Цзян Му долго собиралась, прежде чем выйти из комнаты. Короткие волосы, ровно подстриженные до ушей, наконец легли послушно, мягкий длинный свитер подчёркивал её хрупкость и спокойствие. Остальные уже сидели за столом, ждали только её. Когда она подошла к своему месту, напротив сидел Цзинь Чао. Цзян Му подняла глаза, встретилась с его взглядом, но тут же, будто спохватившись, отвела глаза, притворившись, что поправляет прядь у виска.
— Цзинь Чао сказал, что ты не любишь пельмени, — сказала Чжао Мэйцзюань. — Вот, я поджарила для тебя пару блюд, ешь, не стесняйся.
Она придвинула тарелки к Цзян Му, а пельмени передала Цзинь Син. Цзян Му опустила взгляд и тихо произнесла:
— Спасибо.
Ответа не последовало, и она вновь подняла глаза. Цзинь Чао, уловив её взгляд, чуть приподнял уголки губ и спокойно ответил:
— Не за что.
Обычный обмен фразами, но в этой подчеркнутой вежливости чувствовалась странная натянутость, будто под поверхностью слов скрывалось нечто не высказанное, неуловимое.
После обеда Цзинь Цян и Чжао Мэйцзюань увели Цзинь Син отдыхать. Когда Цзян Му вышла из комнаты, Цзинь Чао нигде не было видно. Входная дверь оставалась приоткрытой. Она вышла в подъезд и услышала тихий щелчок — «пах» — звук зажигалки. На лестнице, на нижней ступени, сидел Цзинь Чао, в пальцах у него тлела сигарета, а металлический корпус зажигалки он машинально щёлкал туда‑сюда.
Цзян Му подошла и села рядом, на ступень выше. Цзинь Чао чуть подвинулся, освобождая ей место.
— Дым не мешает? — спросил он, перекладывая сигарету из левой руки в правую.
Цзян Му обхватила колени и молча смотрела на огонёк между его пальцами. В подъезде стояла тишина, слышно было только их дыхание. Цзинь Чао повернул голову, и в тот миг Цзян Му вдруг выхватила сигарету у него из рук, поднесла к губам и затянулась. На фильтре ещё оставалось тепло его дыхания, и в это мгновение ей показалось, что она сошла с ума.
Следом её пронзил кашель, глаза заслезились. Цзинь Чао вырвал сигарету, затушил её и, нахмурившись, произнёс:
— Совсем безрассудная стала?
Цзян Му повернулась к нему:
— А не попробуешь — как узнаешь, что дым горчит?
— Больше не смей, — холодно сказал он.
— А что такого? — небрежно ответила она. — Те женщины, что возились с машинами, все курили. Вань Цин тоже курит.
— Ты не такая, как они.
— А чем я не такая? — спросила она, чуть склонив голову.
Он встретил её взгляд, и между ними будто проскочила невидимая, но ощутимая искра. Солнечные лучи, пробиваясь из конца лестничного пролёта, ложились на пол тонкими золотыми нитями. Цзинь Чао тихо усмехнулся и отвёл глаза.
— А с Цзинь Син я чем не похожа? — не унималась Цзян Му.
Он задумался. До рождения Цзинь Син ему казалось, что все девочки похожи на Му‑Му — капризные, шумные, нелепо‑забавные, но до невозможности милые. Когда она хмурилась, мир будто таял. Но потом, когда у Цзинь Цяна родилась дочь, он понял, что таких, как Му‑Му, не бывает в двух экземплярах. Цзинь Син слушалась, но не липла к нему, как когда‑то Му‑Му. Между ними лежала пропасть лет, и в его детстве, куда уже не вернуться, навсегда осталась только одна неповторимая и незаменимая девочка.
— Ты была упрямой, плаксивой и трудной, — наконец сказал он. — Цзинь Син слушает, а ты в детстве, как заупрямишься, никакие доводы не действуют.
Цзян Му надула щёки:
— Вот и потеряешь такую сестрёнку, как я.
Он усмехнулся:
— Главное отличие в том, что Цзинь Син меня побаивается, а с тобой иначе. Тебя только уговаривать можно.
Хотя в его словах не было ни одного комплимента, Цзян Му всё равно улыбнулась.
— Кстати, — спросила она, — как там отец Железного Скряги?
Лицо Цзинь Чао потемнело.
