Цзинь Чао приподнял занавеску и вошёл в маленькую комнату за мастерской.
— Заходи, — сказал он Цзян Му.
Это был первый раз, когда она переступала порог его личного уголка. Внутри стояла та же узкая железная кровать, что она видела прежде, тумбочка, тёмный шкаф, а в глубине — дверь. Цзинь Чао открыл её. За ней оказался крошечный душ. Он достал из шкафа чистую длинную футболку, положил на кровать и сказал:
— Я буду снаружи. Если что, зови.
Сказав это, он вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
За ночь на неё обрушилось столько всего, что Цзян Му не успела даже заметить, как плохо себя чувствует. Лишь когда Цзинь Чао ушёл, она осознала, что сейчас ей совсем не кстати принимать душ. Открыв дверь, она глянула на улицу. Дождь всё ещё лил стеной. Она стояла в нерешительности. Выбежать ли снова под ливень? Но тело уже не слушалось, внизу живота ныло, и каждый шаг отзывался болью.
Она присела, достала телефон и попыталась вызвать курьера, но в этом районе никто не принимал заказ. Никогда прежде Цзян Му не попадала в столь неловкое положение.
Цзинь Чао тем временем говорил с Сань Лаем в соседнем помещении. Минут через десять вернулся в автосервис и увидел, что дверь в комнату приоткрыта, изнутри струится свет, а в проёме появилась чья-то тень. Он бросил сигарету и быстро подошёл. Чем ближе — тем яснее: Цзян Му не мылась, сидела на корточках у двери, волосы прилипли к щекам, ладонь прижата к животу. В свете лампы её лицо казалось мертвенно-бледным, черты сжались от боли.
Он наклонился:
— Где болит?
Цзян Му подняла глаза. В её взгляде дрожала слабая, как треснувшее стекло, искра, и она больно кольнула его сердце. Он смягчил голос:
— Живот?
Она кивнула, губы дрожали, на лице проступил румянец смущения. Цзинь Чао уже хотел поискать таблетки от желудка, но вдруг понял, в чём дело. Он обернулся и неловко спросил:
— Ты… это?..
Мысль оборвалась, словно струна лопнула в голове. Он уставился на хрупкую девушку перед собой:
— Так ты под дождём бегала за этим?
Цзян Му с трудом выдавила:
— Потеряла.
Вся её беспомощность стала явной. Цзинь Чао мысленно выругал себя, постоял несколько секунд, потом сжал кулаки, взъерошил волосы и тихо сказал:
— Иди мойся. Я схожу куплю.
Он развернулся и вышел под дождь. Цзян Му, глядя ему вслед, почувствовала, как в глазах снова проступает тепло.
У ворот стоял Сань Лай с миской лапши.
— Куда это ты? — крикнул он.
Цзинь Чао лишь бросил на него взгляд и промолчал. Рядом была круглосуточная лавка, где он обычно покупал сигареты, хозяин знал его в лицо. Но если пойти туда среди ночи за женскими вещами, то завтра вся улица будет судачить. Он сел в машину и поехал на заднюю улицу, к круглосуточному магазину.
Магазин оказался крошечным, всего три ряда полок. За прилавком стояла полная женщина средних лет. Увидев, как он направился к отделу женских товаров, она уставилась на него с любопытством. Цзинь Чао стало неловко. Он наугад схватил несколько упаковок и понёс на кассу.
— Хотите по акции? — оживилась продавщица. — За один юань можно взять что-нибудь из этого списка…
Он слушал её болтовню и не выдержал:
— Ладно, только быстрее.
Женщина закивала, пробила покупки и спросила:
— Что возьмёте в обмен?
— Всё равно, — бросил он.
Она понимающе улыбнулась, достала с полки коробку презервативов и сунула в пакет. Цзинь Чао даже не посмотрел, схватил пакет и вышел. Колёса рассекали лужи, брызги летели в стороны.
Когда он вернулся, Сань Лай всё ещё стоял у ворот, вытянув шею.
— Что купил-то? — прищурился он.
Цзинь Чао спрятал пакет за спину и спросил:
— У женщины живот болит, что делать?
— В каком смысле болит?
