На бамбуковой палочке было пять янтарных, сладко блестящих ягод боярышника. Мин И съела две — осталось три. Раз уж Цзи Боцзай изъявил желание попробовать, ну и ладно — не жадина, можно и одну уступить.
Но вот он взял палочку… и прямо у неё на глазах разом сгреб все три.
Ам!
Осталась лишь голая палочка… и ошеломлённая девушка. Мин И уставилась на остатки карамели, прилипшие к бамбуку, и долго не могла осознать — а что, собственно, сейчас произошло?
Цзи Боцзай же… он ведь терпеть не мог ничего, что связано с физическим контактом с другими. Уж тем более — с едой, к которой прикасались чужие руки. Он всегда был чересчур брезглив, это знали все.
В ярости она швырнула палочку на пол повозки и метнула в него взгляд — такой острый, что им можно было резать камень. А потом с шумом отвернулась и села спиной, демонстративно молча.
Цзи Боцзай сам не знал, что на него нашло. Это же… просто несколько сладких ягод. Он, что, всерьёз захотел позлить её? Просто… чтобы посмотреть, как она разозлится?
Он хмуро посмотрел на её обиженный силуэт. Её плечи вздрагивали, будто от сдерживаемого негодования, а над головой словно витал тонкий столбик пара — как у котёнка, которого обидели.
Он нахмурился.
Ну, ей-богу… стоит ли так из-за какой-то палочки с фруктами?
Пожевал сахар, Цзи Боцзай и сам надулся — отвернулся, да так и сидел, решительно не желая идти на уступки.
Подумаешь, обиделась… — всё равно он не из тех, кто терпит чужие капризы.
Повозка так и доехала до внутренних покоев — в напряжённой тишине, как в гробу.
В тот день Да сы нарушил свой обычай и вместо привычного зала решил ожидать гостей в ветряном павильоне у Платформы Песен и Танцев. Как только Цзи Боцзай прибыл, его тут же пригласили к Да сы.
— Ай, Боцзай, — с редкой мягкостью обратился к нему Да сы, — есть тут одно дельце, хотел бы с тобой посоветоваться.
Цзи Боцзай скользнул взглядом в сторону — и, как назло, увидел Сыту Лина, сидящего сбоку. У него в груди мгновенно сжалось — плохое предчувствие.
И точно, не успел он ничего сказать, как Да сы уже продолжил:
— Раз уж мы намерены представить госпожу Мин И в качестве цзиньчай-дучжэ, то её происхождение, как ты понимаешь, не должно выглядеть слишком заурядным. Так вот… чиновник Сыту сам изъявил желание — просит дозволения признать Мин И своей старшей сестрой. Тем самым роду Сыту будет отведена роль её родни по материнской линии.
Как тебе такой вариант?
Как ему такой вариант? Да никак.
Всё очень не так.
Этот Сыту Лин, с его вкрадчивыми глазами и вечно улыбчивым лицом, давно пытался подмять Мин И под себя. И сейчас снова тянет к ней руки, прикрываясь официальными поводами.
Цзи Боцзай мрачно сжал губы. Он был крайне недоволен.
Цзи Боцзай тут же хотел отказаться — даже рта открыл, чтобы решительно возразить.
Но не успел и слова вымолвить, как Да сы уже громогласно рассмеялся:
— Прекрасно! Превосходно! Подданный всегда помогает мне снимать с плеч бремя хлопот — вот и решено!
Цзи Боцзай: Что?!
Что значит “решено”?!
Он разве что-то сказал?
— Не буду скрывать, — Да сы отвёл его чуть в сторону, понизил голос и заговорил вполголоса, — наставник Шэ проникся к Мин И особым расположением. Желает признать её своей приёмной дочерью и забрать с собой в Чаоян. Я отказать не мог — неудобно, сам понимаешь. Потому и пришлось срочно найти ей родню со стороны матери.
Цзи Боцзай вскинул бровь: Шэ Тяньлинь? Причём тут опять он?..
Он метнул тяжёлый взгляд в сторону Мин И.
С виду тиха и невинна, как хрупкая лилия, а вокруг неё — шуму на три города.
Мин И даже не поняла, в чём дело, как вдруг поймала его сердитый взгляд.
За что, собственно?
И тут же он, словно на сцене, сменил маску — натянул на лицо выражение нежности и покровительственности, тяжело вздохнул и сказал вслух, обращаясь к Да сы:
— Если она согласна, то и я не возражаю.
Слова были мягки, как весенний туман, а вот взгляд, что он бросил на Мин И в тот момент, ясно говорил: «Попробуй только согласиться — и смерть твоя будет мучительной».
Ах ты… Не хочешь играть — не играй, злобно подумала Мин И.
Хороший — это он, а плохая — я?
Отказать Да сы не посмел даже он, а ей — что, на шпильках против ветра пойти? Она всего лишь маленькая танцовщица — какие уж тут права.
— Сестра Мин, не тревожься, — подошёл Сыту Лин, мягко улыбаясь, отчего показались два клыка, придающие улыбке детскую искренность. — Мои родители умерли рано, в доме нет старших, кто бы устанавливал строгие порядки. Никто не станет заставлять сестру делать то, чего ты не хочешь. Просто… если будет родительский дом — у тебя всегда найдётся куда вернуться.
Слова были тёплыми и ободряющими. Мин И, сколько бы ни старалась держаться отстранённо, невольно растрогалась.
Цзи Боцзай слушал всё это и чувствовал, как под кожей зашевелился раздражённый зверь.
