Цзян Му показалось, что она лишь на миг задремала. Когда она снова открыла глаза, на её плечах лежала куртка Цзинь Чао. Она приподнялась, взглянула сквозь лобовое стекло и увидела его. Он стоял у самого края обрыва. На востоке уже пробивался первый свет, очерчивая его высокий, стройный силуэт.
Она долго, не двигаясь, смотрела на него, пока Цзинь Чао не обернулся. Она в машине, а он у края скалы; слабое утреннее сияние обвело его фигуру, и он медленно пошёл к ней.
Обратная дорога прошла в молчании. Разговор между ними всё же сорвался: Цзинь Чао не согласился, а у Цзян Му на душе остался осадок.
До рассвета они уже вернулись в задний двор автосервиса. Цзинь Чао загнал машину, пересел на автомобиль Сань Лая и отвёз Цзян Му к дому Цзинь Цяна.
В пути у неё зазвонил телефон. Она ответила, сказала несколько слов и, положив трубку, глядя на холодную утреннюю улицу, произнесла:
— Мама уже приехала в Тунган.
Цзинь Чао не отвёл взгляда от дороги. В его глазах застыла тишина, лишь пальцы, сжимавшие руль, побелели. Когда он довёз Цзян Му до дома и увидел, как она направляется к подъезду, вдруг вышел из машины и окликнул:
— Где она? Я отвезу тебя.
Цзян Му обернулась:
— В отеле «Лиюань». Знаешь, где это?
Он кивнул.
— Я поднимусь за вещами.
На следующий день должен был наступить канун Нового года. С утра Цзинь Цян увёз Чжао Мэйцзюань и Цзинь Син к тестю праздновать. В доме висели свежие красные новогодние парные надписи чуньлянь, но сам дом был пустым и холодным.
Цзян Му вошла и сразу направилась в комнату собирать вещи. Цзян Инхань забронировала номер в «Лиюань» и велела дочери взять багаж и приехать.
В квартире стояла тишина. Цзинь Чао сидел в гостиной, постукивая зажигалкой по столу. Спустя некоторое время спросил:
— Ты сразу уедешь?
Из комнаты донёсся её голос:
— Завтра утром.
Он больше не стал расспрашивать.
Когда Цзян Му выкатила чемодан, Цзинь Чао поднялся, взял его и понёс вниз. Она заперла дверь и пошла следом.
Отель «Лиюань» стоял недалеко от вокзала, считался одним из крупных в округе. Цзинь Чао остановил машину у обочины, достал из багажника чемодан.
Цзян Му, опустив взгляд, приняла багаж, мельком взглянула на него и тихо спросила:
— Может, зайдёшь поздороваться?
Он опустил ресницы, голос прозвучал ровно:
— Не стоит.
Потом посмотрел в сторону отеля:
— Иди.
Цзян Му поняла, он не хочет встречаться с Цзян Инхань. Она покатила чемодан, закинув рюкзак на плечи. Пройдя несколько шагов, она обернулась. Цзинь Чао уже сел в машину и уехал.
На сердце у неё стало пусто. Уезжали они на ссоре, и теперь, в преддверии праздника, расставание казалось особенно горьким.
В холле «Лиюань» Цзян Му встретила мать и того самого Криса. Он был приветливым, помог разместить вещи, расспрашивал, как она живёт.
Цзян Инхань же, едва увидев дочь, начала ворчать:
— Здесь воздух ужасно сухой. Не забывай пользоваться кремом, а то лицо обветрится. И не спи до полудня, солнце жжёт, не забудь про защиту.
Потом она добавила:
— С утра мы с твоим дядей Крисом позавтракали рядом с вокзалом. Какая-то каша, непонятно из чего, на вид уже тошно. Прямо как то, что твой отец готовил, есть невозможно.
Раньше Цзян Инхань тоже позволяла себе подобные реплики, и Цзян Му не придавала им значения. Но теперь каждое слово о Цзинь Цяне, каждая нотка недовольства этим городом резали слух.
Когда она только приехала сюда, тоже чувствовала себя чужой: всё казалось хуже, чем дома. Но со временем она поняла, люди здесь не моются каждый день не из-за нечистоплотности, просто воздух сухой, и если не стоять под палящим солнцем, можно целый день не вспотеть. Не то что в Сучжоу, где летом даже в покое тело липнет от духоты.
