Когда Цзян Му вернулась домой к Цзинь Цяну, все уже спали. Она старалась не шуметь: тихо приняла душ, прошла в комнату, села за стол и дописала оставшиеся задания. Почти в полночь, собираясь лечь, она снова достала тетрадь по математике. Последняя задача оставалась нетронутой, но не потому, что не успела, а потому, что не знала, как подступиться. Юная девушка решила перед сном ещё раз взглянуть, вдруг что‑нибудь прояснится.
Но, раскрыв лист, она удивилась. Под условием аккуратно проступала нарисованная карандашом схема.
Когда‑то её учитель по математике говорил, что рисунок — это способ «перевести» задачу на язык наглядности: мысли становятся зримыми, условия и ход решения ясными, и тогда всё идёт быстрее. Цзян Му понимала этот принцип, но при сложных задачах всё равно порой терялась. Математика с детства была её слабым местом.
Глядя на схему, она постепенно начала улавливать ход рассуждений. Единственное объяснение, что пришло ей в голову, — Цзинь Чао, убирая её тетради в рюкзак, невзначай оставил этот рисунок. Цзян Му потратила ещё полчаса, чтобы довести решение до конца. Когда она вывела последнюю формулу, по телу разлилось редкое чувство лёгкости и восторга. Она перечитала всё дважды, и, уже собираясь закрыть тетрадь, заметила в правом нижнем углу карандашную пометку. Надпись была вверх ногами. Перевернув лист, она увидела, что это был ответ, совпадающий с её собственным.
В тот миг Цзян Му испытала ни с чем не сравнимое удовлетворение. Обычно в задачах такого уровня она брала лишь первые баллы, но не весь результат. Так, чтобы всё сложилось без запинок, случалось редко.
Она долго смотрела на почерк Цзинь Чао и задумалась. Впервые Цзян Му остро почувствовала разницу между ними и, кажется, поняла ту лёгкую грусть, что иногда проступала во взгляде учителя Ма.
В понедельник она надела школьную форму Цзинь Чао и пошла в школу. Куртка была ей велика: рукава пришлось закатать в несколько раз, чтобы освободить ладони. Но, зная, что когда‑то в этой форме Цзинь Чао сидел за партой в тех же классах, она ощущала странное, почти трепетное родство с этим местом.
С тех пор, как она стала носить эту форму, многие оборачивались ей вслед. Сначала Цзян Му думала, что дело в размере, слишком уж мешковато сидит. Она не придавала значения, пока однажды после урока физики Янь Сяои не спросила:
— Ты не заметила, что старик Чжэн сегодня возле тебя задержался и всё время смотрел?
Цзян Му действительно вспомнила: учитель Чжэн, проходя мимо, неожиданно вызвал её к доске, и пока она отвечала, не сводил взгляда. Когда она закончила, он посмотрел на неё с каким‑то особым смыслом и произнёс:
— Терпеливого труд вознаградит. Спал на хворосте, пил горькую желчь — и три тысячи воинов Юэ покорили У.
Фраза‑наставление прозвучала так внезапно, что Цзян Му растерялась.
— Да, — пробормотала она.
Этот Чжэн часто вот так внезапно вдохновляется?
Янь Сяои, глядя на её грудь, где поблёскивал школьный значок, спросила:
— У кого ты взяла форму?
— А что? — удивилась Цзян Му.
Янь Сяои, видя её недоумение, пояснила:
— Когда я училась во втором классе старшей школы, слышала, что раньше у нас существовала особая награда: за победы в городских и выше конкурсах по предметам выдавали не только грамоты и стипендии, но и особую форму. Внешне она почти не отличалась от обычной, только в центре эмблемы, в овальном поле, вышивали кубок. Обычно серебряный, а у тех, кто входил в тройку на уровне провинции, — золотой. Говорят, эта традиция продержалась всего два года, потом её отменили. И за всё время золотой кубок был только у одного ученика. Никто его не видел, но учитель Ма, когда преподавал в пятом классе, подтвердил: обладатель той формы — его лучший ученик. Ты случайно не знаешь, кто это?
Цзян Му опустила взгляд и увидела на своём значке вышитый золотой кубок. В памяти всплыло, как Сань Лай в тот день хотел выпросить у Цзинь Чао эту форму, а тот не позволил, сказав: «Она одна такая, береги. Я сам не успел поносить». Тогда Цзян Му решила, что речь просто о редкости, выпуск давно окончен, вторую не достать. Она не могла и представить, что эта форма действительно единственная во всём Тунгане.
Теперь ей стало ясно, почему в последние дни на неё так странно смотрели. Она, приезжая, и не знала, что у школы есть такая история. Цзян Му растерянно сказала Янь Сяои:
— Да… не знакома. Через знакомых взяла.
Она боялась, что та начнёт расспрашивать дальше. Ведь как объяснить, что легендарный ученик, обладатель золотого кубка, теперь чинит машины в нескольких кварталах отсюда?
Цзян Му невольно прикрыла Цзинь Чао, сохранив его достоинство, и больше ничего не добавила.