— А ты как думаешь?
Сань Лай хмыкнул, достал телефон:
— Ща у Сяо Пин спрошу.
Эта Сяо Пин когда-то три года бегала за ним в школе, но он предпочитал компьютерные игры. Девушка потом прозрела, решила, что Сань Лай рождён для одиночества, и перестала с ним общаться. И вот теперь, среди ночи, он звонит ей и первым делом спрашивает:
— Пинь, когда у тебя эти дни, что делаешь, чтоб не болело?
— Пей воду, в которой бабка ноги мыла, — ответила она и бросила трубку.
Повисла неловкая тишина. Сань Лай кашлянул:
— Метод, конечно, сомнительный.
Цзинь Чао не ответил, вошёл в комнату, поставил пакет у двери душевой:
— Всё здесь.
Душевая была тесной, но чистой. Цзинь Чао с детства любил порядок, не как другие мальчишки, вечно в грязи. Ещё Цзян Инхань учила его стирать вещи самому. Цзян Му вспомнила, что свою одежду он всегда мыл сам. А она — до сих пор нет, всё делала мать. Теперь ей стало ясно, что та просто баловала младшую дочь.
Она вымылась, взяла единственное полотенце — тёмно-синее, с лёгким запахом мяты. Тот же аромат был на теле Цзинь Чао, когда он выходил из душа. Мысль о том, что они пользуются одной вещью, заставила её покраснеть. В голове всплыло его недавнее: «Я ведь не твой брат. Думаешь, это уместно?»
Неуместно. Но выбора не было.
Открыв дверь, она увидела у ног пакет. Внутри — несколько упаковок прокладок и новая женская бельё. Хотелось провалиться сквозь землю. Но пришлось принять помощь.
Она надела его футболку — длинную, почти до колен, — и спрятала пакет в тумбочку. Вспомнив, что он сам промок под дождём, вышла и сказала:
— Я закончила. Твоя очередь.
Цзинь Чао взглянул на её ноги — крошечные ступни в его огромных тапках. Вид забавный, будто ребёнок надел обувь взрослого. Его глаза, обычно холодные, вдруг потеплели. Цзян Му смутилась, опустила взгляд.
— Я на кровать, — сказала она. — Тапки тебе оставлю.
Он вошёл, достал из шкафа чистую одежду и направился в душ. На умывальнике лежало аккуратно сложенное полотенце — его собственное, выстиранное и сложенное квадратом. Он провёл пальцами по мягкой ткани, и в груди что-то дрогнуло.
Пока он мылся, Цзян Му сидела на кровати. На стене — три ряда чёрных полок: книги, зажигалки, ключи, какие-то детали. Книги — сплошь по устройству автомобилей, схемы, чертежи, аэродинамика. Когда-то он тоже любил читать, и тогда она ничего не понимала. Прошли годы, и всё осталось по‑прежнему.
Дверь душа открылась. Цзян Му поспешно отвела взгляд. Он вышел, а она сидела, не смея пошевелиться, словно боялась испортить постель. Футболка закрывала колени, делая её похожей на мягкий и беззащитный свёрток риса.
Цзинь Чао вспомнил. Эту футболку он купил год назад, когда Сань Лай потащил его в Шицзячжуан, в «Бэйго Аутлет» (аутлет «Северная страна»). Тот настоял, чтобы он хоть что-то купил. С тех пор вещь лежала без дела. Теперь, растянутая на ней, выглядела почти новой.
Он достал из шкафа вату, антисептик и пластырь, подошёл и присел перед ней:
— Дай руку.
Она удивилась, но протянула. На её белой коже были красные следы ногтей. Он замер, потом осторожно коснулся её пальцев, смочил вату и тихо спросил:
— Больно?
— Угу, — прошептала она, уткнувшись подбородком в колени.
Он стал ещё бережнее.
— Она ведь ребёнок, не понимает, что делает, ты…
— Кто не ребёнок? — перебила она.
Он опустил голову и усмехнулся. Улыбка осветила лицо, и Цзян Му вдруг узнала в нём прежнего Чао — того, что умел смеяться так, будто воздух становился мягче.
— Хочешь, я поговорю с ней? — спросил он.