— Господин Сыту хочет сказать, — произнёс он с холодком, — что у неё сейчас нет своего места?
— Разве не так? — не моргнув глазом, ответил Сыту Лин. — Дом Цзи — это дом господина Цзи, а не сестры Мин. Она всего лишь там… временно. Если вдруг однажды вы утратите к ней интерес — куда же ей деваться?
Мин И невольно кивнула, в этом, увы, был смысл.
Цзи Боцзай сощурился:
— Раз уж она была пожалована мне самим Да сы, как же я мог бы её отвергнуть?
— Тем более, — подхватил Сыту Лин, — раз она дана вам в милость столь высоким лицом, стоит ещё внимательнее к ней отнестись. Дать приличное положение, чтобы можно было достойно приводить её к Да сы на приёмы.
— Что-то вы, господин Сыту, чересчур много на себя берёте, — ледяно усмехнулся Цзи Боцзай.
Сыту Лин замер, потом слегка потупил взгляд и, словно испуганный, юркнул ближе к Мин И, прячась за её плечо:
— У меня нет такой силы, как у господина… Зато есть сердце. Сердце, которое по-настоящему заботится о сестре Мин. Всё, что я говорю — только ради неё…
Мин И даже моргнуть забыла.
Вот оно что…
Неудивительно, что Цзи Боцзай предпочитает мягких и хрупких — гляди-ка, какое защитное чувство просыпается.
Она встала чуть впереди Сыту Лина, как бы заслоняя его, и с самым серьёзным видом обратилась к Цзи Боцзаю:
— Невольница всегда прислушается к воле господина, но, ведь правда, господин Сыту не имел злого умысла… Зачем же быть с ним так суровым?
Он — жестокий? Он?!
Цзи Боцзай от смеха почти задохнулся:
— Он вот с этим жеманством и притворной скромностью — ты серьёзно можешь на это смотреть?
— Какое ещё жеманство! — фыркнула Мин И. — Он говорит от чистого сердца!
— А, по-моему, он преследует свои цели.
— Вы…
— Сестра Мин, не стоит с господином спорить из-за меня, — с видом мученика перебил Сыту Лин, чуть прикоснувшись к её локтю. — Вам ведь ещё жить с ним под одной крышей… Поспешное слово может вызвать его гнев. А я… я ничего, не беспокойтесь.
Слушайте, ну вот ведь человек: каждое слово — ради неё, каждое движение — как забота.
Мин И посмотрела на него пристально. Потом нахмурилась и обернулась — глянула на Цзи Боцзая, как на обидчика, и, наконец, сдержанно склонилась перед Да сы:
— Раз это милость от Да сы, невольница принимает с благодарностью.
— Прекрасно, — кивнул Да сы, наблюдая за ними, будто за представлением. Он, правда, больше смотрел не на Сыту Лина, а на Цзи Боцзая. И, похоже, реакция последнего его вполне устраивала. — Тогда скорее проходите за стол.
Когда Да сы ушёл вперёд, Цзи Боцзай не удержался: шагнул ближе и резко схватил Мин И за запястье.
— Что это вы делаете, господин? — её лицо было полно невинности.
— Вот это как раз я у тебя хотел бы спросить, — его голос звучал с ядовитой вежливостью, и улыбка была только кожей, не сердцем.
Мин И захлопала ресницами, и её лицо сделалось ещё более непонимающим:
— Разве господин сам не велел мне подыгрывать, чтобы Да сы поверил, будто вы и вправду глубоко под действием любовной гу?
…Он-то сам об этом не знал.
Цзи Боцзай в упор уставился на неё, выискивая хоть тень притворства. Но в её глазах — ни капли смущения. Только невинное изумление. Он мрачно отдёрнул руку:
— Не бери на себя лишнего.
— Тогда говорите яснее, господин, — пожаловалась Мин И. — Я ведь не живу у вас в животе, не могу же угадывать всё, что на уме.
Врёт. Ведь раньше угадывала безошибочно.
Цзи Боцзай, мрачнея, снова схватил её за запястье и, не отпуская, потащил с собой в Тагэтай.
Сегодняшний приём, как и вчерашний, проходил с участием «фэнвэйхуа». Только теперь Сюй Тяньинь выглядела совсем иначе — ни следа от вчерашней заносчивости. Она понуро сидела у отведённого Цзи Боцзаю места, и, когда увидела, как он входит, держа Мин И за руку, её лицо заметно переменилось.
— Господин, — поспешно вышла она вперёд, — хотя сегодня и нет новых гостей, всё же прибыло немало диковин из дальних земель. Лучше бы мне остаться рядом — вдруг понадобится объяснить.
Она говорила, а сама исподлобья зыркала на Мин И, скрежеща зубами от злобы.
Вчера казалось, что та уж точно обречена — и всё-таки выбралась. Кто бы мог подумать, что ей не только с рук сойдёт дерзость, но и Сы-хоу получит выговор, заодно втянув и её саму под горячую руку. Сегодня — во что бы то ни стало — она не допустит, чтобы Мин И сидела рядом с Цзи Боцзаем.
— Возле меня лишь одно место, — Цзи Боцзай не отпустил запястье Мин И, и его тон не оставлял места для споров.
Но эта женщина, словно нарочно, в упор не желала понимать. Подошла ближе и, бесцеремонно оттеснив Мин И, с напускной учтивостью произнесла:
— В таком случае, придётся попросить эту госпожу пересесть в конец зала.
