Цзян Му не знала, зачем Цзинь Чао вышел из машины. Она просто спокойно ждала, сидя на своём месте. Вскоре он вернулся, в руке у него была только что купленная пачка сигарет и стакан воды. Он небрежно протянул ей стакан с трубочкой. Цзян Му поспешно выпрямилась, приняла обеими руками и тихо сказала:
— Спасибо.
Её излишняя вежливость заставила Цзинь Чао бросить на неё короткий взгляд, но он ничего не ответил, лишь захлопнул дверцу.
На севере не так влажно и жарко, как на юге, но лето здесь всё равно сухое. С тех пор как Цзян Му села в поезд в Пекине, она не выпила ни глотка воды. Может быть, из‑за волнения перед встречей с родными, которых не видела много лет, она почти не спала прошлой ночью, и всё утро ехала в тревоге, даже не вспомнив о жажде. Голос её, когда она говорила с Цзинь Чао, звучал хрипло.
Теперь, когда он специально остановился, чтобы купить ей воды, Цзян Му почувствовала неловкость. Ей даже показалось, что пачку сигарет он взял заодно — будто бы, чтобы скрыть это смущение.
Она опустила взгляд, вставила трубочку в крышку стакана и сделала глоток. Холодный вкус скользнул по языку и горлу, приятно освежая. Это был её любимый клубничный милкшейк.
Вкус мгновенно пробудил память. Она вспомнила, как в детстве обожала клубнику. Однажды Цзинь Чао отвёл её к дому одной старушки. Перед воротами росла грядка садовой клубники. Ягоды были мелкие, почти как лесные, но сладкие до упоения. Цзинь Чао снял рубашку, сделал из неё мешок и набрал целую охапку.
Потом они сидели на траве за холмом, и он протягивал ей ягоды. Цзян Му, держа надкушенную клубнику, сказала:
— Братик, сзади не сладко.
— Не сладко — дай мне, — беззаботно ответил он.
Воспоминание вызвало у неё улыбку. Цзинь Чао, запуская двигатель, бросил на неё косой взгляд:
— Чего смеёшься?
Цзян Му опустила глаза, улыбка медленно сошла с лица. Она вспомнила, как в тот вечер, когда солнце уже клонилось к западу, они возвращались домой, держась за руки, а у ворот стояла та самая старушка. Цзинь Цян торопливо уверял, что его дети не крали клубнику, но, заметив на рубашке сына алые пятна, вынужден был извиняться.
Вечером госпожа Цзян рассердилась не на шутку. Она отчитала Цзинь Чао, что тот дурно влияет на сестру: сегодня клубнику украл, а завтра, может, и до денег дойдёт. Увидев, что мальчишка упрямо молчит, она схватила палку для белья и со всей силы ударила его по руке. Хотя побили Цзинь Чао, плакала Цзян Му громче всех. Ночью она тайком пробралась в комнату брата, обняла его за руку и тихонько дула на синяк:
— Больно?
Он не издал ни звука и только сказал:
— Завтра за клубникой не пойдём. Когда вырасту и заработаю денег, куплю тебе самую большую.
Сейчас, вспоминая то далёкое лето, Цзян Му пила свой клубничный милкшейк и чувствовала, как вкус становится чуть горьковатым.
— Эта машина твоя? — спросила она, повернув голову.
Рука Цзинь Чао, лежавшая на руле, на миг замерла.
— Нет.
Она задала вопрос скорее для того, чтобы понять, как он теперь живёт.
— Ты ещё учишься?
— Нет.
— Только что закончил или… — начала она, но не знала, как продолжить.
Он, заметив её осторожность, сказал прямо:
— После школы больше не учился.
Сердце Цзян Му болезненно сжалось. Она представляла многое: что, может быть, он учится в университете, что, возможно, они даже не встретятся. Но такого исхода она не ожидала. В детстве Цзинь Чао был очень способным. Отец возвращался с родительских собраний сияющий, стены дома украшали его грамоты. Учёба давалась ему легко, он успевал и в футбол поиграть, и повеселиться, и всё равно оставался лучшим в классе. Учителя говорили, что у него настоящий талант. Почему же он бросил?
Вопросы теснились в её голове, но годы разлуки и чужая обстановка не позволяли касаться таких тем.
Машина свернула в городской посёлок. Здесь было шумнее, улицы уже, мотоциклы сновали туда‑сюда. Цзян Му с интересом оглядывалась, когда вдруг один мотоцикл резко выскочил перед ними. Она вздрогнула, трубочка больно ткнулась в губу. Цзинь Чао ударил по тормозам, опустил стекло и крикнул:
— Убирайся, придурок!
Мотоциклист был крупный, с выбритой головой и густыми, словно у Гуань Гуна1, бровями; на лице — глубокие складки, будто вырезанные ножом. Цзян Му редко видела таких страшных людей и инстинктивно вцепилась в ремень безопасности. Но тот, вместо того чтобы рассердиться, расхохотался и крикнул:
— Вечером выпьем?
— Пей сам, — холодно бросил Цзинь Чао.
Мотоциклист подъехал ближе, наклонился и сказал:
— Что, с утра пороху наглотался?
