В храме Уинь было два места, где всегда толпился народ: у колокола и у башни с табличками‑оберегами. Говорили, что все крупные торговцы в первый день года непременно приходят сюда просить себе башенную табличку, чтобы установить её в башне на удачу и благополучие на весь год. Цена зависела от высоты места: чем выше ставили табличку, тем дороже она стоила, и богатые верили в это безоговорочно.
Поэтому у башни было особенно людно. Ещё недавно они втроём шли рядом, но поток людей разорвал их цепочку. Цзян Му не знала местности, хотела позвонить, но телефон, будто захлебнувшись в толпе, потерял сигнал. Она остановилась, тревожно оглядываясь, и с каждой минутой становилась всё беспокойнее.
Вдруг чья‑то рука легла ей на плечо и резко потянула в сторону. Цзян Му вздрогнула и обернулась. За её спиной уже стоял Цзинь Чао. Она открыла рот, но её слов не было слышно в шуме. Тогда Цзян Му приподнялась на цыпочки и крикнула:
— А где Сань Лай?
Цзинь Чао пожал плечами. Он не знает.
— Что делать? Пойдём искать? — перекричала она гул.
Он указал на сторону, где звонили в колокол, и повёл её туда. Цзян Му боялась снова потеряться, поэтому, не раздумывая, опустила взгляд, нашла его руку и сжала кончики его пальцев. Это, пожалуй, был самый смелый поступок за все её восемнадцать лет, в гуще людского моря самой взять мужчину за руку. С другим она бы не решилась, но это был Цзинь Чао, и в ней проснулась тихая уверенность, хоть и с оттенком смущения.
Цзинь Чао почувствовал её мягкую ладонь, обернулся и взглянул на неё. Цзян Му поспешно отвела глаза, будто рассматривая огни на башне. Тогда он повернулся вперёд и стал прокладывать путь. Она крепко держала его за пальцы, следуя за ним. Его высокий рост позволял видеть дальше других, и никто не смел теснить его. Рядом с ним Цзян Му чувствовала себя в безопасности. Можно было просто идти, не думая о дороге.
У колокола оказалось ещё теснее. Цзян Му едва не оттеснили назад, и она почти выпустила его руку. Тогда Цзинь Чао развернулся и крепко сжал её ладонь, помогая пробиться вперёд. Она прижалась к его спине, боясь, что кто‑то снова встанет между ними.
Он обернулся, притянул её к себе. Его ладонь всё ещё держала её руку, горячая кожа жгла. Цзян Му украдкой подняла глаза, но он уже отпустил её и смотрел, сколько ещё ждать в очереди.
Шум стоял оглушительный, но в сердце Цзян Му всё равно оставалось крошечное, дрожащее пространство, где билось её волнение. Она снова встала на цыпочки:
— Ты раньше звонил в этот колокол?
Цзинь Чао наклонился, чтобы услышать:
— Нет.
— Живёшь в Тунгане столько лет и ни разу не был? — прошептала она ему в ухо.
Он усмехнулся:
— Видишь, что тут творится? Один раз прийти, и будто кожу с себя сдерёшь.
Цзян Му улыбнулась и коснулась щекой его лица:
— Значит, пришёл только из‑за меня?
Огни переливались, смех и гул сливались в единый поток. Они стояли среди множества лиц — крошечные, никому не известные, и никто не знал, что связывает их. Их близость, оправданная шумом, казалась почти естественной. Но сердце Цзян Му всё равно билось слишком быстро, будто в каждом случайном касании пряталось нечто запретное.
Позади кто‑то резко отступил и толкнул её. Цзян Му пошатнулась, и её губы скользнули по щеке Цзинь Чао. Мгновение, и в голову ударил чистый, чуть пряный запах его кожи, сбивающий дыхание. Она застыла, пылая, как испуганный котёнок, и тихо спряталась у него перед грудью. Цзинь Чао поднял руку, прикрыл её спину, словно оберегая от толпы.
Цзян Му медленно подняла голову. Прядь чёлки скользнула по щеке, лицо её казалось крошечным, а разноцветные огни фонарей играли на нём, делая его живым и ярким. Цзинь Чао посмотрел на неё спокойно, без смущения, но в его взгляде было что‑то притягательное и глубокое, как тёмная вода.
Она моргнула, и ей показалось, будто она тонет в этих глазах, теряя дорогу и не желая находить её вновь.
Рука Цзинь Чао чуть сдвинулась по её спине. Цзян Му не поняла, он ли подтолкнул её, или сама шагнула ближе, но вдруг оказалась у него на груди. Он опустил взгляд, задержал его на её губах, и на миг ей показалось, что всё тайное между ними вот‑вот станет явным. Но он лишь тихо сказал:
— Подожди на ступенях. Я узнаю, как платить.
Цзян Му кивнула, послушно отошла. С лестницы она видела, как он подошёл к окошку, расплатился и вернулся. В руках у него была только одна билетная карточка.
— Ты не будешь звонить? — спросила она.
— Нет. Сфотографирую тебя. — Он отошёл к каменному столбу и поднял телефон.
Цзян Му передала билет служителю и подошла к колоколу. Подняв глаза, она увидела, как Цзинь Чао наводит камеру. Она ударила трижды: первый — за здоровье родителей, второй — за то, чтобы путь Цзинь Чао был светел, третий — за то, чтобы они были вместе, утро за утром, вечер за вечером.
Они шли рядом, когда вышли из храма.
— Сань Лай, наверное, уже пошёл к стоянке, — сказал Цзинь Чао.
— Тогда пойдём туда, — кивнула Цзян Му.
Она не поднимала взгляда, смотрела на свои тени под ногами. Они говорили о пустяках, будто ничего не случилось.
