Яд Лихэньтянь был коварен не тем, что причинял боль — а тем, что совсем не проявлялся снаружи. Ни малейшего намёка, ни пятнышка на коже, ни дрожи в пальцах. Только сам человек чувствовал, как меридианы внутри тела трескаются — медленно, по звуку напоминающем тончайший лёд, что лопается под весом шагов.
Ты не знал, когда именно придёт конец. Не знал, где тебя настигнет смерть — на улице, на пороге, во сне. И уж тем более не мог никому ничего обещать — ни завтра, ни через год.
Мин И не стала объяснять это Чжан Лю и Чжантай. Зачем? Что им даст истина?
— Я постараюсь, — мягко сказала она. — А если не смогу сама его отвести, обязательно найду надёжного человека и попрошу передать.
И Чжан Лю, и Чжантай были искренне рады. Чжантай, обняв округлившийся живот, весело засмеялась:
— Может, и я как раз рожу к тому времени! Вместе с Минь`эром и поведу — пусть дети поглядят, как в Чаояне Золотая Птица пронзает облака! Мы ведь и не видели никогда этого…
Они долго болтали, смеялись, перебрасывались историями, и Мин И вдруг почувствовала, как в груди становится легче. Когда она вышла из лавки, уголки губ сами собой приподнялись — не в насмешке, не из вежливости, а в улыбке настоящей, живой.
Сыту Лин, уже сидевший в повозке, заметил это с первого взгляда. Лицо его вспыхнуло радостью:
— Улыбающаяся старшая сестра — самая красивая на свете! — воскликнул он с довольным видом. — Если это место вам так по душе, тогда я хоть каждый день буду вас сюда возить!
Мин И с улыбкой покачала головой:
— Молодой господин теперь ведь самый молодой чиновник во всём Му Сине. Как же подобает вам каждый день бегать за мной и заниматься такими пустяками? Когда вернёмся, вы помогите мне собрать вещи — а потом уж оставьте меня в покое.
— Что вы такое говорите, сестра! — вскинулся Сыту Лин. — Раз уж признал вас своей старшей сестрой, значит, всё, что связано с вами — не пустяки, а дела первостепенной важности! Как можно иначе?
Он вздохнул и пробормотал себе под нос с лёгким раздражением:
— Да и какие у нас в городе нынче «важные» дела… Их вроде бы много, но ни одно — не моё. Всё крутится вокруг, а я только и делаю, что гляжу со стороны. Лучше уж вовсе не видеть.
Сейчас Да Сы вёл тонкую игру с другими городами, старался выторговать для Му Сина наибольшую выгоду, пользуясь последними происшествиями. Посланники, каждый со своей тайной, скрытыми расчётами, — правда уже никого не интересовала. Главное теперь — вытянуть, выжать, урвать.
Сыту Лину всё это было чуждо. Противно. Бессмысленно.
— Лучше уж давайте посмотрим на новое жилище сестры, — сказал он, встрепенувшись. — Оно мне по сердцу. Там и вправду хорошо. Мой дом с ним через одну стену — если будет удобно, позовём мастера и сделаем калитку прямо в ограде. Тогда я смогу навещать тебя, не обходя весь квартал.
— Мысль хорошая, — кивнула Мин И. — По возвращении осмотрим, как лучше сделать.
Разговор у них клеился, повозка покачивалась по улочкам, и смех, как россыпь монет, звенел за ней, оставаясь в воздухе.
А навстречу им, по другой стороне дороги, проехала другая повозка — в ней, с каменным лицом, вернулся в поместье Янь Цзи Боцзай.
Во дворе его встретил Янь Сяо, увлечённо болтавший с новой девушкой, которую недавно привёл в дом. Завидев мрачную до черноты физиономию Цзи Боцзая, он тут же вскочил:
— Что такое? Что-то серьёзное? Неужто боевые культиваторы из Чжуюэ собираются развязать с нами войну?
— Нет, — мрачно ответил тот, откинув рукав и тяжело опустившись на циновку. — Просто на улице слишком жарко.
Янь Сяо закатил глаза:
— Да ты что, жара тебе, видите ли, помешала. Видать, в Цинъюне больше не осталось достойных противников, раз ты теперь соревнуешься с солнцем.
Он хлопнул в ладони, отослал девушку и, с хмурым видом подошёл ближе. Выражение лица у Цзи Боцзая не менялось — по-прежнему затянутое мраком, как штормовое небо.
Янь Сяо украдкой взглянул на стоявшего неподалёку Не Сю, что всегда был рядом с господином и, как правило, знал, что у него на уме.
Но и тот будто превратился в статую: глаза опущены, лицо спокойное, как у монаха в келье. Он молча наполнил чашку чаем, почтительно поставил перед Цзи Боцзаем — и тут же удалился, отдав распоряжения по сбору багажа, будто ничего необычного не произошло.
Янь Сяо был в ещё большем недоумении. В какой-то момент ему даже почудилось — а вдруг он всё надумал? Может, Цзи Боцзай и не злится вовсе?
— Как только пошёл слух, что у тебя во дворе больше нет служанок, — осторожно начал он, наблюдая за лицом друга, — все знатные дома в городе так и повалили, наперебой начали подсылать девушек. Всё, что пришло, — я пока у себя держу.
Он протянул список — аккуратный, переплетённый, с золотыми краями.
Цзи Боцзай взял его, даже не глядя, бросил на цветочный столик, и холодно бросил:
— Смотреть не стану. Всех — принять. Когда въеду в поместье, пусть всё будет готово.
— … — Янь Сяо окончательно убедился: нет, он точно злится.
Он почесал нос, подумал, стоит ли говорить дальше, но всё же рискнул:
— Только не говори потом, что я тебя не предупреждал. Лян Сюань на днях принял Сюй Тяньинь в свой дом.