— Плохо.
Отец Железного Скряги поручился за старого знакомого: двадцать лет дружбы между ними, вместе работали, жили по соседству, семьи водили дружбу. Кто бы мог подумать, что тот человек сбежит, оставив долги. Кредиторы пришли к поручителю, требуя продать дом. Семья и без того жила скромно, а без жилья им бы и вовсе некуда было податься. На праздники отец поехал в родное село просить помощи у родни, но те только ругали его за глупость. Загнанный в угол, боясь втянуть жену и сына, он, напившись, бросился с крыши. Хотел он умереть, а не умер, но тяжело покалечился.
Кредиторы, испугавшись, что должник умрёт и долги пропадут, явились в больницу с людьми и устроили скандал. Цзинь Чао и Сань Лай двое суток дежурили там, не давая им приблизиться. В итоге они договорились выплатить пятьдесят тысяч, остальное после выписки. Жизнь удалось вырвать у смерти, но лечение стоило дорого. Эти первые деньги Цзинь Чао и Сань Лай внесли из своих.
Цзян Му тяжело вздохнула. В сравнении с этим её собственные беды — проданный дом, переезды — казались пустяком.
В последующие дни Цзинь Чао забрал Молнию из клиники и сам ухаживал за ним. Раньше он лишь подсыпал корм и следил, чтобы у пса был угол, но теперь всё делал сам: кормил, расчёсывал, давал лекарства. После пережитого Молния изменился: нога заживала, но он стал пугливым, чужих сторонился. Только к Цзинь Чао и Цзян Му он подходил без опаски; Сань Лай и Сяо Ян могли позвать, и он лишь вяло вилял хвостом. Теперь он почти не выходил из мастерской, всё время держался рядом с хозяином, и если Цзинь Чао не выводил его на улицу, мог терпеть целый день.
Цзян Му грустила, глядя на него. Телесные раны заживают, а душевные — нет. Они могли лишь заботиться о нём, надеясь, что время сгладит страх и недоверие.
Перед отъездом в Австралию Цзян Инхань позвонила дочери. Дом в Сучжоу продан, пусть спокойно готовится к экзаменам, скоро они увидятся.
Началась новая учебная четверть, нагрузка возросла. Автосервис «Фэйчи» должен был открыться только после Малого Нового года (праздник за несколько дней до Нового года по лунному календарю), и Цзинь Чао, пользуясь передышкой, помогал Цзян Му подтянуть слабые места. Она уверяла, что уже вошла в тридцатку лучших по школе — рекордный результат, — но он лишь улыбался и продолжал составлять для неё конспекты и схемы, не снижая требований. Цзян Му подозревала, что он видит в ней будущую отличницу, хотя сама учёбу не слишком любила. Но ей нравилось быть рядом с ним, даже если он читал, а она решала задачи, ей не было скучно.
После истории у храма Уинь между ними вроде бы ничего не изменилось, но всё же что‑то стало иным.
Иногда, решая примеры, Цзян Му поднимала голову и невольно смотрела на Цзинь Чао. Он стучал пальцем по столу:
— Сосредоточься.
А иной раз он сам задерживал взгляд на ней, и тогда она, заметив это, махала рукой перед его лицом:
— Правда ведь я красивая?
Он только усмехался и уходил, никогда не признаваясь.
Цзинь Чао по‑прежнему часто уезжал, в основном по ночам. Если он отсутствовал дольше двух дней, Цзян Му начинала тревожиться и каждый раз напоминала:
— Будь осторожен. Обязательно.
И ждала звонка, пока он не вернётся.
После Малого Нового года вернулся похудевший, осунувшийся Железный Скряга. Цзян Му решила хоть чем‑то помочь: приготовить ужин для всех. Сань Лай, услышав это, скептически хмыкнул и заказал «рыбу‑белку»1.
Они с Цзинь Чао отправились на рынок. У прилавка с рыбой толпилось народу. Цзян Му растерялась и спросила:
— Ты хоть знаешь, как выглядит судак?
Цзинь Чао, улыбнувшись, выбрал упитанную рыбу и подал продавцу. Цзян Му, довольная, сказала:
— Пожалуйста, почистите.
Продавец взглянул на Цзинь Чао, будто узнавая, но тот спокойно ответил:
— Не надо, я сам.