А еда… та самая «каша», о которой с пренебрежением говорила мать, Сань Лай ел её часто, даже угощал Цзян Му. Пусть вкус был непривычным, но вовсе не отвратительным.
После того как они поднялись в номер, вскоре спустились в ресторан на первом этаже. Это был просторный китайский зал с окнами на улицу. Цзян Инхань и Крис заказали целый стол блюд.
Цзян Му сидела напротив, молча разглядывая мать. На ней было платье, которого дочь раньше не видела, на пальце — незнакомое кольцо, волосы коротко подстрижены. Цзян Му поразилась: сколько себя помнила, мать всегда носила длинные волосы, аккуратно убранные, заплетённые. Она никогда не позволяла себе небрежности.
Теперь же она выглядела иначе и даже похудела. Крис, напротив, облысел ещё больше и стал похож на старого иностранца. Цзян Му не могла понять, что мать в нём нашла: живот, лысина и всё.
Когда подали блюда, Крис, ломая китайские слова, спросил, что она любит есть, и сказал, что тоже умеет готовить, может как-нибудь угостить.
Цзян Му ответила рассеянно. Цзян Инхань заметила её безразличие и спросила:
— У тебя, наверное, много учёбы? Не дави на себя. Если не поступишь, поезжай в Мельбурн, я уже всё узнала про школу.
Затем она долго рассказывала о жизни в Австралии, о местных учебных заведениях, советовала сдать IELTS.
Цзян Му слушала вполуха. Когда речь зашла о возвращении в Сучжоу, мать вдруг упомянула, что после четвёртого дня Нового года встретится с агентом по недвижимости и покупателями. Она собирается продать дом.
Цзян Му вздрогнула:
— Ты хочешь продать дом? Зачем?
Цзян Инхань спокойно объяснила:
— У Криса в Мельбурне хороший дом, воздух чистый, до города недалеко. Для жизни и старости самое то. Раз я решила там обосноваться, нужно иметь деньги под рукой.
— А если вдруг… — Цзян Му бросила взгляд на Криса и осеклась.
Мать поняла, что она хотела сказать, и строго посмотрела. Крис, уловив напряжение, вежливо поднялся:
— Я схожу узнать, есть ли у них бассейн.
Когда он ушёл, Цзян Му не выдержала:
— Мама, зачем продавать дом? Ты ведь знаешь его совсем недолго. А если потом пожалеешь? Куда вернёшься?
— Это не твоё дело, — отрезала Цзян Инхань. — Займись учёбой.
— Я не согласна.
Цзян Му кипела. Мать связалась с каким-то чужим иностранцем, съездила к нему — и уже готова всё продать. Неужели Крис её обманывает?
Цзян Инхань повысила голос:
— Я знаю, ты его не любишь, но мне не нужно твоё разрешение.
Цзян Му бросила палочки на стол. Её мать, с которой они девять лет жили вдвоём, теперь будто отдалилась, словно дочь стала посторонней.
— Тут нечего обсуждать, — сказала Цзян Инхань. — Я поеду в Австралию, если всё устроит, дом продам. Хотела, чтобы мы с тобой ещё раз встретили Новый год в нём, прежде чем расстаться.
— А ты подумала, что без дома у нас не будет куда вернуться? — голос Цзян Му дрожал.
— Я не бросаю тебя. Учиться ты всё равно будешь в общежитии, а потом решишь, где жить. Я оставлю тебе деньги.
— Я не о деньгах! Я боюсь, что Крис тебя обманет!
— Хватит! — резко оборвала мать. — Не смей так говорить. Он всё понимает, хоть и говорит по-китайски плохо.
Она взяла стакан и посмотрела в окно. За стеклом была вокзальная улица Тунгана: шумная, пыльная, с толпами людей, мопедами, паром от уличных пароварок и мусором от вчерашних петард.
Цзян Инхань, в мягком кашемировом пальто, безучастно следила за этой суетой. Вдруг её взгляд остановился, и она резко встала:
— Это не Цзинь Чао?
Цзян Му обернулась. На другой стороне улицы мужчина, заметив их, уже отвернулся и быстро пошёл прочь. Но она узнала его по чёрной куртке, что утром лежала на ней.