— А ты сможешь? Ради меня? — прищурилась она.
Он взглянул на неё и тихо сказал:
— Это другое.
— Что другое? — не поняла она.
Он не ответил.
— Я не стану с ребёнком разбираться по-взрослому. Скажи, что тебе нужно, чтобы стало легче?
Она подумала и выдохнула:
— Не одну ночь. Несколько.
Он поднял глаза, и их взгляды встретились. Воздух застыл. Его ладонь всё ещё держала её пальцы, и от этого прикосновения по коже пробежал ток.
— Я хочу вернуться в Сучжоу, — сказала она. — Но не знаю, как перевестись. Если не получится — сниму жильё. Только… приюти меня пока.
Он снова улыбнулся, теперь открыто, с лёгкой насмешкой.
— Смешно? — нахмурилась она.
— Тебе обидно? — спросил он.
Она отвернулась, чтобы не расплакаться. Он приклеил пластырь и сказал мягко:
— Поздно уже. Спи. Об этом потом.
— А ты где будешь спать?
— У Сань Лая.
Он вышел, выбросил вату, вернулся, увидел, что она всё ещё сидит.
— Ждёшь, пока я одеяло поправлю?
Она послушно легла. Сквозь дрему она спросила:
— А когда у неё началось?
— В три года.
— Сильно капризничала?
— Не знаю.
— Как не знаешь?
— Тогда меня дома не было, — ответил он спокойно. — Вернулся, и уже прошло.
Он выключил свет и вышел.
Цзян Му уснула, но сон был тревожным. В бреду ей снился дождь, тот самый, когда ей было девять. Она звала отца и Цзинь Чао, но они стояли далеко, будто в другом мире, не слышали. Она перелезла через перила, поскользнулась, полетела вниз и закричала:
— Чао! Братик!
Цзинь Чао услышал крик, вошёл, включил свет:
— Что случилось?
— Слепит, — прошептала она, закрывая лицо рукой.
Он снова погасил лампу, подошёл, увидел капельки пота на её лбу.
— Му-Му, — позвал он.
Она повернулась, нащупывая воздух, и, не найдя опоры, нахмурилась. Он взял её за руку.
— Болит? — спросил он.
Она не ответила, только сжалась. Он хотел выйти за водой, но она не отпустила. Тогда он тихо сказал:
— Я рядом. Сейчас вернусь. Слушайся.
Она не шевельнулась. Он осторожно освободил руку, вышел, налил горячей воды и вернулся. Девушка лежала, свернувшись клубком.
— Попей немного, — сказал он.
Она не открыла глаз. Он помог ей приподняться, поддержал за спину, поднёс кружку. Она сделала пару глотков и снова осела.
Он поставил чашку, достал телефон, стал искать, как снять боль. Советы были самые разные. Красный сахар, тёплые компрессы — ничего под рукой. Наконец он прочёл про точку саньиньцзяо1 на внутренней стороне голени. Он сел у изножья, положил её ногу себе на колени и начал мягко массировать.
Сначала тело её было напряжено, потом постепенно расслабилось. Лицо разгладилось, дыхание стало ровным.
Когда-то, ещё ребёнком, он любил, возвращаясь из школы, хватать её пухлые ножки и «кусать». Она тогда заливалась смехом. Теперь под его ладонью та же маленькая ступня, только вытянувшаяся, но всё такая же хрупкая. Он невольно улыбнулся, а потом задумался. До звонка от Цзинь Цяна он и представить не мог, что снова окажется рядом с ней.
Она лежала на его кровати, дышала тихо, и всё казалось нереальным.
Цзян Му, хоть и спала, чувствовала его тёплые и уверенные прикосновения. Боль стихала, страх уходил. Она не знала, сколько он сидел так, массируя её ногу, но больше ей ничего не снилось.
Цзинь Чао же почти не сомкнул глаз. Время от времени она вздрагивала и тихо стонала, а он вставал, прикрывал её, пока дыхание не выравнивалось.
***
Утром Сяо Ян пришёл в мастерскую и удивился. Ворота уже открыты. Цзинь Чао, закатав рукава, возился под машиной.
