После зимних каникул жизнь Цзян Му снова вернулась к прежнему ритму, такому же, как в первые дни её приезда в Тунган. По пятницам, когда занятия заканчивались пораньше, или по выходным она неизменно пряталась в автосервисе «Фэйчи», решала задачи, зубрила формулы. После Нового года работы у Цзинь Чао прибавилось: задний двор он превратил в склад — тесный, замкнутый, до потолка заставленный коробками. По вечерам туда часто приходили какие‑то люди, все незнакомые, и почти всегда — после наступления темноты.
Эта таинственность поначалу заставила Цзян Му подумать, будто Цзинь Чао занялся чем‑то незаконным, может, даже торговлей наркотиками. Но, заглянув в ящики, она увидела лишь автомобильные детали. Возможно, он просто нашёл новый способ заработать. Во всяком случае, теперь он покупал клубнику целыми ящиками, а однажды Цзян Му видела, как он протянул банковскую карту Железному Скряге.
Склад опустошался быстро. Стоило ей не заглядывать туда пару дней, коробки исчезали. Цзинь Чао относился к этому месту с особой осторожностью. Днём, когда автосервис был открыт для клиентов, двери туда запирались, чтобы никто случайно не забрёл. Только когда передние ворота опускались, можно было открыть задний ход. Цзян Му уже считалась своей, и он не скрывал от неё, что занимается посредничеством в продаже запчастей.
В марте Цзинь Чао всё ещё можно было застать на месте. Вечерами, после тяжёлого дня, он возвращался в комнату отдыха и, по просьбе Цзян Му, объяснял ей сложные разделы физики. Раньше она считала этот предмет скучным и сухим, полным непонятных формул и абстрактных теорий. Но Цзинь Чао открыл перед ней дверь в иной мир. Порой ей казалось, что она изучает не физику, а математику, а иной раз, будто философию, да такую тонкую и неуловимую, что мысли уносились куда‑то вдаль.
Однажды закон Био–Савара довёл её почти до слёз: во сне ей мерещились тройные и поверхностные интегралы. И это ведь была лишь часть электромагнетизма, не говоря уже о квантовой механике. Стоило Цзинь Чао чуть‑чуть выйти за рамки школьной программы, и Цзян Му уже хваталась за голову, уверяя, что у него мозг устроен иначе.
Чем глубже она погружалась в предмет, тем больше вопросов возникало. Иногда она засыпала его десятком «почему», и он только смеялся, говоря, что это прекрасно: ведь тот, кто вопрошает, уже заинтересован. «Постичь красоту мироздания, разгадать законы вещей — вот начало пути», — сказал он ей однажды.
Постепенно Цзян Му заметила, что школьные задачи теперь даются ей легко, словно сама физика стала послушной.
В то же время она видела, как устал Цзинь Чао. Вечером, выжав для неё стакан апельсинового сока, он себе заваривал крепкий кофе. Раньше он его не пил. Комнату наполнял густой аромат, смешиваясь с его низким, чуть хрипловатым голосом. Цзян Му всё чаще ловила себя на том, что этот запах ей нравится.
Не раз она просила попробовать, но Цзинь Чао смеялся:
— Тебе ещё рано пить такой крепкий кофе.
Она, конечно, не соглашалась, и однажды, когда он вышел, украдкой сделала глоток. Горечь обожгла язык, и она поспешно запила соком. Когда Цзинь Чао вернулся и поднял чашку, рука его на миг замерла. Он прищурился и лениво спросил:
— Вкусно?
Цзян Му, чувствуя, как горит лицо, пробормотала:
— Пожалуй, я и правда ещё мала…
В апреле Цзинь Чао почти исчез. По словам Железного Скряги, он «ездит по делам». Цзян Му, не зная, что это значит, представляла себе что‑то вроде работы торгового агента — ходить по клиентам, уговаривать, продавать. Но, очевидно, её представления были далеки от истины.