Но у стоянки Сань Лая не оказалось. Зато под деревом стояла группа мужчин, которые курили и держали сумки. На шее у некоторых поблёскивали толстые золотые цепи. Вид у них был такой, что сразу ясно: люди непростые.
Цзинь Чао заметил их издалека, нахмурился и хотел свернуть в сторону, но один из тех уже окликнул:
— Эй, брат Юцзю! Что, теперь чужие стали? Даже не подойдёшь к хозяину Ваню с новогодним поклоном?
Цзян Му повернула голову. Она никого из них не знала, но среди мужчин увидела Сяо Циншэ — в высоких сапогах, стоящую прямо в центре.
Цзинь Чао не остановился, но дорогу им перегородили. Он замер, холодно глядя на них:
— Хорошая собака не встаёт поперёк дороги.
— Ты что сказал? — вспыхнул один из молодых. — Да ты отсюда живым не уйдёшь!
Цзинь Чао сунул руки в карманы, не желая тратить слова. Он поднял ногу, пнул камешек, и камешек с силой ударил обидчика в колено. Тот вскрикнул, согнулся, едва не рухнув на землю.
Из‑за его спины вышел ещё один человек — невысокий, плотный, с улыбкой, в которой прятались лезвия. Это был сам хозяин Вань. Рядом с ним стояла Сяо Циншэ. Теперь было ясно, что они отец и дочь.
— Неуч, — притворно укорил Вань своих людей. — Брат Юцзю ведь старший, как можно так разговаривать?
Молодой сжал губы, но промолчал.
Вань подошёл ближе, улыбаясь:
— Давно хотел собрать старых братьев, да всё не складывалось. А тут встреча. Как живёшь?
— По‑старому, — спокойно ответил Цзинь Чао.
Вань сделал шаг, его люди настороженно двинулись следом, но он остановил их жестом. Подойдя вплотную, он похлопал Цзинь Чао по руке:
— Помню, когда ты впервые пришёл ко мне, был худой, как тростинка. А теперь плечи шире, взгляд тверже.
Слова звучали дружелюбно, но под ними чувствовался укол. Мол, вырос, окреп и решил летать сам.
Цзян Му впервые видела этого человека и сразу насторожилась. Его лицо казалось приветливым, но за мягкой улыбкой чувствовалась сталь.
Цзинь Чао не дрогнул:
— Люди меняются. А собираться без повода не к чему.
Вань не обиделся, лишь усмехнулся, и от этой усмешки по спине Цзян Му пробежал холодок.
Тут вперёд вышел мужчина лет тридцати, с сигаретой в зубах. Это был Хэ Чжан. Он занимался делами Ваня вне автосервиса.
— Ладно, — сказал он, — ужин можешь пропустить, но слухи про западный перевал надо прояснить. Говорят, ты туда лезешь?
Цзинь Чао спокойно встретил его взгляд:
— Кто куда лезет, решаешь не ты и не я. Каждый берёт своё по силам.
— По силам? — усмехнулся Хэ Чжан. — Ты уже успел разбить машину Сяо Юна, выбить людей из списка, теперь решил отобрать у нас перевал? Не будь наивным, пока не поздно — отступи.
Цзинь Чао не ответил, только посмотрел на Ваня, усмехнулся и произнёс:
— Уж не слишком ли вы уверены, что я пришёл за вами? С чего бы мне вас трогать?
Все замерли. Его взгляд метнулся в сторону, где в толпе прятался мужчина. Тот невольно дёрнулся. Цзинь Чао чуть презрительно приподнял уголок губ. Цзян Му не видела его лица, но догадалась, это, должно быть, Вань Дайюн, племянник хозяина.
Вань снова натянул добродушную улыбку:
— Мы ведь не враги. Ты теперь тоже хозяин, зачем ссориться? Лучше искать выгоду обоим.
— Каким образом? — спросил Цзинь Чао.
— У меня одна дочь, — сказал Вань, похлопав его по плечу. — Если бы я мог доверить её тебе, разве мы были бы чужими?
Хэ Чжан нахмурился, хотел возразить, но Вань остановил его жестом и продолжил:
— Раз не хочешь к нам на ужин, скажу прямо. Автосервис можешь оставить себе, но в дела союза не лезь. Молодость с амбициями — это хорошо, но у меня такие бывают двух видов: свои и чужие.
— А если я чужой? — тихо спросил Цзинь Чао.
— Тогда я не ручаюсь, — ответил Вань с улыбкой. — А если свой, я к зятю отношусь, как к сыну.
Цзян Му вздрогнула и посмотрела на Вань Цин, стоявшую рядом. Цзинь Чао мельком взглянул на неё, и Вань продолжил:
— Подумай.
Но Цзинь Чао уже протянул руку и крепко взял ладонь Цзян Му. Сделал он это твёрдо, без колебаний.
Она подняла глаза. Его лицо оставалось спокойным, но в этом спокойствии было что‑то незыблемое. Её тревога растаяла, как снег под солнцем.
Все взгляды обратились к ним. Вань Цин побледнела, резко повернулась и ушла к машине. Улыбка Ваня исчезла.
Цзян Му почувствовала, как воздух вокруг натянулся, будто перед бурей. Она невольно придвинулась к Цзинь Чао, оценивая расстояние до выхода, прикидывая, куда бежать, если начнётся драка.
И вдруг громкий голос прорезал напряжение:
— В нашем Законе о браке ясно сказано: запрещены принуждение и купля‑продажа браков! Есть тут закон или нет?!
Все обернулись. На бетонном столбе стоял мужчина в роскошной норковой шубе, с алым шарфом, развевающимся на ветру. Он напоминал школьника с красным галстуком, возмущённого несправедливостью.