— Ого, шеф, с рассветом за работу? Пирожок будешь?
— Тише, — отрезал тот. — Не лезь в комнату.
Сяо Ян хотел заглянуть, но получил лёгкий шлепок по голове.
— Кто там? — удивился он.
Цзинь Чао усмехнулся:
— Соня.
Позже пришёл Железный Скряга. Услышав от Сяо Яна, что в комнате кто-то есть, он сдерживал любопытство весь день. Стоило им заговорить громче, как Цзинь Чао бросал ледяной взгляд, и в мастерской воцарялась тишина.
Когда Цзян Му, проспав до полудня, вышла, оба парня остолбенели. На ней была его футболка, подол — до середины бедра, ноги — белые и стройные. Они замерли, как статуи.
Цзинь Чао швырнул в них окурок:
— Глаза выколю!
Он подошёл, заслонил её собой и тихо буркнул:
— Не могла штаны надеть?
— А у меня есть? — вспыхнула она.
Он достал из шкафа спортивные брюки и кинул ей. Брюки оказались великоваты, она закатала их в несколько раз, затянула пояс, посмотрела в зеркало и вздохнула. Ужас.
Цзинь Чао, заметив её, едва сдержал улыбку.
— Есть хочешь? — спросил он.
— Всё, кроме пельменей.
Он ничего не ответил, вышел, поставил электроплитку, нарезал колбасу и морковь.
— Я морковь не ем, — поспешила она.
— А я ем, — спокойно сказал он и продолжил.
— И лук не клади, — пробормотала она.
Он не положил. Когда рис зашипел в масле, она отпрянула. Он усмехнулся.
— Боишься?
— Не боюсь, просто неожиданно.
— Готовить умеешь?
— Ну… немного.
Он знал, что она врёт. Он ловко перевернул рис, добавил яйцо, и аромат наполнил воздух.
— Как Цзинь Син? — спросила она.
— В порядке. К обеду выписали.
Она кивнула, но в глазах мелькнула тень.
— Тогда… поможешь забрать мои вещи из дома?
Он молчал, мешая рис.
— Поможешь?
— А я говорил, что оставлю тебя? — поднял он взгляд.
Она опустила глаза, губы поджались. Он протянул руку, взял тарелку над её головой. Она поспешно натянула брюки повыше.
— Морковь не выбирать, — сказал он, ставя тарелку.
— Не брат же ты мне, — буркнула она.
Он лишь усмехнулся и пошёл к машине.
Сань Лай, почуяв запах, выглянул:
— Эй, красавица, ты что, из моря вылезла? Кто тебя так нарядил?
Цзян Му фыркнула, но ела с аппетитом.
Сань Лай вынес из своей лавки чёрного щенка:
— Гляди, твой пёс подрос!
— Мой? — удивилась она.
— А как же. Цзинь Чао сказал, тебе.
— Он? Да он меня выгнать хочет!
— Выгнать? — Сань Лай приподнял бровь. — А кто тебе тапки и полотенце купил?
Она опустила взгляд на розовые тапочки, вспомнила розовую зубную щётку и полотенце в ванной. Всё было розовое. Он помнил, что в детстве она любила этот цвет.
Она посмотрела на него, а потом на Сань Лая. Тот лениво улыбнулся.
Цзян Му почувствовала, что лёд тронулся. Она подошла к Цзинь Чао, держа щенка:
— Смотри, какой милый.
Он не ответил.
— Сань Лай сказал, ты разрешил мне его оставить?
— Я тебе не брат, — бросил он. — Собаками не заведую.
— А морковь я съела, — сказала она тихо.
Он поднял глаза, встретился с её взглядом — влажным, сияющим.
— У меня ещё тетради дома, — добавила она. — Завтра сдавать.
Он достал сигарету и закурил.
— Позови, — сказал он.
— Что?
— Как вчера.
Она покраснела. Сяо Ян и Железный Скряга прыснули со смеху. Цзян Му сжала губы, повернулась, но потом остановилась. Она вздохнула, вернулась и тихо, почти шёпотом сказала:
— Братик.
Смех взорвался снова. Цзинь Чао улыбнулся краешком губ.