Вечерами, после поздних занятий, она звонила ему. Он часто сбрасывал вызов, а потом писал сообщение или перезванивал через десять минут. На вопрос, где он, отвечал коротко: «Занят. Возвращайся домой, напиши, когда дойдёшь».
Так прошёл весь апрель. Днём она училась, иногда до десяти вечера, а по воскресеньям, когда у неё появлялось немного свободного времени, Цзинь Чао всё равно не было в мастерской.
Однажды, уже за полночь, она никак не могла уснуть и отправила ему грустный смайлик. Не ожидая ответа, положила телефон, но экран тут же вспыхнул: «Почему не спишь?»
Цзян Му долго смотрела на сообщение, не зная, что написать. Последние дни, сидя на вечерних уроках, она всё время вспоминала запах кофе, и сердце её тревожно билось. Наконец она написала: «Просто захотелось снова почувствовать аромат кофе».
Ответ пришёл короткий: «Ложись спать».
Она не знала, где он сейчас. Его жизнь, начавшаяся во взрослом мире слишком рано, была для неё загадкой. Она видела лишь малую часть — автосервис, детали, чертежи, английские каталоги. Кто были те люди, что приходили к нему? С кем он встречался по ночам?
Иногда к мастерской подъезжали дорогие машины, и мужчины в дорогих костюмах увозили его с собой. Однажды среди них был даже иностранец. Цзинь Чао уезжал на всю ночь и не возвращался до утра.
В её глазах его жизнь делилась надвое. Для неё он был просто мастером, занятым рутиной, но за этой завесой скрывался другой мир, о котором она ничего не знала.
А её собственная жизнь оставалась простой: дом, школа, книги. Всё остальное — словно за стеклом.
Смотря на бледный потолок, она чувствовала, как время ускоряет бег. До экзаменов оставалось два месяца. Потом — неизвестность: другой город, может, даже другая страна. И тогда они с Цзинь Чао неизбежно разойдутся.
Четыре года университета — целая вечность. Будет ли она прежней? Будет ли он тем же? Мысли эти тревожили её всё сильнее.
На следующее утро, выйдя из дома, она увидела Цзинь Чао. Он стоял, прислонившись к чёрному внедорожнику. Солнце только поднималось, и мягкий свет окутывал его фигуру лёгкой дымкой. В рабочей куртке и джинсах он казался особенно высоким и собранным. В тот миг Цзян Му вдруг поняла, откуда взялась вчерашняя тревога.
Она, возможно, влюбилась. В того, кого всегда называла братом. Чувство это было запретным, но неодолимым.
Лицо её оставалось спокойным, но внутри всё перевернулось. Она не знала, что делать, не знала, как он отреагирует, если узнает.
Цзинь Чао, заметив её, наклонился, достал из машины стакан и протянул:
— Кофе нет, зато есть соевое молоко.
Она подошла, взяла тёплый стакан. Он подвёз её до школы, спросил, как идёт подготовка.
— Нормально, — ответила она рассеянно, глядя в окно.
Она понимала: без него ей было бы трудно. Когда она приехала в Тунган, всё казалось чужим: и дом отца, и ссоры с матерью. Если бы не Цзинь Чао, эти месяцы стали бы невыносимыми.
Но теперь она не могла понять, что именно связывает их: старые чувства, родственная забота или нечто иное, о чём страшно подумать. И всё же она знала, стоит ей признаться, и он не примет её.
С тех пор как закончились праздники, Цзинь Чао больше не позволял ей ночевать у себя. Как бы поздно она ни задержалась, он отвозил её к Цзинь Цяну. Заботился, помогал, но между ними пролегла невидимая черта. Каждый раз, когда она пыталась приблизиться, он мягко, но твёрдо возвращал её на место.
У школы он остановил машину. Цзян Му несколько раз собиралась что‑то сказать, но так и не решилась.
— Всё ещё так занят? — наконец спросила она.
Он кивнул.
— Зачем так надрываться? — пробормотала она. — Спешишь заработать на свадьбу?
