лицо утончённое и красивое — но в его чертах таилась угрожающая жёсткость.
Цзи Боцзай отпустил Мин И и с усмешкой сказал:
— Господин Янь пожаловал делить наследство?
Пальцы Янь Аня чуть сжались, он медленно вставил деревянную шпильку обратно в свой пучок, а затем холодным взглядом посмотрел на него:
— Благодарю за заботу, господин Цзи. Мой отец был человеком честным и неподкупным — не оставил даже пары лянов, чтобы было что делить.
Ага. Значит, пришёл искать ссоры.
Цзи Боцзай хотел было отодвинуть Мин И, но едва поднял руку — как увидел, что она уже сама юркнула за ширму, подхватив подол и ловко скрывшись.
Ловкая, надо признать.
Он усмехнулся и бросил в её сторону короткий взгляд, а потом, как ни в чём не бывало, налил Янь Аню чашку чая:
— В последнее время я был занят, так что не успел воздать почести твоей матушке. Раз уж мы случайно встретились здесь, может, и передать поминальный дар заодно — чтобы дважды не ходить.
Янь Ань уставился на него, кулаки сжались до побелевших суставов. Он проговорил сквозь зубы, выдавливая каждое слово:
— И ты, убийца, ещё смеешь говорить о поминальных дарах?