После уроков она зашла в парикмахерскую и подстриглась. С пятого класса она почти не носила длинных волос: стоило им достичь плеч, как мать, госпожа Цзян, отправляла её стричь, говоря, что при её слабом здоровье и капризном аппетите не стоит позволять волосам забирать питательные вещества. Когда волосы отрастали, Цзян Му всегда чувствовала тревогу.
С короткой стрижкой лицо стало ещё мельче. Однажды на уроке математики Янь Сяои шепнула:
— Слышала новость?
— Какую?
— Многие парни в классе говорят, что у тебя «лицо первой любви».
Цзян Му не обратила внимания. Одноклассники были младше на год, и для неё все они казались мальчишками. Но слух о «лице первой любви» быстро распространился, и Пань Кай ощутил угрозу. В последние дни он упорно следовал за ней после школы: садился в тот же автобус № 8, пересаживался на № 12, пока не провожал до дома.
Цзян Му не могла запретить. Автобус ведь не её собственность. Каждый раз, выходя, она говорила:
— Перестань меня преследовать, ладно?
Пань Кай делал вид, что не слышит, и на следующий день всё повторялось.
Однажды их увидела Чжао Мэйцзюань, возвращавшаяся из супермаркета. Вечером она сказала Цзинь Цяну:
— Видела, как какой‑то парень провожал твою дочь. Не рано ли она влюбилась?
Цзинь Цян отмахнулся:
— Не выдумывай. Учёба только началась, о чём ты говоришь?
Чжао Мэйцзюань фыркнула:
— Конечно, твоя дочь — сама добродетель. Но если что‑то случится, её мать придёт к тебе с претензиями. Я предупредила.
Цзинь Цян бросил на неё косой взгляд:
— Что ты разошлась-то?
На том бы всё и закончилось, но на следующий день, вынося мусор, Чжао Мэйцзюань снова увидела Пань Кая. Она специально обошла дом, дождалась, пока Цзян Му поднимется по лестнице, и заметила, что парень всё ещё стоит у подъезда, явно не желая уходить.
Она, не раздумывая, достала телефон и позвонила Цзинь Чао. Как только тот ответил, Чжао Мэйцзюань закричала:
— Конец света! Дочь старика Цзиня влюбилась! Я уже несколько дней замечаю, сказала ему — не поверил. А я своими глазами видела! Ты возьми пару ребят, тихонько припугни этого мальчишку, а то ещё беды не оберёшься, и та женщина потом нас всех перемоет!
Цзинь Чао в последние дни был завален работой. Услышав звонок, он удивился, но, зная склонность Чжао Мэйцзюань к преувеличениям, уточнил:
— Ты точно видела?
— Конечно! Парень каждый вечер провожает её, за руки держатся!
— Уверена?
— А я что, слепая?
— Понял.
Он повесил трубку, бросил в сторону гаечный ключ и, сев на старую покрышку, закурил. Сань Лай, открыв заднюю дверь, удивлённо спросил:
— Ты же говорил, срочная работа. Чего сидишь, куришь?
Цзинь Чао взглянул на него, промолчал, потом вдруг сказал:
— Дай номер младшего брата Чжан Фаня.
— Чжана Фаня? Зачем он тебе? — спросил Сань Лай, но всё же продиктовал номер.
Цзинь Чао отошёл к стене во дворе и позвонил Чжану Фаню, попросив разузнать в школе, правда ли, что Цзян Му встречается с кем‑то.
Он понимал, если бы не повторный год, Цзян Му уже училась бы в университете, и назвать это «ранней любовью» было бы натяжкой. Но раз всё происходит у него на глазах, стоило хотя бы разобраться.
Чжан Фань действовал быстро. На следующий день он попросил одного приятеля из их класса разузнать. Тот жил в том же районе, что и Пань Кай, и, как оказалось, неделю назад, когда Цзян Му приходила к Чжан Фаню вместе с Пань Каем, именно этот парень их встречал. Тогда Пань Кай представил Цзян Му как «будущую невесту».
Так что приятель без колебаний подтвердил:
— Да, та повторница — девушка Пань Кая.
Новость дошла до Цзинь Чао уже утром. А к полудню Чжао Мэйцзюань снова позвонила, торопливо добавив:
— Только смотри, аккуратнее решай. Не дай бог, она расстроится и что‑нибудь с собой сделает.
— Понял. Вечером поговорю с ней, — ответил он.
Положив трубку, Цзинь Чао долго думал. Он никогда не сталкивался с подобным. Заставить Цзян Му расстаться? Не имел права. Избить парня? Тем более — не тот возраст и не тот случай.
Он увидел, как Сань Лай у двери расчёсывает кота, бросил ему сигарету и спросил:
— Скажи, как разлучают влюблённых?
Сань Лай посмотрел на него с удивлением:
— Есть же поговорка: «Пнуть вдову, пить молоко у роженицы, разлучить влюблённых» — всё грех. Ты с каких пор за такое взялся? Хотя если уж решил, способ простой: переспи с девушкой. А не выйдет, так с парнем.
Цзинь Чао понял, что разговор бесполезен, поднялся и ушёл в мастерскую. А вслед ему донёсся голос Сань Лая:
— Так кого ты собрался разлучать, а?
