После случившегося Цзинь Чао не произнёс в адрес Цзян Му ни единого слова. Даже когда он увозил её из дома, сохранял то же глухое молчание.
Никогда прежде Цзян Му не чувствовала его таким далёким. Пусть между ними когда‑то лежали тысячи ли, она всё равно верила: в сердце Цзинь Чао есть уголок, где ей отведено место, пусть и крошечное, но своё, как и в её душе для него.
Лишь после того, как с Цзинь Син случилась беда, прежние иллюзии рассыпались, как мыльные пузыри. Вежливость Чжао Мэйцзюань, державшаяся полмесяца, исчезла в одно мгновение, словно пепел на ветру. А что же Цзинь Чао? Неужели и детская привязанность, связывавшая их, теперь будет безжалостно разорвана?
На деле всё выглядело иначе. В тот день, когда она уходила из дома, они с Цзинь Син действительно поссорились, но Цзян Му не знала, стало ли это причиной, по которой девочка выбралась на балкон.
Вина? Страх? Боль? Обида? Она уже не могла различить собственные чувства — всё смешалось, давя на грудь, не давая вдохнуть.
Цзинь Чао шёл впереди, держа в руке зонт, с которого стекала вода. Цзян Му отставала на несколько шагов. Когда двери лифта раскрылись, внутри лежал больной, которого везли в приёмное отделение; медсёстры и родственники заполнили тесное пространство.
Цзинь Чао не стал входить, свернул к лестнице безопасности. Цзян Му молча последовала за ним. Когда за ними закрылась металлическая дверь, ночная тишина, густая и тяжёлая, словно зверь из темноты, навалилась со всех сторон, обострив её слух и дыхание.
Она ускорила шаг и догнала его.
— Она солгала, — выдохнула Цзян Му. — Она умеет решать задачи, я сама видела. Когда я спросила, почему она притворяется, она разбила учебный планшет и заперлась в комнате.
Цзинь Чао не ответил. Его спина была пряма, но будто скрыта в тумане. Цзян Му не видела лица, однако чувствовала, как от него исходит глухая, тяжёлая усталость.
— Я звала её, — продолжила она, — но она не открыла. Я не знала, что она полезет на балкон.
Они спустились на первый этаж. Вдруг Цзинь Чао остановился. Его низкий и сдержанный голос отозвался в пустом пролёте:
— Думаешь, я этого не знал?
Цзян Му остолбенела. Он знал? Знал, что Цзинь Син притворяется, что нарочно не делает задания, и всё равно позволял ей? Почему?
Он обернулся. В темноте его глаза блеснули, как лезвие, от которого не укрыться.
— А ты? — спросил он. — В такую бурю зачем выбежала на улицу?
Он не обвинил её прямо, как Чжао Мэйцзюань, но в этих словах звучала укоризна, от которой сердце Цзян Му сжалось.
Она смотрела на него и вдруг ощутила странное, холодное отчуждение. И тут она вспомнила. Когда Цзинь Чао впервые пришёл в их дом, ему было уже больше двух лет. Мальчик в этом возрасте прекрасно знает, кто его настоящие родители.
Она же, с самого детства, безоговорочно доверяла ему, не задумываясь над тем, что его взгляд на неё иной. С самого её рождения он знал, между ними нет ни капли крови.
Она могла хранить память о нём, верить, что их связывает нечто особенное, но для него это не обязательно было так.
Свет в её глазах угас. Она вспомнила слова Цзян Инхань перед отъездом за границу: «Он тебе не брат. Лучше держись от него подальше».
Пальцы Цзян Му сжались, ногти впились в кожу, размокшую от дождя. Боль жгла. Она резко повернулась к двери.
— Куда ты? — спросил Цзинь Чао.
— Не твоё дело, — бросила она, не оборачиваясь.
Она уже почти шагнула наружу, но Цзинь Чао рывком вернул её под крышу. Его взгляд был тяжёлым и холодным.
— Хочешь, чтобы бед стало ещё больше?
— Ты думаешь, я нарочно оставила Цзинь Син одну? Что мне всё равно, жива она или нет? — Голос Цзян Му дрожал, но она сдержала слёзы.
Автоматические двери сомкнулись. Справа тянулся пустой больничный холл, слева — сплошная стена дождя. Её слова тонули в шуме воды, и Цзинь Чао был вынужден приблизиться, чтобы расслышать. Но когда он сделал шаг, она инстинктивно отступила.
Дождь косился, осенний, туманный, словно дым. Она смотрела на него. В её взгляде было что‑то, что он уже видел когда‑то. Выражение тех, кто уходил из его жизни.
Шум дождя заглушал всё, но по движению её губ он будто услышал:
«Ты мне не брат. Между нами ничего нет. Куда я пойду, не тебе решать».
С последним словом она вырвалась и исчезла в потоке воды. Цзинь Чао стоял, ошеломлённый, чувствуя, как внутри что‑то рвётся и тонет, как будто сам дождь бьёт по сердцу.
Цзян Му бежала долго. Она не знала улиц вокруг Первой больницы Тунгана, но не могла оставаться там ни минуты.
Ни машин, ни людей. Когда силы иссякли, она укрылась под козырьком у банкомата, вся промокшая.
