— Демон? Какой ещё демон?! — в голосе Сяньюань звучало раздражение.
И без того накипело за день, а тут ещё этот взбалмошный даос с бреднями. Не говоря ни слова больше, она выставила старика за порог.
Вернувшись на кухню, она решила успеть приготовить ужин до возвращения Чэна, но всё, к чему ни прикасалась, оборачивалось бедствием. С каждым шагом по кухне нарастала суматоха и отчаяние. Наконец, вернувшийся Чэн Кун с улыбкой выдворил её из кухни:
— Моей Сяньюань полагается только есть, а не уставать за плитой.
Скоро на столе одна за другой появились тарелки: припущенный окунь, тофу, салат из бамбуковых побегов, тушёный чеснок. Всё выглядело безукоризненно.
— Ешь побольше, — как всегда, он заботливо пододвинул ей тарелки и, одна за другой накладывал ей еду. А у Сяньюань от этого морщилось лицо, ведь она только днём поклялась сесть на диету… Она со вздохом решила: «Ладно. Уж этот ужин точно заслужен».
Она обожала мясо, а вот муж предпочитал лёгкую пищу. Ел он немного и вскоре уже отложил палочки. Мужчина только слегка склонил голову и наблюдал за ней.
— Ты чего опять не ешь? — подняла она глаза.
— Я наелся, — спокойно ответил он.
— Милый, давай завтра сходим в храм Юаньу, помолимся, хорошо? Все говорят, что там очень действенные молитвы.
— Но у меня приём.
— Всего лишь на час, после обеда. Мы ведь живём здесь уже два года, а ты ни разу так и не пошёл со мной в храм. Каждый раз говоришь, что занят. — Сяньюань не могла понять, почему он охотно сопровождает её на рынок, но неизменно отказывается пойти с ней к Будде попросить у него ребёнка.
— Хорошо, — коротко кивнул Чэн Кун. Её просьб он, как правило, не отвергал.
На следующий день они вдвоём поехали в паланкине к храму Юаньу. По обе стороны дороги поднимались к небу вековые деревья, к главному залу тянулся нескончаемый поток паломников.
Чэн Кун огляделся по сторонам:
— Сяньюань, иди поднеси благовония. Здесь красиво, я пока прогуляюсь.
— А ты не пойдёшь со мной?
— Не люблю запах благовоний, — с лёгкой улыбкой ответил он.
Сяньюань этого не понимала. Её, наоборот, каждый раз наполняло умиротворением, стоило лишь ступить на порог храма.
Она помолилась, и они вернулись в аптеку. Чэн Кун помог ей выйти из паланкина, но, сделав всего пару шагов, вдруг замер.
Сяньюань подняла глаза и тут же увидела того самого старого даоса, что вчерашним днём пугал её у дома. Он снова стоял у порога, с той же растрёпанной метёлкой в руке, в изношенном жёлтом одеянии и с затянутым на макушке ободранным даосским головным убором. Глубокие морщины пересекали лицо, борода струилась вниз, а пальцы медленно перебирали пряди, но вид у него был совсем не возвышенный. Он, скорее, напоминал дешёвого шарлатана с рынка.
На этот раз он ничего не сказал, а только пристально, с каким-то особенным выражением посмотрел на них.
Сяньюань фыркнула, хмуро посмотрела на него и, крепко держа мужа за руку, зашла в дом. Однако вечером, когда они вышли прогуляться после ужина, она вновь заметила того старика. Он по-прежнему стоял неподалёку, будто сторожил.
По вечерам Чэн Кун обычно учил её каллиграфии и живописи. Сяньюань была хоть и неумёха, но терпелива, и за два года её иероглифы стали вполне сносными. Только сегодня её учитель явно витал в облаках. Он весь вечер был рассеянным и часто отвлекался.
Перед сном, уже в спальне, Сяньюань, оставшись в одном лишь коротеньком нижнем белье, забралась к мужу под одеяло:
— Милый, давай постараемся… завести малыша, — прошептала она с мягкой настойчивостью.
Чэн Кун тут же покраснел до самых ушей:
— Я… Сегодня немного устал после подъёма в гору. Может, в другой раз?
— А я не хочу ждать! — она села верхом на него, прижалась и шутливо поцеловала в обе щёки. Ей нужно было родить. И чем скорее — тем лучше, иначе болтовня этих соседок сведёт её с ума.
Она взяла его руку и прижала к своей талии:
— Скажи честно… Я и правда так уж располнела?
Чэн Кун с улыбкой обнял её:
— Что ты! Мне нравится именно такая Сяньюань.
Он прижал её к себе. Тёплая, мягкая, пахнущая травами и уютом, она словно затягивала в сон, в котором можно утонуть.
После близости она устроилась на его груди и вскоре крепко уснула.
В ту ночь Сяньюань приснился странный сон. Всё вокруг было залито слепящим солнцем. Она, прищурившись, пыталась поднять голову и разглядеть лицо стоящего перед ней человека. Он что-то говорил. Губы его двигались, словно звали её по имени, но как она ни старалась, видела только нижнюю часть его лица. Это был мужчина, она точно знала это по голосу и очертаниям.
Губы изредка изгибались в лёгкой улыбке и внезапно сердце Сяньюань болезненно сжалось. Она закричала в сновидении, зовя его, но фигура постепенно растворялась, оставляя за собой лишь спокойное, мерцающее серебристое сияние.