Цзинь Чао усмехнулся, скользнув по ней взглядом:
— Так познакомь меня с кем‑нибудь.
— Ладно, у нас в школе красавиц полно, — резко ответила она.
Он приподнял уголок губ:
— Слишком молоды. Не поднимется рука.
Цзян Му молча открыла дверь и вышла. Цзинь Чао опустил стекло, положил подбородок на руку и сказал:
— Когда ты вчера писала мне, я был в Уши.
Она остановилась, обернулась. В его глазах, тёмных и глубоких, мелькнула усталость, но голос звучал легко:
— Всю ночь ехал, чтобы успеть отвезти тебя в школу, а ты встречаешь меня с таким сердитым видом?
— Я не злюсь, — тихо возразила она.
Он повернул зеркало, направив его на неё:
— Посмотри сама.
Она сжала губы, не желая признавать. Он слегка щёлкнул её по голове:
— Иди, опоздаешь.
Цзян Му ещё мгновение смотрела на него, боясь, что потом долго не увидит.
— Я подожду, пока ты войдёшь, — сказал он, откинувшись на спинку сиденья.
Прозвенел звонок. Она побежала, но, поднявшись на третий этаж, всё же оглянулась. Машина стояла на прежнем месте. Она подняла руку и помахала.
Телефон завибрировал:
Учись спокойно. Не накручивай себя.
В конце апреля, после вечерних занятий, Янь Сяои уговорила Цзян Му сходить на северную улицу Дунцяо. Там открылась новая лавка с жареными шашлычками, и, по слухам, туда выстраивались очереди. Цзян Му была голодна и согласилась.
Улица оказалась шумной и яркой: ночной рынок, закусочные, салоны, игровые комнаты — всё сияло огнями. Когда девушки добрались до нужного места, очередь уже тянулась вдоль тротуара. Они терпеливо дождались, взяли целую охапку горячих шпажек и, смеясь, пошли к остановке.
Янь Сяои болтала о новом историческом сериале, жаловалась, что некогда смотреть, а после экзаменов наверстает. Цзян Му спросила, кто там играет, и в этот момент её взгляд случайно скользнул через дорогу.
У входа в роскошный ночной клуб, залитый светом, из дверей вышла группа мужчин. Среди них она сразу узнала Цзинь Чао: высокий, в чёрной рубашке с расстёгнутым воротом, он держал за талию женщину в вызывающем платье и смеялся, легко, уверенно, как человек, привыкший к этому миру.
Цзян Му застыла. Между ними была лишь улица, но казалось — целая пропасть. Там, за огнями, начиналась жизнь, о которой она ничего не знала: мир взрослых, где всё решают деньги, вино и плотские игры.
— На что ты смотришь? — спросила Янь Сяои.
Может, её взгляд был слишком пристальным, потому что Цзинь Чао вдруг повернулся. Их глаза встретились. Она стояла в школьной форме, с рюкзаком за спиной, и вспомнила его слова: «Слишком молоды». Глаза защипало.
Он, кажется, удивился, но лишь на миг. Потом отвернулся. Кто‑то из мужчин сказал:
— У Инь Да в «Фэнъюань» снят номер, поехали?
Цзинь Чао усмехнулся, прижимая к себе женщину:
— Надо было раньше сказать, я бы не пил столько, испорчу форму.
— Не утруждайся, — кокетливо ответила та.
Мужчины расхохотались.
— Красавцам всё достаётся даром! — крикнул кто‑то.
Цзинь Чао улыбался, и эта улыбка была чужой.
Цзян Му резко отвернулась. Голос дрожал, когда она сказала:
— Я не поеду с тобой на автобусе.
И, не дожидаясь ответа, она пошла прочь всё быстрее и быстрее.
Ночь сомкнулась вокруг неё, вывески гасли одна за другой, и казалось, что земля уходит из‑под ног.
Она шла, не разбирая дороги, и не видела света.