Когда они отошли, Цзян Му удивилась:
— А если не почистят, как же я её разделаю? Я ведь даже брюхо рыбе не потрошу, да и убить не смогу.
— Не видишь, сколько людей ждут? — бросил он.
Она оглянулась — действительно, очередь.
— А ты умеешь убивать рыбу?
— Я и людей умею, — усмехнулся он.
Она засмеялась и пошла следом. У прилавка с зеленью выбрала одну луковицу и протянула продавщице. Та не взяла, только смотрела.
— Взвесить не хотите? — растерялась Цзян Му.
Так они и стояли, пока другая покупательница не бросила на весы целую связку. Тогда продавщица нехотя махнула рукой:
— Забирай, не порть мне весы.
Цзян Му, польщённая, повернулась к Цзинь Чао:
— Видишь? Подарила! Даже денег не взяла!
Он лишь улыбнулся, не объясняя, что в здешних краях так поступают только с теми, кого считают задирами, и если бы не его присутствие, торговка давно бы высказалась.
Потом они подошли к мясному ряду. Пока Цзинь Чао выбирал рёбра, Цзян Му стояла рядом, покачивая в руке свою «подарочную» луковицу. Вдруг она заметила мужчину у соседнего прилавка — высокий, в куртке с воротником‑стойкой, с орлиным носом. Лицо показалось знакомым.
— Слушай, — шепнула она, — этот человек не приезжал к нам в «Фэйчи»?
Цзинь Чао взглянул мельком. Мужчина как раз повернулся, забирая мясо.
— Не знаю, — спокойно ответил он.
— Да точно! — настаивала она. — Он тогда заезжал подкачать колёса, а ты денег не взял.
— За год через нас сотни машин проходят, — сказал Цзинь Чао, расплачиваясь. — Местным я часто делаю бесплатно, чтобы возвращались. Неужели я должен помнить каждого?
Цзян Му замолчала.
— Всё купили? — спросил он.
— Да.
— Тогда иди выбери фрукты, я подожду у выхода.
Она выбрала несколько апельсинов, посмотрела на клубнику — красивая, но дорогая, и уже собралась отказаться, когда заметила, что Цзинь Чао, закончив разговор по телефону, подошёл и молча положил коробку клубники на прилавок.
На улице она сказала:
— Через месяц клубника подешевеет.
— А если через месяц ты уже не захочешь? — ответил он.
— Но я ведь не говорила, что хочу.
— А я хочу.
Дома Цзян Му с серьёзным видом открыла на телефоне рецепт «рыбы-белки» и стала изучать. Цзинь Чао вымыл клубнику и поставил рядом. Она записывала шаги и между делом тянулась за ягодами. Они оказались такими сладкими, что, не заметив, она съела почти всё.
— Ты же хотел клубнику, — спохватилась она и принесла остатки. — А то я всё съем.
— Пусть стоит, — улыбнулся он.
Когда она вернулась к готовке, оказалось, что Цзинь Чао уже всё сделал — рыбу почистил, нарезал, даже масло в сковороде разогрел. Цзян Му, глядя на кипящее масло, испугалась:
— Может, выключим огонь, я опущу рыбу, а потом включим?
Он сунул ей в рот ягоду и сам бросил рыбу в масло. Масло зашипело, и она, вскрикнув, спряталась за его спину.
В итоге она всё же участвовала — открывала соус, поливала рыбу, украшала блюдо. За это время он успел скормить ей последние ягоды.
— Ты хоть ел клубнику? — спросила она, когда всё было готово.
— Ел.
— Ел? Или через меня ел?
— Спасибо за угощение.
— …
Когда подали блюдо, Сань Лай, Сяо Ян и Железный Скряга наперебой хвалили её, называя «маленьким кулинарным гением». Цзян Му покраснела и взглянула на Цзинь Чао — чувство было такое, будто она сдала экзамен, а рядом сидят и преподаватель, и тот, кто за неё писал.
Цзинь Чао лишь опустил голову, сдерживая улыбку, и не выдал её, как и подобает настоящему мастеру своего дела.
- Рыба-белка (松鼠桂鱼, sōngshǔ guìyú) — классическое блюдо из судака кухни Цзянсу, особенно Сучжоу. Фирменный признак — хрустящая текстура снаружи, мягкое мясо внутри и яркий кисло-сладкий соус с легким ароматом уксуса и помидора. Оформленное так, что рыба напоминает белку. ↩︎