Потом он заметил девушку на пассажирском сиденье, глаза его блеснули:
— Ого, вот это компания! Кто такая, брат?
Цзинь Чао не ответил.
— Не боишься, что твоя маленькая Цинь Шэ2 узнает? — ухмыльнулся тот.
Цзинь Чао молча поднял стекло и тронулся с места.
Цзян Му выдохнула с облегчением. Она уже думала, что дело дойдёт до драки, но тут её осенило.
— Это твой друг?
— Угу.
Она замолчала. Мысли путались. Он бросил школу, водится с сомнительными людьми… Как он живёт теперь, после отъезда из Сучжоу?
Машина въехала в тесный двор старого жилого квартала. После нескольких поворотов он резко поднял машину на бордюр, и так и припарковался.
Двигатель стих. Цзинь Чао вдруг наклонился к ней:
— Проколола?
Сумерки сгущались, в салоне было темно. Его лицо оказалось совсем близко, и Цзян Му невольно напряглась. Она встретилась с его взглядом и увидела на левой брови тонкий шрам. Сердце забилось чаще. Этот след она помнила с детства: отец рассказывал, что, когда ей было чуть больше года, Цзинь Чао ударился лицом о стеклянный угол тумбы, спасая её от падения с кровати.
С тех пор в его брови жила эта тонкая белая черта. Раньше она не придавала ей значения, а теперь шрам придавал его лицу особую, чуть опасную красоту.
Глядя на него, Цзян Му словно увидела в нынешнем мужчине того мальчика, которого помнила. Волна узнавания накрыла её, дыхание перехватило, к глазам подступили слёзы.
Цзинь Чао посмотрел на её губы. Действительно, трубочка проколола кожу, выступила капля крови. Нижняя губа покраснела, напомнив ему спелую вишню. Он отогнал эту мысль, нахмурился и отстранился, понимая, что смотреть на неё так больше нельзя. Девчонка, что когда‑то бегала за ним по двору, выросла в стройную девушку.
Он выпрямился, но, заметив её обиженное лицо, вдруг сказал:
— Его зовут Цзинь Фэнцзы («Безумный Цзинь»).
— Что? Цзинь Фэнцзы? — переспросила она.
Он усмехнулся:
— Тот самый, с мотоциклом.
— Кто? Гуань Гун?
Цзинь Чао на миг опешил, потом рассмеялся:
— Он и есть. Встретишь — скажи, чтоб врезал тебе разок. Пошли.
Цзян Му, ничего не поняв, вышла из машины. Она не знала, что он принял её обиду за боль от разбитой губы.
Цзинь Чао достал из багажника её чемодан. Воздух во дворе был тяжёлым, от мусорных баков тянуло зловонием. Цзян Му задержала дыхание. Цзинь Чао, глянув на неё, тихо сказал:
— Сучжоу теперь, наверное, сильно изменился?
Она не знала, как ответить. Разница, конечно, была, но ведь это его дом, и ей не хотелось звучать высокомерно.
— Неплохо, — сказала она.
— Если не привыкнешь — скажи, — бросил он, идя впереди.
Она не поняла, что он имел в виду, но, войдя в подъезд, ощутила резкий контраст.
Стены потрескались, местами осыпалась штукатурка, на втором этаже перила оборваны, торчат ржавые прутья. Проход узкий, у дверей — огромные керамические бочки, из‑за которых лестница казалась ещё теснее и темнее.
Это место напоминало старый дом их детства, но с тех пор она с матерью переехала в современную квартиру с лифтом, просторным балконом и большими окнами. Там было светло, зелено, удобно. А жизнь Цзинь Чао будто застыла во времени, не изменившись за десять лет. От этой мысли ей стало грустно.
Он легко поднялся на пятый этаж, неся чемодан, а она уже задыхалась. Он оглянулся и усмехнулся:
— Пара пролётов, а ты как после горного похода.
— Точно, будто на гору взобралась.
— Физическая форма требует улучшения, — заметил он.
— А ты почему не запыхался?
— Привычка, — ответил он, доставая ключ.
— Носил на спине сестрёнку, тренировался? — вырвалось у неё.
Оба замерли. Когда‑то их дом в Сучжоу был на четвёртом этаже, и маленькая Цзян Му любила, чтобы брат нёс её наверх. Она обвивала его шею, болтала ножками, а он смеялся и бежал, пока на лестнице звенели их голосами.
После того как она узнала, что у Цзинь Чао появилась новая сестра, ей не раз снился один и тот же сон. Он несёт на спине другую девочку, а она стоит внизу, забытая.
Поняв, что сказала лишнее, Цзян Му растерянно посмотрела на него. Цзинь Чао молча открыл дверь.
И за этой дверью начинался другой мир, дом, к которому она не принадлежала.
- Гуань Гун (关公, Guān Gōng) — уважительное народное имя полководца Гуань Юя (关羽, Guān Yǔ), жившего в конце династии Восточная Хань (II–III вв. н. э.) и служившего у военачальника Лю Бэя в эпоху Троецарствия. ↩︎
- Цинь Шэ (小青蛇, xiǎo qīng shé) — «маленькая зелёная змея», прозвище, подразумевающее ревнивую или опасную женщину. ↩︎
