Цзян Му наигралась вдоволь: подол брюк и туфли промокли до нитки. Едва она села в машину, как начала дрожать.
— Брат, мне так холодно… почему так холодно?
Цзинь Чао прибавил тепло, повернулся к ней:
— Сними обувь.
Цзян Му послушно стянула промокшие, ледяные туфли и носки. Ноги онемели, и она всё теснее прижималась к нему. Цзинь Чао, глядя сверху на её съёжившуюся фигурку, только вздохнул, наклонился, пристегнул ремень и тихо сказал:
— Сиди спокойно, я поведу.
Во дворе снег лежал уже толстым слоем, и машина не могла проехать. Цзинь Чао оставил её у ворот, обошёл к пассажирской двери, повернулся спиной. Цзян Му, держа в руке туфли, взобралась ему на спину. Он укутал её ноги полой пальто, прижал к груди и понёс вглубь двора.
Когда-то, в детстве, он тоже носил её на спине. Каждый раз, когда они вместе ходили в магазин моделей, а она, устав, засыпала на маленьком диванчике, он брал её на руки и нёс домой. Люди у подъезда смеялись: мол, большой брат таскает на себе маленькую сестру. Но Цзинь Чао никогда не будил её, да и не смог бы, даже если бы захотел.
Теперь он стал взрослым мужчиной, с широкими плечами и спокойной силой, от которой веяло надёжностью. Цзян Му уткнулась лицом в его шею, чувствуя лёгкий запах мяты, смешанный с тёплым дыханием вина. Этот аромат кружил голову.
Её сладкое дыхание скользнуло под ворот его рубашки. Шаги Цзинь Чао не сбились, но шея чуть напряглась.
— Устала? — спросил он.
Цзян Му сонно промычала в ответ. Тогда он, не останавливаясь, донёс её до пятого этажа. Она и не думала, что когда-нибудь он снова понесёт её так, как в детстве. Тёмная лестница, гулкое биение сердца, тишина ночи — всё это будто вернуло их в прошлое, где она могла без оглядки полагаться на него, как прежде.
У двери квартиры Цзинь Цяна он сказал:
— Открывай.
— Я сначала слезу.
Он протянул руку, обвил её за талию и легко поднял вперёд. Цзян Му не поняла, как он это сделал и только ощутила, как тело качнулось, и вот она уже перед ним, но он всё ещё не позволил её ногам коснуться пола.
Стоя босиком на его ботинках, она рылась в сумке в поисках ключей. Цзинь Чао держал ладонь у её талии, оберегая от падения. Его дыхание касалось её макушки, расстояние между ними почти исчезло.
Цзян Му подняла взгляд и встретила его глаза. В них горел тёплый свет, от которого сердце дрогнуло. Она стояла совсем близко, словно растворяясь в его взгляде, и на миг забыла, зачем потянулась за ключами.
Цзинь Чао, заметив, что она застыла, опустил глаза. Её лицо, когда-то круглое и детское, теперь обрело мягкие, женственные линии; глаза блестели, будто в них стояла влага. Он много раз представлял, какой она станет, когда вырастет… милой, немного наивной, но не думал, что та девочка, жившая в его памяти, превратится в такую юную, смущённую красавицу. Это очарование было опасным.
Его ладонь на её талии невольно сжалась. Он наклонился, губы чуть дрогнули, кадык медленно скользнул в свете лампы. У Цзян Му помутилось в голове, дыхание сбилось.
Но Цзинь Чао лишь достал из её кармана ключ, открыл дверь и поставил её на мягкий коврик.
— Вот, надень тапочки.
Цзян Му опустила ноги на пол, но дыхание всё ещё не вернулось. Воздух будто вырвали из груди. Она поспешно ушла в комнату за чистой одеждой. Они оба молчали. Ей было неловко, а он, войдя, тоже не произнёс ни слова, подошёл к аквариуму и постучал по стеклу, проверяя черепах, которых держала Цзинь Син.
Когда Цзян Му, держа одежду, обернулась к ванной, увидела, что он уже взял со стола ключи от машины.
— Брат, ты уходишь?
— А зачем оставаться?
Она моргнула, голос её стал мягким, почти шёпотом:
— Помнишь, раньше мы всегда вместе встречали Новый год? Ты боялся, что я засну, и рассказывал мне истории. Ты давно не рассказывал мне сказок.
Цзинь Чао усмехнулся:
— Ты ведь никогда не дослушивала до конца.
— А сейчас не засну.
Он опустил глаза, помолчал и тихо сказал:
— Ты уже не ребёнок.
Он сам не понял, кого хотел предостеречь, её или себя.
Цзян Му поняла. Да, она выросла, и им больше нельзя бездумно лежать рядом, болтая обо всём. Но ей так хотелось вернуть то беззаботное время. Сколько лет подряд она встречала Новый год одна. В этот раз не хотела снова оставаться в одиночестве.
— Ты ведь всё равно старше, — сказала она, чуть дрогнув голосом. — Рядом с тобой я всегда буду маленькой. Хорошо?
Цзинь Чао взглянул на телефон:
— Один час, не больше.