Она подошла ближе, не глядя на него, и прошептала:
— На балконе… бельё. Не забудь.
После этого она убежала.
Позже Цзинь Цян спросил брата, как там Цзян Му.
— Не хочет возвращаться, — ответил тот. — Пусть остынет.
Он собрал её тетради, зашёл на балкон. На верёвке колыхалось белое кружевное бельё. Он отвёл взгляд, снял и аккуратно положил в её сумку.
***
Днём Цзян Му сидела у двери и писала домашнее задание. Щенок спал у неё на коленях.
К четырём у мастерской остановилась машина. Из неё вышли трое мужчин.
— Где брат Юцзю? — крикнул один, коротко стриженный.
Сяо Ян и Железный Скряга насторожились. Тот подошёл к машине и пнул по капоту:
— Глухие, что ли?
Сяо Ян сжал губы, но Железный Скряга удержал его и вышел навстречу:
— Брат Юцзю в пути, если что…
— Ты кто такой? — перебил тот и сломал сигарету.
Цзян Му сняла наушники, нахмурилась. Сань Лай вышел из соседней лавки.
— Кто это? — спросила она.
— Из «Ваньцзи», — ответил он. — Старое место, где Чао раньше работал. Приходят бузить. Не лезь.
Но те уже вошли, пнули стеллаж, рассыпав детали.
Сань Лай шагнул вперёд, улыбаясь:
— Эй, парни, чего буянить? Хозяина нет, не геройство ли?
— Тебя не спрашивали, — огрызнулся коротко стриженный. — Свали, пока цел.
— Я человек мирный, — пожал плечами Сань Лай. — Но отца моего не трогай, он-то тут при чём?
Те переглянулись, не зная, что ответить.
Вдруг коротко стриженный подошёл к машине и провёл ключом по двери, оставив длинную царапину.
И тут перед ним встала Цзян Му, прижимая к груди щенка.
— Убери руку, — сказала она.
Он усмехнулся:
— Твоя, что ли, мастерская?
— Моя, — спокойно ответила она.
Он прищурился, потом рассмеялся:
— Так ты и есть та девчонка, ради которой он поругался с «Ваньцзи»?
Сань Лай поспешил вмешаться:
— Эй, не трогайте, она ребёнок.
Но двое уже обступили её. Щенок зарычал, и коротко стриженный схватил его за шкирку.
— Что за шавка! — рявкнул он.
Цзян Му достала телефон, включила камеру.
— Вы что творите?
— Убери! — он замахнулся, но его рука вдруг была перехвачена.
Цзинь Чао стоял рядом, холодный, как сталь. Он оттолкнул противника, взял щенка, передал Цзян Му и сказал глухо:
— Машину я починю. А вот если тронешь моих — не доживёшь до утра.
Он ударил. Один рухнул, второй получил ногой в живот. Сань Лай, притворно удерживая, заломил руку коротко стриженому. Железный Скряга и Сяо Ян подняли разводные ключи.
Щенок визжал, и из соседней лавки вылетела его мать, белая ши-тцу, и вцепилась в руку громилы. Тот завопил:
— За что мне всё это?!
А с другой стороны, привлечённые шумом, прибежали куры из соседнего кафе и принялись клевать рассыпанный рис.
Настоящий хаос. Люди сбежались смотреть. Один из нападавших, по прозвищу Сянцзы, схватил молоток и бросился на Цзинь Чао. Цзян Му, держа щенка, шагнула вперёд и тихо выставила ногу. Сянцзы споткнулся, молоток вылетел, а сам он рухнул лицом вниз у ног Цзинь Чао.
Тот обернулся, увидел поверженного противника и девушку, стоящую чуть в стороне, и понял всё без слов.
Она лишь отступила на шаг и спрятала улыбку.
- Саньиньцзяо (三阴交, sānyīnjiāo) — важная акупунктурная точка на ноге, расположенная на внутренней поверхности голени. Название означает «место пересечения трёх меридианов инь», а именно печени, селезёнки и почек. Снимает боль внизу живота и пояснице, улучшает кровообращение, применяется при лечении гинекологических и урологических проблем, регулирует менструальный цикл. ↩︎