Он ведь уехал… Почему вернулся? Зачем стоял напротив? Кого он смотрел? Не на неё же… Значит, на мать. Хотел увидеть её издалека, тихо, незаметно.
Сердце Цзян Му сжалось. Она вскочила и выбежала на улицу, но Цзинь Чао уже исчез.
Цзян Инхань поспешила за ней:
— Откуда он знает, где мы живём?
— Он привёз меня, — ответила Цзян Му, всё ещё оглядываясь.
Голос матери стал резким:
— Почему ты была с ним? Твой отец обещал, что он не будет возвращаться домой, пока ты там!
Цзян Му повернулась к ней:
— Почему? Почему нельзя?
— Как можно девушке жить под одной крышей с молодым парнем? — строго сказала Цзян Инхань. — Держись от него подальше.
— Мама, ты что говоришь? Это же Цзинь Чао!
— Я тебе уже говорила, — холодно произнесла она. — Он не твой брат. Между вами нет крови. Ты взрослая, должна понимать, о чём я. Он теперь не тот человек, каким был.
Грудь Цзян Му сжала боль, глаза налились слезами:
— Почему ты так о нём говоришь? Он не чужой!
Цзян Инхань усмехнулась, но в её взгляде мелькнула усталость. Потом она произнесла, словно обрубая:
— Он бывший заключённый.
Ветер ударил в лицо, воздух стал ледяным.
— Ты знаешь, что он сидел в тюрьме? — продолжала мать. — Нашей семье не место среди преступников.
Цзян Му едва выдавила:
— Я знаю.
— Знаешь? Тебе отец сказал? И всё равно с ним общаешься? Ты с ума сошла?
Она с трудом сдерживала слёзы:
— Он не преступник.
— А кто же? — вспыхнула Цзян Инхань. — Я давно говорила, этот мальчишка слишком дерзкий, рано или поздно натворит бед. Когда случилось то дело, твой отец ещё осмелился просить у меня денег, чтобы вытащить его. Смех! Я сказала тогда: пусть получит урок, иначе не поймёт страха.
Холодный ветер резал лицо. Цзян Му стояла, не веря своим ушам:
— Что ты сказала?
— Пойдём внутрь, — бросила мать, кутаясь в пальто.
Но Цзян Му преградила ей путь:
— Он приходил ко мне? Ты его отговаривала?
— Я лишь сказала, чтобы держал дистанцию. Ты уже не ребёнок.
— После того, как с ним случилось, отец просил тебя помочь? Почему ты отказала?
— Чем я могла помочь? — раздражённо ответила Цзян Инхань. — Он просил десять тысяч, чтобы замять дело. А у меня самой тогда не было ни копейки. Я одна растила тебя, без алиментов. Почему я должна платить за чужие ошибки?
— Но если бы ты помогла, он бы сдал экзамены, у него была бы жизнь! — воскликнула Цзян Му.
— Почему я должна была? — перебила мать. — Он виноват, пусть отвечает.
— А если бы это была я? — прошептала Цзян Му, побледнев. — Ты бы тоже сдала меня?
— Ты — моя дочь, — резко сказала Цзян Инхань. — А он кто мне? У него до сих пор долги по компенсации. Держись от него подальше.
Она развернулась и ушла в отель.
Цзян Му осталась стоять на ветру. В голове вспыхивали обрывки воспоминаний — слова Цзинь Чао, его взгляд, его молчание. Она вдруг поняла: он никогда не оправдывался, даже когда она упрекала его. Он молчал, потому что не хотел, чтобы она узнала правду и возненавидела мать.
Он всё это время оберегал их связь, даже ценой собственной боли. И теперь, увидев, как он стоял напротив, просто чтобы взглянуть на Цзян Инхань издалека, она наконец поняла.
Когда Цзинь Чао появился в их доме, ему было всего два года. Он уже знал, что Цзян Инхань не его мать, но всё равно тянулся к ней, как к единственной женщине, которая заботилась о нём. Она растила его десять лет, от беспомощного малыша до подростка.
Цзян Му никогда не задумывалась, что он чувствовал к ней. Но теперь ясно: в его сердце жила та же тоска, что и в её, только по матери.
Она подняла голову. Слёзы скользнули по щекам. Небо затянуло тяжёлыми серыми тучами, и казалось, что они давят прямо на грудь.