Она кивнула и поспешила в ванную. Через несколько минут вышла в мягкой пижаме. В старом доме Цзинь Цяна отопление было слабым, и она, дрожа, побежала в комнату, крикнула:
— Брат, подай фен!
Сев на кровать, она улыбнулась. Если бы они не расставались, то жили бы вот так, перекликаясь по мелочам.
Цзинь Чао вошёл с феном и включил розетку у изголовья. Он хотел было передать прибор, но Цзян Му уже придвинулась к краю кровати и склонила голову. Он включил тёплый воздух и стал сушить ей волосы.
Он вспомнил, как она в детстве носила длинные косы. Каждое утро, перед детским садом, сидела на табуретке с закрытыми глазами, дремала, пока он пытался заплести ей волосы. Тогда он удивлялся, как можно спать сидя. Позже Цзинь Чао понял, что она могла заснуть и стоя.
Однажды летом мать, госпожа Цзян, ушла по делам, а Цзян Му, проснувшись, не нашла её и, прижимая плюшевого зайца, забралась к нему под одеяло. Он до сих пор помнил, как она потом, растрёпанная, ела подогретый завтрак, а прядь волос упала прямо в миску. Она не захотела есть, пока он не заплетёт ей косу. Он не умел, возился полчаса, и в итоге на её голове получились смешные хвостики. Соседский мальчишка Ван смеялся, звал её «Уси-Диси» — героем детской передачи. С тех пор долго дразнили. Маленькая Му-Му тогда плакала и заставила его научиться заплетать по‑настоящему.
Теперь волосы у неё короткие, лёгкие, мягкие, и ветер сразу их растрепывает.
Тёплый воздух скользил по прядям, а длинные пальцы Цзинь Чао мягко перебирали их. Цзян Му закрыла глаза.
— Ты ведь говорил, что поедешь встречать Новый год к отцу, — напомнила она.
Сквозь шум фена прозвучал его спокойный голос:
— Вот я и приехал.
Её кольнула жалость. У неё хотя бы была мать, пусть и одна, а он… Он мог побыть с Цзинь Цяном и Чжао Мэйцзюань, но в доме родителей Мэйцзюань, наверное, чувствовал себя чужим. Неужели все эти годы он встречал праздник один?
Она не решилась спросить. Только тихо положила голову ему на грудь. Цзинь Чао замер, нахмурился, потом убавил мощность фена.
— Му-Му, — позвал он.
— М-м?
— Твоя мама… не говорила тебе ничего?
— В каком смысле?
— Раз уж она упомянула мой долг, наверное, просила держаться от меня подальше?
Цзян Му опустила голову и промолчала. Он закончил сушить волосы, выключил фен и собрался выйти. Но она вдруг схватила его за край рубашки.
Он обернулся. Она выглянула из‑под прядей и тихо сказала:
— А если бы отец сказал тебе то же самое? Если бы я попала в беду, и Цзинь Цян велел держаться от меня подальше, ты бы послушался?
И сама ответила:
— Нет. Так почему я должна слушать маму?
Цзинь Чао усмехнулся:
— Понятно. У тебя начался переходный возраст.
Она рассмеялась, глядя ему вслед.
Он поставил фен на место, а она крикнула:
— Брат, я хочу пить!
Через минуту он вернулся с двумя кружками.
— Вот, — сказал он, протягивая одну. — Столько хлопот с тобой. Неудивительно, что не собираешься замуж — сознательная девушка.
Цзян Му улыбнулась:
— А вдруг я стану хорошей женой?
Он придвинул подушку, сел на пол у кровати, прищурился:
— Сомневаюсь.
— Я добрая, мягкая и понимаю с полуслова! — возразила она.
— Ты уверена, что говоришь обо мне знакомом человеке? — лениво поднял бровь Цзинь Чао.
Она схватила подушку, замахнулась, но он перехватил её, смеясь:
— Вот ещё — склонность к насилию. Не губи людей.
— Я никого не гублю, — фыркнула она. — Только тебя.
Он всё ещё улыбался, но взгляд опустил, положил подушку на колени и замолчал. Цзян Му поняла, что сказала лишнее, прикусила губу и притихла.
Они сидели молча: он — у кровати, она — у изголовья. Пар от горячей воды поднимался из его кружки, смешиваясь с воздухом, и в этой тишине всё казалось зыбким.
Цзинь Чао сделал глоток, протянул ей подушку:
— Ты ведь собиралась не спать?
— Нет, всё-таки посплю. Завтра хочу навестить Молнию. Пойдёшь со мной?
— Посмотрим, когда проснёшься.
— Я не проснусь сама, разбуди меня.
Он взглянул на часы. Цзян Му, боясь, что он уйдёт, положила подбородок на подушку:
— Расскажи мне что-нибудь из детства. Я многое уже не помню.
— Что именно?
— Почему наши родители всё-таки решили развестись? Я знаю, они часто ссорились, но ведь должно было случиться что-то особенное, что заставило их решиться, правда?
Цзинь Чао поднял взгляд. На стене колыхалась тень от занавески, и вместе с ней колыхались воспоминания, уводя его в далёкое прошлое.