Телефон в кармане был мокрым, но ещё работал. Она открыла приложение, чтобы найти поезд домой. Из Тунгана в Сучжоу прямых рейсов не было. Ближайший поезд на Пекин отходил лишь утром.
Она подняла голову. Над ней не было ни огня, ни звезды, только острые, как иглы, струи дождя. Впервые она ощутила отчаяние. Она хотела позвонить матери, рассказать всё, попросить забрать её отсюда. Но, набрав номер, она остановилась.
Цзян Инхань была в Мельбурне. Даже если рассказать, та не сможет помочь, лишь поднимет тревогу, позвонит Цзинь Цяну, и тогда все решат, что она бежит жаловаться при первой трудности.
Сознание вернулось. Этот звонок ничего не изменит. Цзян Му заблокировала экран, опустилась на корточки и спрятала лицо в коленях. Время текло беззвучно. Мысли одна за другой всплывали: как она вернётся в Сучжоу, если документы оформляли родители? Как продолжит учёбу? Где взять справки, подписи, разрешения?
Порыв гнева утих, осталась усталость и безысходность.
Тёплая капля упала ей на руку. Она подняла голову. Над ней раскинулся большой чёрный зонт. Перед ней стоял Цзинь Чао, запыхавшийся, с глазами, полными тревоги.
Он, должно быть, обежал все улицы вокруг больницы. Мысль о том, что она одна под таким ливнем, сводила его с ума. Когда он наконец увидел её, съёжившуюся у банкомата, сердце отпустило. Он подошёл, готовый выговорить всё, но, встретив её покрасневшие глаза, не смог произнести ни слова.
Он присел рядом и наклонил зонт, укрыв обоих. Цзян Му всё ещё обнимала колени. Его взгляд упал на её руку. На коже проступали кровавые следы ногтей.
Он протянул ладонь, шершавую от мозолей, и осторожно коснулся её щеки, стирая слёзы. От этого лёгкого движения слёзы хлынули сильнее.
Цзинь Чао обнял её, прижал голову к своей груди, как когда‑то в детстве, и тихо, ритмично похлопывал по спине.
— Она раньше была другой, — сказал он негромко. — Когда болезнь только началась, держалась бодро. Потом очаги стали расти, дошло до головы. Для лечения пришлось сбрить волосы. В детсаду с ней никто не играл, в школе стало ещё хуже. Мы предупреждали учителей, но всё равно… случались неприятности. Я давно подозревал, что у Син проблемы не только физические. Сегодня убедился: у неё, возможно, тяжёлое расстройство, и теперь ей понадобится не только лечение тела, но и помощь психиатра. Я не виню тебя. Просто жаль, что тебе пришлось в это втянуться.
Цзян Му подняла глаза. Он был мокрый, усталый, но говорил спокойно, объясняя, оправдывая всех сразу. Что‑то в её душе дрогнуло, напряжение отпустило.
Он замолчал, а потом тихо спросил:
— Теперь пойдём домой?
За пределами зонта бушевал другой мир, холодный и чужой. Под зонтом же было тесное, но тёплое убежище. Цзян Му кивнула.
— Машин нет, — пробормотала она. — Как вернёмся?
В этот момент зазвонил телефон. Цзинь Чао коротко назвал адрес. Через несколько минут к ним подлетела белая «Хонда» с мигающими огнями. Он поднял руку и помахал экраном телефона. Машина свернула к ним.
Цзян Му стояла в стороне, будто боясь приблизиться. Цзинь Чао молча притянул её под зонт и повёл к машине.
Он открыл заднюю дверь и усадил её внутрь, сам сел спереди. За рулём был Сань Лай. Он обернулся, уставившись на промокших пассажиров:
— Ночь на дворе, вы что, из гробницы вылезли?
Цзян Му молчала. Цзинь Чао бросил коротко:
— Вези.
Сань Лай пожал плечами и завёл мотор. Несколько раз он взглянул в зеркало, но, встретив хмурый взгляд Цзинь Чао, притих.
Ключи от квартиры Цзян Му потеряла вместе с пакетом. Цзинь Чао велел Сань Лаю заехать в автосервис «Фэйчи» за запасным комплектом.
Ночной Тунган был пустым и холодным. Все лавки закрыты, улицы блестели от воды. Машина остановилась у ворот мастерской. Цзинь Чао поднял металлические рольставни, прошёл через тёмный цех в комнату отдыха и достал из ящика ключи.
Когда он вернулся, Цзян Му стояла у входа. Она сжала руки перед собой и опустила голову.
— Пойдём, — сказал он.
Она не двинулась.
— Уже поздно, — повторил он и шагнул к двери.
— То, что ты говорил в прошлый раз, — вдруг произнесла она. — Всё ещё в силе?
Он обернулся, покручивая ключи.
— Что именно?
— Что я могу… пожить у тебя.
Рука с ключами застыла. На лице мелькнула тень усмешки.
— Я ведь не твой брат. Думаешь, это уместно?
Цзян Му прикусила губу, молча выдерживая его взгляд. Он вздохнул и бросил ей ключи.
— Только на одну ночь, — сказал Цзинь Чао и вернулся вглубь комнаты.
